Крымские каникулы, или Город солнца
За пять дней в Крыму я испортил слух, пытаясь уловить, какая песня в этом году — курортный хит. Такой должен быть в каждом приморском городке. Песня, застрявшая в голове, надоевшая до тошноты — та песня, которая потом будет прочно ассоциироваться с твоим отпуском. В Крыму в этом году поют о России.
Точка притяжения на набережной Судака — уличное караоке. Пара колонок, нехитрая светомузыка, свободный микрофон и репертуар, как на концерте патриотической песни. «Эй, ямщик, поворачивай к черту, видишь, мигают не наши огни.» — надрывается парень в косухе. «Соловей российский славный птах открывает песнь свою со свистом.» — кто-то подражает Лещенко. «Выйду ночью в поле с кон-е-ем… — заводит москвич. И дальше: — Пой, златая рожь. Пой, кудрявый лен. Пой о том, как я в Россию влюбле-е-н.»
— … А Крым всегда был российским, — в конце приговаривает столичный гость.
Аплодисменты на набережной.
Русские здесь повсюду и среди местных: продавцы на рынке и в торговых рядах. В кабаках и за рулем маршруток. После Сочи даже непривычно: никто тебя не тянет за рукав, не втюхивает вино, не говорит, что эта «шляпа, брат, тибе очень харашо». Правда, кабаки стоят пустые. Внутри плачет живая скрипка, уговаривает живой саксофон. Люди толпятся у входа — слушают, хлопают, а внутрь не заходят.
Сентябрь месяц. В официальных СМИ уже появилась информация, что Крым перевыполнил план по приему туристов и даже побил какой-то рекорд. Крымчане говорят, что сезон был провальный.
— Народу, действительно, нынче мало, — делится со мной тетенька из экскурсионного бюро. — Но знаете, у нас большие надежды на будущее. Лишь бы не было войны… С остальным мы справимся!
Большие надежды — вторая тема сезона на полуострове. Война и мир — третья.
Я прилетел в Симферополь вечером 9 сентября. За 10 рублей доехал на маршрутке до автовокзала. Успел в отходивший автобус до Судака.
— Мест нет, только стоя, — предупредил водитель. — Давай сто рублей! Будут менты, присядешь на корточки.
Потом он взял еще пятерых. И всю двухчасовую «пьяную» дорогу мы дружно приседали в темном салоне — волной, будто болельщики на стадионе.
… — Если честно, думали, что отдыхающих будет еще меньше. Кое-что все-таки удалось заработать, — говорит мой хозяин Исмет, пока мы мчимся в его потрепанной «четверке» по ночному Судаку. К дому, где я буду жить.
Исмет — татарин. У него есть жена и, кажется, двое детей. Здесь же живет с семьей его брат. Они гостеприимны и приветливы. Их дом с десятком комнат полон курортников. Приезжие дети играют с хозяйскими. Телевизор на террасе транслирует то украинские, то российские каналы, хотя больше здесь любят американские мультики. За время пребывания у Исмета я не заметил враждебного отношения к себе или каких-то антироссийских настроений. Только у старшего сына на велосипеде были прикреплены спереди два голубых флажка с украинским гербом. Впрочем, ни разу не видел, чтобы мальчик на нем катался.
— Выборы? А мы даже не знаем, что у нас в это воскресенье выборы, — говорит жена Исмета под скворчание жаркого. — Если б президента выбирали, тогда бы пошли, а так.
Спросить о том, участвовали ли они в мартовском референдуме, я почему-то не решаюсь.
«Непонятно», «неизвестно», «время покажет» — вот лейтмотив кухонных разговоров. Надо переоформлять дом по российскому законодательству, надо подключать тепло (то ли на электричестве его делать, то ли на газу?), надо надстраивать второй этаж.
Мы подлетали со стороны Азовского моря, прямо над Керченским проливом. Если самолет летит высоко, и нет облаков, кажется, что и вверху тебя, и внизу -одинаковая бескрайняя синь: пока там глаз различит сушу под крылом… А тут — море! Не сразу я разглядел, что коричневое пятно, к которому мы снижаемся, это и есть земля, полуостров.
Картина абсолютно ирреальная. Будто смотришь на внезапно ожившую карту или на объемную модель, или ты — великан, озирающий несчастную землю с высоты своего роста. Вот очертания полуострова, ставшие моментально узнаваемыми в этом году: где-то тут должен быть мыс Фонарь и порт Керчь. А вот там вдалеке темнеет, должно быть, краснодарская земля, там стоят многокилометровые пробки туристов. И море, море, море кругом: под тобой, за тобой, на горизонте. Едва различимый из самолета, подернутый дымкой клочок суши будто парит в этой синеве.
Я плачу Исмету 300 рублей в сутки (цены начинаются от 150-ти), умываюсь в дворовом санузле (правда, капитальном), ем в столовой по пути на пляж (плов — 50 рублей, борщ без мяса — 30). На прилавках полно украинских товаров: сигареты и кола с украинскими этикетками, «массандровское» вино со старыми акцизками, крем для загара, произведенный в Донецке… В магазинах слышу обрывки разговоров. «Перебесятся и будут ездить — и те, и другие», -говорит покупательница продавщице. «При Украине такого не было.» — возмущается в телефонную трубку женщина. «А перемирие они до какого объявили?.. » -переговариваются на рынке мужики.
Кое-где видны объявления: «Автобус до Луганска». Беженцы подрабатывают таксистами.
«Возвращались из Феодосии, объясняли водителю, как ехать по Судаку — город не знает, перебрался в Крым из Донецка, — рассказывает моя соседка-югорчанка. -Все-таки доехали, неплохой человек попался».
Но о беженцах здесь ходят и не очень приятные истории. Мол, кто-то поселил к себе семью, жили спокойно месяц-два, а потом отказались платить. Хозяева обратились в полицию, а съемщики давай жаловаться — дескать, мы беженцы, нас тут обижают. Другие соседи рассказывают, что их обворовали бежавшие с юго-востока.
— Да ладно, люди разные, не стоит судить обо всех по отдельным случаям, — примирительно говорит Исмет.
Хожу на экскурсии. Судак -древний город, ему больше 1800 лет (цифра, которую я принял сначала за год основания). И так получается, что на каждой экскурсии неизбежно всплывает тема присоединения Крыма к России -присоединения, осуществленного Екатериной Второй в конце XVIII века.
Историки — люди вроде бы не ангажированные. Наш судакский экскурсовод, с которым мы облазили Генуэзскую крепость, прошли по Голицинской тропе, который объяснил мне, как спуститься к пляжу в Черепашьей бухте, ни разу не позволил себе скатиться до аналогий или сравнений по поводу нынешнего присоединения. А вот в Севастополе женщины-экскурсоводы не удержались.
— … В мире не так много подобных музеев, — говорит работница «Панорамы». — В России их. -она делает паузу, — теперь четыре.
Удовлетворенно кивает и приглашает на экскурсию.
— … В Херсонесе снималось несколько художественных фильмов, — рассказывает другая экскурсовод. Стоим посреди древнегреческих развалин. — Например, это место было «полем чудес», где Буратино закапывал свои монетки. У нас в коллективе прижилась шутка, что только в Стране Дураков можно работать за те деньги, что мы получаем. Но теперь. Правительство Российской Федерации повысило нам зарплаты, обещают увеличить финансирование, так что все будет хорошо!
На судакском винном заводе объединения «Массандра» тоже рады присоединению к РФ.
— Вы знаете, хорошо, что мы смогли сохраниться до сегодняшнего дня, — общается с группой технолог предприятия. — Скажу вам по секрету: нас определили под опеку комиссии при президенте. Недавно они уже приезжали знакомиться.
(Из последних новостей мы знаем, что правительственные проверки выявили на «Массандре» миллиардные хищения).
Но главный праздник воссоединения состоялся на Дне города Судака, 12 сентября. На афише так и было подчеркнуто — «Впервые в составе России!»
На сцену вытащили плакат двухгодичной давности с цифрой «1800» (ах, какое было бы совпадение!). На площадке (местный стадион) — колонны трудовых коллективов города: винные заводы, санатории, аквапарк, экскурсионные бюро. Среди гостей — представители российских городов-побратимов Судака, члены Госсовета Крыма и члены Совета Федерации от Крыма.
Первое представление — танцы с флагами. Итальянский флаг, турецкий, украинский… Выносят огромное полотнище российского триколора, и публика взрывается овациями. На сцену выходит городской голова Владимир Серов.
— За 1800 лет Судак знал немало войн, — начинает он, — но сейчас мы сумели сохранить мир и спокойствие. Мы мирно провели референдум и вступили в состав великой державы — России!
Аплодисменты.
— Планы России — мирные планы, и они совпадают с нашими. Уверен, что город будет развиваться, год от года мы вкладывали в это развитие силы, и нужно продолжать начинания. Теперь нас поддерживает вся Россия! В Судаке нет и не будет межнациональных конфликтов, нас объединяет история, культура и любовь к родному городу. Судаку — ура! России — ура!
Бурные аплодисменты.
Звучит песня «Пой ты, сердце русское.» После выходит Ольга Ковитиди, сенатор от Крыма, член комитета Совета Федерации по обороне и безопасности.
— Судак, мы любим вас! — кричит она со сцены, голос ее срывается. — Хочу сказать, что мы с самого начала наблюдали за ситуацией на Украине, вели переговоры с российским правительством. И вместе с вами мы провели референдум так, что те даже не успели очухаться! Мы ушли! Мы ушли домой!!!
Публика вежливо отвечает аплодисментами. Спич продолжается:
— Я знаю, что вам довелось пережить много выборов, и я не хочу сейчас ни за кого агитировать, а просто говорю: давайте проголосуем за президента! Проголосуем за «Единую Россию»!
(Даже не знаю, в кавычках писать или без).
К слову, по обе стороны от сцены с самого начала праздника стояли местные школьники в футболках и кепочках «Единой России», с синими флагами в руках. Раздавали листовки и газету-однодневку с лозунгами. Но несмотря на все это, несмотря на пропаганду со сцены, я не услышал ни ропота возмущения в толпе, ни пренебрежительного «фи».
— Потрясающая поддержка идеи присоединения к России, неужели с Украиной вам было так плохо? — спрашиваю у Владимира Серова.
Он задумывается на миг, отвечает: «Дома лучше». Рассказывает, что родители его — из Новокузнецка. Я говорю, что, мол, из Тюмени. «Практически соседи».
— Есть ли уже какие-то положительные сдвиги в городе в связи с новым статусом полуострова?
— Конечно! Пошло финансирование на социальные объекты, с нового года начнутся новые программы.
— Я живу у частника, беспокоятся, что надо переоформлять недвижимость, боятся остаться зимой без тепла.
— Мы поможем, поможем, — кивает Владимир Николаевич. -Сейчас переходный период, надо только немного потерпеть.
Потом хлопает меня по плечу, улыбается: «Все будет хорошо».
Рядовые судакчане общаться особо не хотят. По тюменской привычке я тщательно записываю в блокнот все, что слышу. Фотографирую. На меня смотрят, как на иностранного агента. «А вы участвовали в референ думе?» -спрашиваю было у группы женщин. «Конечно!» — отвечает одна и отворачивается. «Что ему надо?» -спрашивает у нее другая.
Алексей Рогожин, фотограф и журналист, редактор городского портала, оказывается более разговорчивым.
— Нельзя ставить вопрос так: плохо или хорошо было с Украиной, ситуация изменилась, — говорит он. — Если бы мы не выступили за присоединение к России, у нас, я уверен, тоже поднялись бы ополченцы, недовольные нынешней украинской властью, повторилось бы то, что творится сегодня на юго-востоке. В той ситуации просто нужно было что-то решать.
Алексей участвовал в референдуме. Пришел на избирательный участок и поставил галочку напротив слова «Да».
День города завершается фейерверком. Вино льется рекой. Стараюсь не удивляться тому, что фейерверк грохочет под гимн, а на экранах — флаг и герб.
… Я отправлялся в отпуск на фоне сообщений о задержании в Украине псковских десантников. На фоне тайных похорон погибших контрактников. На фоне рассуждений политологов о том, что с момента ввода войск в Крым, через малазийский боинг и войну наша страна оказывается не то что в пропасти, а на отшибе мировой цивилизации. Все мы — кто голосовал за Путина и кто нет, кто кричал «Крымнаш!» и кто нет, оказались заклеймены этой историей. Этими немыслимыми, невообразимыми событиями.
… Возможно, я чего-то не понимаю. Конечно, я ничего не знаю.
Вот черный, темный изнутри куб «макдональдса» у симферопольского вокзала. Вот толпа каких-то босяков у симферопольского аэропорта. Сложены кучей походные тюки. Человек 30, разных возрастов — мужики в армейских ботинках и в каком-то подобии камуфляжа, у каждого свой рисунок, -курят, ведут разговоры, ждут. Неорганизованные, расхристанные, но с вооруженной охраной. Я не решаюсь к ним подходить, но прислушиваюсь — обсуждают чьи-то военные стратегии. Может, игрушки компьютерные?
Вот сценка в симферопольском троллейбусе. Все едут в аэропорт, с огромными сумками, давка, как в Тюмени 20 лет назад (цена, к слову, та же). Ехать минут 40. Под конец одна женщина, российская туристка с ребенком-инвалидом, не выдерживает: «Да сколько можно ехать, едем и едем!.. Ух, хохлы гребаные!» Ее слышит другая женщина, поворачивается: «Так хохлы-то — это мы». Первая что-то бормочет. «Гребаные — это те, что в своих стреляют», — добавляет вторая. «Я их и имела в виду», -закругляет разговор первая.
Здесь, в Крыму, кажется невероятным, что может продолжаться жизнь, которая держится на обещаниях. Тем не менее, жизнь продолжается. Стоит Генуэзская крепость, по ней ходят группы туристов. Стоит древний город Херсонес, а внизу, под горой, плещется море, и городской пляж, девушки там купаются голышом. И самолеты прилетают и улетают.
Я сижу в аэропорту и жду посадки. Много народу, рейсы в Ростов, Екатеринбург, Москву… В плеере жалостным голосом Том Йорк поет о настоящей любви, что ждет на чердаке… Я смотрю вокруг, вспоминаю свои пять дней, и почему-то мне тоже всех жаль -этих людей, Крым, себя… «Маленький, бедный Крым, — думаю я. -Бедные-несчастные люди».
До свидания, Крым. Я люблю тебя, Крым. И… прости меня, Украина.
***
фото: Судакская бухта;Генуэзская крепость;Парад трудовых коллективов Судака;Голицинские винные подвалы на заводе «Массандры» в Судаке.