Ради нескольких строчек
(Страницы из субъективной книги о тюменской печати)
Начало в N 225. …
Страница 5.
ЦЕНА ЖУРНАЛИСТСКОГО БЛОКНОТА — ЖИЗНЬ
В одной из первых глав этой книги автор позволил себе усомниться в том, что «Тюменская правда» — прямой наследник «Известий Тюменского губернского и уездного исполнительных комитетов Советов крестьянских, рабочих и красноармейских депутатов». Есть основания для сомнений. Поскольку после восстановления советской власти в августе 1919 года территория «потеряла самостоятельность» и была включена в качестве округа в Уральскую область. Вместо «Известий» пошел в печать «Трудовой набат», который сменила газета «Красное знамя» (это имя сохраняется за газетой Тюменского района, тоже не непосредственно, а после нескольких перекраиваний местности).
Следующий эпизод посвящен году 1930-му, когда тюменское «Красное знамя» вместе со всей страной переживало эпоху «великого перелома». Кто, что и кому переламывал — это не входит в тему нашего исследования. Мы коснемся лишь одной судьбы -судьбы одного журналиста. Это Антип Кунгурцев, заведующий культурно-бытовым сектором окружной газеты «Красное знамя».
Антип Герасимович Кунгурцев происходил из крестьян деревни Буньковой Суерской волости, ныне — Упоровский район. «Грамотный, — писал он в анкете. — Окончил одну зиму сельской школы». В июле 1919 года фанатичный и властный отец заставил семнадцатилетнего Антипа вместе с ним пойти в армию Колчака. В сентябре Антип один вернулся домой — сбежал от отца, а заодно и от Колчака. В 1922 году вступил в комсомол, вскоре избран секретарем волостного, а затем и районного комитета. С 1925 — кандидат, с 1928-го — член ВКП(б).
В подшивке газеты «Красное знамя» за 1929 год мы найдем десятки публикаций за подписью — А. Кунгурцев. Конечно, редакционная текучка, какая была и есть во все времена: корреспонденции, заметки — о сельсоветах и библиотеках, о строительстве «хороших, светлых квартир для рабочих», о тиражах государственных займов, театральные рецензии. В номере за 7 декабря 1929 года очерк «Пламя разгорается», который заставляет вспомнить лучшие образцы публицистики того времени, увлеченной социалистическим строительством — книги Ларисы Рейснер, Валентина Катаева, Ильи Эренбурга. Есть и стихи, подписанные уже не Антипом, а Антоном Кунгурцевым.
… Кидает навстречу
слепой горизонт
Поля, полустанки.
И мчится отчаянней
Наш поезд от снежных,
от северных зон
В прекрасную зону
строительных чаяний…
Его имя забыто в литературе. А был Кунгурцев членом правления Уральской Ассоциации пролетарских писателей (филиал ВАПП), секретарем Тюменской ассоциации, дружил с журналистами и писателями Москвы, Свердловска, Челябинска.
Однако крестьянский сын, человек хотя и поэтический, но насквозь деревенский, не мог не замечать того, что принес в зауральскую деревню «великий перелом». Конечно, не на газетной странице. А в журналистском блокноте, точнее, в толстой общей тетради, на гладких листах «лощеной» желтоватой бумаги. Тетрадь сохранилась. Сохранились и записи, сделанные Антипом-Антоном в июле 1928 года, в ходе поездки в родную деревню.
«… Деревня взволнована заготовками. Много недовольных и обиженных. Ходят хмурые и злые. Все спрашивают, скоро ли это кончится?
Вчера приходил один крестьянин, заметно было, что хотел услышать от меня что-нибудь особенное. Я ничего не сказал, только внимательно слушал его.
— Неправду пишете в газетах, что мужик сдает добровольно, а сами последние пуды отбираете. В лозунгах у вас написано: серп да молот, а по деревням — смерть да голод… А по-моему, не так бы надо. Дали бы свободу мужику -лучше бы стало. Мужик больше того не съест, сколько ему надо. Выходит, сам бы хлеб продавать повез… Раньше мы возили великим постом да еще в Тюмень, за сто верст. А кто гнал?..
В словах мужиков я чувствую много истины. Пусть я ошибаюсь, но это так…»
Еще запись:
«В деревню въезжает обоз с хлебом. Один из мужиков по-злому замечает:
— Променяли Колчака на губчека, а хлеб в придачу подарили. Сами зубы на полку.»
«Я слушаю его, — пишет в своей тетради журналист Антип Кунгурцев, — и вспоминаю свои детские годы, вспоминаю его — Зинина Ерофея, когда он был бедным мужичонкой, когда его бандиты арестовали как большевика, и становится непонятным: кто и зачем творит с ним такие штуки.»
… 30 января 1930 года Антип Кунгурцев был арестован «за принадлежность к контрреволюционной организации», его журналистский блокнот попал на стол к Куликову, уполномоченному контрразведывательного отдела ОГПУ по Уралу. На допросе Антип показал:
«Путевые записки принадлежат мне. Писал я, и объясняю это так, что долго не был в деревне, а когда прибыл туда, тут меня сразу и захлестнуло. Самая главная причина — это сочувствие отдельным крестьянам из деревни Буньковой, среди которых я вырос.»
Это сочувствие, эти несколько страничек, вырванных оперуполномоченным Куликовым из журналистского блокнота, дорого обошлись Антипу Кунгурцеву, причисленному к никогда не существовавшей «контрреволюционной организации» под идиотским названием «Экстальная комиссия заграничного руководства со стальным сердцем». Эта «комиссия» родилась в воспаленном мозгу деревенского дурачка Варлама Угренинова — по уличному Рамко, о котором деревенские открыто говорили — «маленько дураковатый».
Но шел 1930 год, год массового раскулачивания сибирских крестьян, год смертельных февральских обозов, которые растянулись на всем пути от Тюмени к Тобольску, оставляя в сугробах на обочинах тела замерзших детей, женщин, стариков.
В числе одиннадцати крестьян Суерской волости, журналист и поэт был расстрелян 30 июля 1930 года.
Через 27 лет, в апреле 1957 года, старший следователь УКГБ по Тюменской области капитан Шашорин нашел, что «… обвинение Кунгурцеву А.Г., Угренинову В.М., Чиганову П.К. и другим подлежит прекращению за отсутствием состава преступления».
… Страница 12.
МОЛОКО ОТТЕПЕЛИ, ИЛИ НАШЕ ВРЕМЯ — «ТЮМЕНСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ»
К первой попытке издавать на территории молодежную газету следует, вероятно, отнести роковой 1934 год. Роковой во всех отношениях. Прежде всего, для страны, где он начался «съездом победителей» в январе (на этом съезде Сергей Киров сказал: «Чертовски жить хочется»), а закончился убийством самого Кирова, что, фактически, открыло дорогу большому террору. Хотя казалось, куда уж больше после массового раскулачивания? Но «нет таких высот, которых не могли бы взять большевики». И взяли.
Весь этот 1934 год в только что образованной Обско-Иртышской области и издавалась первая молодежка. Потом область раскроили, что-то отрезали Челябинску, а основной кусище — Омску. В августе 1944 года — новый крой. Скроили-сшили Тюменскую область, запустили газету «Тюменская правда», и только через девять лет, 15 февраля 1953 года, вышел первый номер «Тюменского комсомольца».
Не простое, надо сказать, время. Через две недели умер Сталин, начался новый отсчет. Можно сказать, что новую газету вскормили молоком оттепели, что не могло не сказаться на ее характере и, естественно, на всей ее дальнейшей судьбе.
Газета была маленькая (четыре полоски формата А-3), но дерзкая. Свято верила в партийные лозунги, воспринимая их как руководство к действию. За это ее и пороли регулярно на самом верху. Случалось, что с треском снимали редактора.
В первую перестройку — 1956 год — эта «обнаглевшая газетенка», иначе не скажешь, решила «разобраться» с закрытым распределителем, который размещался, говорят, в районе «реконструктора». Был такой дом на углу Республики и Семакова. Ну и напечатали. Рикошет был приличный — Мишу Салтанова, редактора, сняли и отправили руководить. районной газетой «Красное знамя». Такова легенда. Впрочем, почему легенда? Осенью 1975 года, когда мне довелось недолго, четыре или пять месяцев, порулить «Тюменским комсомольцем», я обнаружил в редакторском сейфе листок с суровым партийным решением по этому вопиющему вопросу.
Из маленького эпизода можно сделать вывод, что одной из особенностей среднестатистического сотрудника ТК была наивная вера в нравственные постулаты. Так и много лет спустя изумлялся корреспондент газеты Миша Коллегов, из очередного поколения «комсомольцев»: «Мы напечатали, почему никто не реагирует?»…
Продолжение следует.