Не уйдут из памяти…
О ТОМ, КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ
… Мне 8 лет. Рядом со мной родители. Только мой брат-моряк далеко от дома. Я читаю стихотворение:
Климу Ворошилову
письмо я написал:
Товарищ Ворошилов,
народный комиссар,
В Красную Армию
в нынешний год
В Красную Армию
брат мой идет.
Слышал я:
фашисты задумали войну,
Хотят они разграбить
Советскую страну…
Все так. Мой брат Михаил в феврале 1938 г. пошел добровольцем служить во флот. На дворе 22 июня, воскресенье, мы обедаем, на столе уха из карася. Это осталось в детской памяти, может быть, из-за многократного напоминания родителей о дне, изменившем жизнь всех. Первоначально я, конечно, не сознавала, насколько война страшна. Но почему-то мама не покупает красивый белый хлеб с изюмом. Нет большой сахарной головы в фиолетовой обертке. А вскоре в нашей коммунальной кухне стала жить семья из Киева. Это были первые эвакуированные в нашей квартире. Глава семьи из Киева был директором протезного завода, дочка Мира, моя ровесница, с ней я подружилась.
Русскую печь в кухне изломали, сложили в маленьком коридоре небольшую плиту, которой пользовались четыре семьи. В комнату порядка 8 кв. м разместили мать и дочь, они приехали из Ленинграда с эвакуированным судостроительным заводом, который занял производственные помещения тюменской судоверфи.
В нашем дворе, на Осипенко, 6, было два дома. Во втором еще несколько семей. Двор был очень красивый — сад, кусты разноцветной сирени, старая береза, наверное, из XIX века, малина, большая лужайка, на которой до войны расстилали скатерти и пили чай. Помню старшую по двору Марию Дмитриевну, портниху, белошвейку. Она не только дома работала, но и периодически швейные работы выполняла в семьях Рогозинских и Сушковых.
Но уже к весне 1942 года двор изменился. Оставили только сирень, малину и березу, всю территорию поделили на грядки по числу членов семьи, не исключая и эвакуированных. Каждая семья выращивала огурцы, помидоры, морковь, подсолнухи, а самая большая семья даже табак-махорку. Летом собирали малину и делили — стаканчиками — всем семьям. Картофель выращивали за городом.
О ВЕСНАХ И ЗИМАХ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
Годы военного детства запомнились постоянной работой. Но зато многому научилась: вязать кружева, готовить еду, носить на коромысле воду с водокачки, зимой не допуская сосулек на ведрах, выращивать овощи. Кружева в годы войны я вязала только на заказ, за молоко или другие продукты.
Помню весну 1942 года. Родители на работе, а мне поручили получить землю для посадки, дали колышки. Я — грамотная, первый класс окончила. Пришла со взрослыми на поле (на этом месте сейчас областная клиническая больница N 2). Отмерили участок, колышки помогли вбить. На следующее утро привела маму на участок, она расстроилась — часть земли не вспахана, здесь плуг делал поворот. Это был для меня практический урок. Тогда же мне купили личное орудие труда — саперную лопатку, сделали длинный черенок. С этого времени и до окончания института я сажала картошку.
Мама работала в артели «Производственник». Здание стояло напротив цирка, приблизительно на том месте, где сейчас центральная клумба на Городской площади. В артели в зимнее время шили фуражки для солдат, в летнее время — шапки-ушанки. Артель выполняла заказ на пошив шапок-ушанок и для лагеря военнопленных N 93. Об этом я узнала, конечно, позднее, из архивных документов. Почти каждый день после школы шла помогать маме: обшивала картонные пуговицы для солдатских фуражек, проглаживала швы, сшивала мех для шапок. Тогда же научилась пользоваться наперстком, храню его.
Школьные занятия шли своим чередом. В первом классе еще были настоящие тетради для чистописания, а потом разная бумага использовалась, включая разные печатные издания. Четыре года учила нас Юлия Александровна Тарасова, опекала, поддерживала, учитывая и то, что с нами учились дети из ленинградского детского дома. Удивительно, что и в этих условиях учителя устраивали праздники — запомнились новогодние елки, игрушки приносили из дома, разные бумажные цепи и флажки делали из бумаги, а маленькие темные булочки мы считали лучше конфет.
В третьем классе вступила в пионеры, мы помогали друг другу в учебе, ходили с концертами в госпиталь, размешавшийся в нашей школе N 21, исполняли для раненых матросский танец — надевали матросские воротники, вот и весь костюм. Госпиталь размещался по ул. Семакова, 10, ныне университет. Помню, как после встречи с ранеными мы вышли на улицу, смотрим на окна, раненые улыбаются, машут руками, а с деревьев свисают сосульки. Видимо, дело было к весне. А на фанерокомбинате работали школьные бригады. Мы несколько раз туда ходили, в цехах занимались уборкой. Более серьезной работы не было, малы еще.
О ХЛЕБЕ НАСУЩНОМ
Конечно, это не открытие, но постоянно хотелось есть. Особенно хлеба хотелось. Помню, как стоим в очереди у магазина на ул. Республики, смотрим, как напротив пленные немцы строят дом. Ждем, что после разгрузки хлеба останутся у окна какие-то крошечки, почти пылинки. Не всегда везло. Из картошки с различными добавками пекли драники. Весной искали замороженную картошку в земле, драники из нее получались серо-черного цвета. В столовых и сейчас в меню есть это блюдо, не такого, конечно, качества, но я и сейчас не могу их есть. Летом порой бывала на столе и рыбка -гольяны, ее платками и юбками из канав на Боровом вылавливали мама и другие женщины, которых, помимо основной работы, направляли туда пешком на торфоразработки.
Мальчишки, да и взрослые рыбачили на Туре, попадалась даже стерлядь. Зимой на реке были проложены тросы, по ним катали вагонетки с лесом на фанерокомбинат. Летом лес сплавляли плотами. Мы ходили на берег с плетеными корзинами — собирать сосновую кору, разные щепочки, выброшенные на берег, сушили их на солнце и топили буржуйки, на которых готовили еду. Река помогала и в других домашних делах. На Масловском взводе, на реке, а также в других местах круглый год стояли на реке плоты с теплушками, установлены вешала, ограждения — полоскать и сушить белье. Летом мы постоянно ходили полоскать белье на реку, зимой бывали очень редко.
Рано мы, дети, вошли во взрослую жизнь, но и поиграть очень хотелось. В мяч, со скакалками, в классики, в прятки. Зимой строили горки из снега, но особое удовольствие получали от катаниях на санках на Масловском взводе: летишь с одного склона на другой, потом обратно в сторону реки, дух захватывает. Посчастливилось побывать в Онохинском пионерском лагере. Остались в памяти походы на остров за полевым луком, набивали им наволочки, а потом ели. Жарили молодые побеги сосны на костре. По вечерам с воспитателями вспоминали довоенное время.
О ТОМ, КОГДА КОНЧАЮТСЯ ВОЙНЫ
Постоянно слушали сводки с фронта, ждали сообщения о салютах в Москве в честь освобожденных городов. Чувствовали по интонации Левитана — салют будет.
У каждого из нас была маленькая карта Советского Союза, где отмечали линию фронта. А в городе на кинотеатре «Темп» висела большая карта, на которой всегда можно было увидеть эту линию. 9 мая 1945 г. на этой карте был растянут большой красный флаг.
Из нашей семьи на Западном фронте воевал племянник папы, а на Дальнем Востоке — мой родной единственный брат. Вениамин вернулся, а брат Михаил погиб, тело было «предано морю». Несколькими словами о судьбе брата не рассказать. Извещение, как тогда говорили — «похоронку», в сентябре месяце 1944 г. получила я, родителей подготовить не сумела к этому страшному известию. Да и сама до 1979 г. не верила, что брата нет: а вдруг он спасся и попал на какой-нибудь остров, в другую страну? Только когда побывала во Владивостоке, тогда и похоронила.
О КАРТОШКЕ И ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ
… Война закончилась, соседи, жившие на уплотнении, уехали в Киев и Ленинград, вместо них поселили новых. Но жили мы дружно, маленькие дети даже не могли понять, что мы не родственники. Хлеб и минимум продуктов получали по карточкам. Очень ждали, когда можно будет поесть хлеба досыта. К тому же у меня летом в магазине украли карточки на 2-ю декаду. Это было большое горе, стыд перед родителями — оставила семью без хлеба. Кое-как вышли из положения.
В это время начали работать коммерческие магазины. Таким был и знаменитый гастроном N 15 по ул. Республики. В очередь, дорого, но можно было купить хлеб. Тут тяжело заболела мама, отец -инвалид, с одной рукой, а мы посадили пять соток картошки. Вся работа перешла на меня. Брала бутылочку воды, тяпку, надевала резиновые чуни и часов в пять утра, пока не жарко, я уходила окучивать картошку.
Кстати сказать, чуни были как лодочки, не было ни правой, ни левой. Склеивал их из автомобильной камеры дядя Ваня Ханжин. И еще в нашей округе был мастер-обувщик дядя Федор, эвакуированный из Ленинграда. Мастер с фабрики «Скороход», можно сказать, ювелир в ремонте обуви, выручал нас многие годы.
Картошка выросла. Когда я привела родителей показать свою работу, они удивились — наша полоса была самой ухоженной. Много картошки продали на базаре. Денег хватило на покупку сатина, из которого сшили мне первую школьную форму, а черный фартук сшила сама.
1947 год. Стало известно, что отменят карточки, будет денежная реформа. Она пенсионеров не волновала — сбережений не было. А у меня были сбережения. В маленькую коробочку от пудры «Кармен» я складывала мелочь, как в копилку. На день реформы в коробочке оказалось более трех рублей монетками, они обменивались один к одному, а бумажные — 10 руб. к одному. У меня оказалось богатство. На эти деньги мы купили хлеб без карточек. Самый вкусный хлеб, хоть и без изюма.
***
фото: Майя Смирнова в 1950 году, ей 17 лет;Краснофлотец Михаил Смирнов, декабрь 1941 года;Шапочный цех артели «Производственник», в центре -начальник цеха Сергей Мичуров. Он, уходя на фронт, предложил сфотографироваться на память: «вдруг не вернусь». Не вернулся.