Мальчик из Малозоркальцево, или Тяжкий путь познания
К.Я. Лагунов (1924-2001) — почетный гражданин г. Тюмени, заслуженный работник культуры РФ. Один из создателей Тюменской областной писательской организации, которую возглавлял на протяжении 20 лет, первый заведующий кафедрой журналистики в ТюмГУ, инициатор проведения Всесоюзных дней литературы в Тюменской области. Он помогал в издании книг молодым писателям малочисленных народов Севера и начинающим творить студентам-журналистам. Литературная деятельность Константина Яковлевича отличалась многообразием жанров: романист, публицист, создатель текстов для детей, очеркист, драматург, сценарист. К.Я. Лагунов входил в правление Союза писателей СССР и Союза писателей РСФСР, был членом редколлегий журналов «Урал» и «Сибирские огни». Награжден тремя орденами, медалями.
«Я рос в глухомани, в таежной деревеньке Малозоркальцево, в тридцати километрах на север от Тобольска», — вспоминает Константин Лагунов в эссе-исповеди «Пред Богом и людьми», созданном в 1991 году.
Старший брат писателя Николай в мемуарной статье «Всегда впереди » рассказывает об их с Константином деревенской жизни: «Вместе работали на огороде и в поле, косили летом сено для коровы, ухаживали за скотом, помогали местному колхозу в вывозке навоза на поля. Охотно собирали в летнюю пору грибы и ягоды, кедровые орехи. Жили мы дружно. Но и в работе, и в ребячьих забавах Костя был заводилой, всегда впереди. Эта привычка сохранилась у брата на всю жизнь, сделала его бойцом». Тогда же, по воспоминаниям Николая Лагунова, братья впервые взялись за перо: «Однажды Костя решил написать и послать в Омск, в газету «Ленинские внучата», частушки. К сочинительству привлек и меня. Как же мы обрадовались и удивились, когда увидели наши частушки напечатанными в газете».
Главным ориентиром для Константина был отец. «Всем добрым, что есть во мне, — гражданской позицией и творческим устремлением, неугасающим недовольством собой и ненасытной жаждой знаний — всем я обязан отцу -Якову Васильевичу Лагунову -одному из множества русских самородков, бесславно сгинувших в провинциальной российской глуши». Именно отец сформировал в Константине Яковлевиче любовь к чтению и русской истории (Яков Васильевич, не имея среднего образования, отлично знал и любил историю Отечества, преподавал ее в деревенской школе), научил сына выступать на публике со стихами и торжественными речами, привил любовь к русской песне.
В то же время — а это были 30-е годы — Яков Васильевич научил не задавать неудобных вопросов и учитывать все внешние обстоятельства. «В жизни всегда так бывает: правда твоя, а верх не твой. У кого власть, у того и кнут, и вожжи. Он и правит, и погоняет. А ты со своей святой правдой волоки телегу туда, куда вожжа велит, кнут кажет…», — объяснил однажды отец. И хотя мальчика потрясли и возмутили эти слова, их смысл он понял много позже, когда сам столкнулся с системой. Однако осознание того, что многое делается власть предержащими не по совести, против собственного народа, не сразу пришло к Константину Яковлевичу.
До этого понимания он проделал большой путь. Поработал в военное время сначала воспитателем, а потом директором голышмановского детского дома. Когда в детдоме появился новый директор, молодой человек из-за ссоры с ним чуть не попал под суд как саботажник. Попросил об отправке на фронт, куда его с первого раза не взяли из-за прогрессирующей близорукости, а попал в рабство к начальнику омского пересыльного пункта, который заставлял призывников за хлеб с кипятком выполнять грубую поденную работу и прикарманивал причитающийся им паек.
Константину Яковлевичу не раз приходилось сталкиваться с самоуправством, в том числе в комсомоле, с которым его связала судьба на долгие годы. Однако он признается: «Для меня, восемнадцатилетнего начинающего комсомольского работника, не они олицетворяли ПАРТИЮ, не из желания подражать им, походить на них в девятнадцать лет связал я судьбу свою с ВКП(б)». Его наставники — члены бюро районного комитета партии, простые, искренние и справедливые люди — всегда были готовы прийти на помощь. Благодаря им он стал инспектором культпросветработы в районо, заместителем, а затем и первым секретарем райкома ВЛКСМ.
В книге «Пред Богом и людьми» с болью вспоминает писатель деревенскую жизнь военных лет: «Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, какой убогой и жалкой была тогда (если бы только тогда!) жизнь сибирского крестьянина. Почему-то Советская власть, вернее, подлинные властители страны — большевики -с первых дней своего владычества относились к крестьянству как к бессловесному, безропотному, работному тяглу, которое по ленинско-сталинскому предначертанию обязано было кормить, одевать, обувать и оборонять великую, донельзя разоренную Советскую державу, получая за свой тяжкий, подневольный труд ничтожно малую часть произведенного им продукта. Жестоким насилием и террором добились большевики покорности и послушания крестьян».
К теме насилия над крестьянами писатель обратился сначала в очерке о западно-сибирском крестьянском восстании 1921 года, а затем и в романе «Красные петухи» (1978 г). Позже, уже в 1990-е, К.Я. Лагунов заявит о том, что это событие «. свидетельствовало о деспотизме и тирании большевиков в отношении крестьянства». Однако советская цензура позволила описать событие в контексте официальной истории: как кулацко-эсеровский мятеж. В тексте романа крестьян настраивают против новой власти эсеры и бывшие белогвардейцы, которым удалось войти в ряды большевиков и вести продразверстку, не объясняя крестьянам ее смысла и бесчинствуя в деревнях. Когда же крестьянство разобралось в этом, было уже пролито немало крови.
Над несправедливостью положения крестьян молодой комсомолец в военные годы не задумывался, воспринимал действительность как неизбежность. Ему по долгу службы и самому приходилось забирать у жителей деревень последнее, когда было необходимо отправить деньги для фронта по очередной директиве сверху.
Жизни сибирского села в годы войны посвящен автобиографический роман «Так было», впервые изданный в 1966 году. И здесь, в соответствии с духом времени, если автор и обращал внимание на перегибы и жестокость в отношении деревенских жителей, то показывал это как отдельные проявления бесчестия чиновников на местах, но, конечно, не как черту всей советской системы.
Несмотря на то, что писатель происходил из деревенской семьи и для него был привычен крестьянский быт, крестьянином в автобиографии он себя не называет. Позже он два года учился в Москве, в Центральной комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ. Потом была комсомольская работа в Литве и Таджикистане, начало литературной деятельности, получение заветного высшего образования и защита кандидатской диссертации по истории. Но уважение к сельскому человеку он пронес через все свои книги. Крестьяне в произведениях Константина Яковлевича отличаются от городских жителей наличием внутреннего стержня, дисциплиной, особой силой. Таковым предстает начальник участка на строительстве нефтепровода Василий Чепига (очерк «Нефть и люди», 1966 г): «В цепкости сильных, обветренных рук, в рассудительной неторопливости речи, в умении как будто невзначай больненько подкусить собеседника, во внешней простоватости, скрывающей глубокий и ясный ум, — во всем этом проглядывает мужик, земледелец».
Один из главных персонажей вершинного в творчестве Лагунова романа «Отрицание отрицания» (1998 г) писатель Петр Жигулин — из семьи потомственных кузнецов. В кузнице же в таежной деревне все детство провел главный герой романа «Больно берег крут» (1979 г), начальник нефтепромыслового управления Гурий Бакутин: «Пас лошадей, возил снопы и навоз, косил и греб. И хоть делал все это старательно, наперегонки со сверстниками, но душа его рвалась к машинам, к огню и железу. Часами простаивал в дверях кузницы, раскрыв рот и глаза, а если дед Маркел позволял покачать мехи горна, Гурий едва не плакал от счастья».
Лишь на закате жизни писатель осознал гибельность пути, по которому пошел в юности. Однако он признается, что если бы его вернули в прошлое, то вновь бы пошел той же дорогой: альтернативы не существовало. «И мой, МОЙ, пусть крохотный камешек, пускай пригоршня щебня, может, всего один только гвоздик, но все же есть в том страшном сооружении, где семь десятилетий корчился в душевных муках, томился в нужде, задыхался в бесправии мой многострадальный, несчастный народ, Богом избранный для того, чтобы доказать миру нелепость и вздорность марксистской теории переустройства мира. Прозрев, я понял: дорога, на которую толкнула меня судьба, вела не к ХРАМУ, а в ПРЕИСПОДНЮЮ.
Но обратного хода нет. Покаянно склонив голову пред БОГОМ и ЛЮДЬМИ, молю о прощении. Господи! Прости мне недобрые дела мои, ибо не ведал, что творил.
Верни мне ВЕРУ. Вороти НАДЕЖДУ. Но я не в силах ответить на захлестнувший мне горло вопрос: куда теперь-то мы идет?.. КУДА И ЗАЧЕМ?», — вопрошает Константин Яковлевич на сломе исторических эпох.
Через несколько лет после эссе выйдет роман «Отрицание отрицания», в котором Лагунов вновь обратится к истории Сибири, — к досоветской поре, к годам власти большевиков, начиная с продразверстки, к репрессиям 1930-х, и заканчивает временами застоя и краха социального строя. Но и в этом тексте писатель не приходит к однозначному ответу, как следовало жить, чтобы избежать такого конца державы. Становится понятно лишь одно — через судьбы главных героев: юродивого Геши Пелымского и Петра Жигулина — в личном пути надо ориентироваться на идеалы свободы и правды, даже если это потребует восхождения на Голгофу.
***
фото: Костя Лагунов — комсомольский вожак;С любимым ньюфаундлендом;Встреча с Борисом Полевым на тюменской земле;Разговор с читателями;В кругу семьи.