Работа — ключ к свободе
В этих цехах на стенах висят плакаты с еще советскими лозунгами, вроде такого: «Совесть рабочего — лучший контролер качества!»
И, несмотря на то, что относительно чистоты совести местных работников у российского правосудия есть свое мнение, здесь им доверяют. Если взялись за работу, то делать ее будут, действительно, на совесть. Потому что на кону — не зарплата или карьерный рост, а… свобода.
— Если заключенный хорошо зарекомендовал себя на работе, у него появляется реальный шанс условно-досрочно освободиться, — говорит заместитель начальника исправительной колонии N 1 Евгений Лепунов.
Между собой «зэка» называют эту возможность «стопроцентный срыв» и вкалывают в производственных цехах колонии, как если бы деревообработка или сварка металлических деталей были делом всей их жизни. Хотя некоторые на воле даже рубанка в руках не держали, не говоря уже о знакомстве со сварочным аппаратом и, тем более, со станком.
— Многие здесь всему учатся, — рассказывает Евгений Лепунов. -У нас есть профессиональное училище, окончив которое заключенный получает специальность и аттестат. Кроме этого, практикуем бригадный метод обучения — более опытные работники занимаются с начинающими, без отрыва от производства.
Бригадир Владимир (правильно его должность называется распределитель работ в металлообрабатывающем цехе, «зэка» же зовут его Антоном — прозвище такое) воспитал не одного ученика. Опыт работы у него достаточный, сидит 16-й год. Практически все это время работает. До звонка осталось еще 3 года.
— А УДО? — спрашиваю я. — Или как ценного работника — не отпускают?
— Вот сейчас как раз подал документы на условно-досрочное, — говорит он. — Надеюсь, что «выстрелит».
Если суд даст добро, Владимира задерживать здесь, конечно, не будут. Хоть и к работе приноровился, и к бригаде привык (под его руководством 28 человек), но по собственной воле оставаться в цеху за колючей проволокой, наверное, вряд ли кто захочет.
— Ну, почему, — присоединяется к разговору и.о. начальника центра трудовой адаптации заключенных ИК-1 Юрий Чернышов. — Бывают случаи, когда заключенный, отбыв срок, остается на прежнем месте работы, уже по договору.
Такие вольнонаемные (за тюремным забором этот эпитет получает особую смысловую наполненность) рабочие есть в местной СТО. Большинство машин, которые здесь на ремонте, — тоже вольные.
— Мы даем рекламу, и люди пригоняют к нам автомобили, — говорит Юрий Чернышов. — Сначала клиент должен написать заявление, потом передать машину нам. Если захочет, может прийти в СТО и лично посмотреть, как идет работа. Но тоже, конечно, только с разрешения начальника колонии.
Однако горожан такие трудности «пересечения границ» не пугают. Все дело — в цене. Ремонт силами заключенных обойдется дешевле, чем в любом другом автосервисе.
— Вот, например, машина, — показывает Юрий Николаевич на разбитую вдребезги, как мне показалось, «тойоту». — Женщина ехала по трассе и столкнулась с. лошадью. Животное — насмерть, машина — вы сами видите в каком состоянии. В городе ее брались отремонтировать за 300 тысяч рублей. Мы восстановим за 150.
Экономия, понятное дело, на зарплате заключенных. Хотя и довольно скромная оплата труда (по словам Евгения Лепунова, не ниже средней) — здесь на пользу дела.
— Трудоустраивать мы стараемся в первую очередь тех, у кого есть иски, — продолжает замначальника ИК. — Выплачивать же их с чего-то надо.
Да и стаж в трудовой книжке капает. Бригадиру деревообрабатывающего цеха — пожилому сидельцу, которому осталось отбывать свое наказание еще 4 года, — это лишним совсем не будет.
Говорит, что до того, как оказался в колонии, держал свое небольшое деревообрабатывающее производство. Как только выйдет, хочет начать все сначала. Вполне возможно, что тюремный стаж пригодится… Заработает денег, перво-наперво купит за городом землю и поставит там свой дом.
— Родственники уже, наверное, заказы на будущее делают? — спрашиваю я. — Кому стулья смастерить, кому тумбочку.
— Не осталось родственников-то — срок большой, — отвечает. Только мечта одна и осталась — о собственном доме.
… На стене в «деревянном» цеху висят фотографии готовой продукции: резные нарды, те же самые тумбочки и стулья, столы. Есть здесь даже… телега.
— Это кафе заказывало — для дизайна, — говорит Евгений Лепунов.
— Сделали и себе такую, даже пробовали в нее нашего Орлика запрячь.
Конь Орлик живет в деревне Елань — на ферме, которая тоже относится к колонии. Там работают так называемые «бесконвойники» — заключенные, которые могут более или менее свободно передвигаться от места до места.
— Работаем, в основном, на себя и другие исправительные учреждения, — говорит Юрий Чернышов. -Но беремся и за любой заказ, который к нам поступает. Зимой, правда, заказов бывает мало.
Но работа все равно не останавливается. В металлообрабатывающем цехе делают колодцы-КТ для нефтепроводов, из деревообрабатывающего сейчас отгружают поддоны, в швейном цеху строчат робу — для себя и своих товарищей по неволе — и спецодежду, в СТО реставрируют «москвич» 1940-х годов…
И так — до самого отпуска. То есть, до освобождения. Наша пенитенциарная система делает ставку на то, что заключенный, приученный в лагере к труду, из того отпуска вернуться обратно уже не должен.
Однако работники первой колонии видели всякое — к ним заключенные попадают не по одному разу. И многие опять рьяно берутся за работу в надежде на УДО. Ну, что же. В конце концов, как сказал Николай Лесков, труд — дело святое, всякому подобает. Плакат с этими словами висит при входе в промзону первой исправительной колонии.
***
фото: В сварочном цехе.