Своею жизнью я довольна
Валентине Каминской в этом году исполняется 75 лет. Она красива и энергична. А главное — жизнерадостна. О своем погибшем отце, о босоногом и полуголодном детстве Валентина Александровна вспоминает без надрыва и слез, а с теплотой и с легкой улыбкой. Пожалуй, это одна из главных загадок людей уходящего в прошлое поколения.
… Великую Отечественную, в которой погиб мой папа, Александр Васильевич Савкин, я не помню. Первые яркие воспоминания из детства — самолеты, которые летели низко-низко, на восток. Туда же ежедневно шли эшелоны с солдатами. Как сейчас понимаю, они ехали воевать с японцами. Там еще шла война.
А мы жили на станции Маслянская Сладковского района, где я и родилась в 1940 году. До меня у родителей было двое детей — мои брат и сестра. Мы, дети, бегали на перрон, чтобы обменять молоко и яйца на хлеб и американскую тушенку из солдатских пайков. Мама держала скотину, это спасло нас от сильного голода в трудные годы.
Но почему-то из детства мне вспоминается не вкус молока и яиц, а вкус кулаги. Люди моего возраста знают, что это проквашенная рожь. С виду — как кисель темно-коричневого цвета. Мы макали в блюдца с кулагой хлеб и ели ее вместо джема или повидла. Очень вкусно! Еще одно любимое блюдо — оладьи из перезимовавшей картошки. Каждую весну всей семьей мы перекапывали бабушкин огород и доставали оставшуюся с осени картошку. Высушивали ее, перемалывали в муку и пекли лепешки.
Весна — самое долгожданное время года! Как только стаивал снег, на улицы высыпала босоногая детвора. Обуви ни у кого из моих сверстников не было. Ноги и руки в цыпках, уж не говорю о том, сколько вшей у нас было. Так, босиком, мы и бегали каждый день в лес. Собирали грибы, ягоды, а еще рвали крапиву на суп и медунку — траву с голубыми цветочками, сладкими на вкус.
В школу я пошла в восемь лет, когда маме стали платить пенсию за папу, которого признали без вести пропавшим. До этого просто не в чем было ходить. Пенсию выплатили и за предыдущие годы.
Начиная с пятого класса, мы постоянно ездили в соседние колхозы на уборку турнепса и моркови. А в старших классах нас уже стали отправлять на уборку пшеницы. Это сейчас сбор урожая полностью механизирован, а тогда все приходилось делать вручную — и косить, и молотить, только для просушки зерна была механическая веялка. А косить траву и доить корову я научилась намного раньше — с десяти лет постоянно ходила с мамой в поле. Мама у нас была инвалидом, у нее одна нога парализованная, но она всю жизнь работала — и в колхозе, и по дому. Это было очень строгое время. Опоздал на работу на пять минут — шесть лет тюрьмы. Сорвал горсточку зерна на колхозном поле -еще более тяжелое наказание. Мы работали в «Заготзерно». Там постоянно дежурили охранники, каждого добросовестно проверяли. Да никто и не воровал.
Денег у людей не было совсем. Сразу после войны все деньги отдали государству за бумаги государственного займа. А налоги платить надо было. Отдавали натурой -молоком, яйцом, маслом. Все взвешивалось, измерялось на жирность, записывалось и учитывалось. А уехать из деревни в город было нельзя — у колхозников не было документов. Только в 1951 году налоги стали снижать, и цены на хлеб и другие продукты снизились. Мы все очень радовались этому.
Последнее письмо от отца пришло в 1942 году. А на фронт он ушел в первый же день войны. Его с другом Григорием, с которым они вместе работали водителями в колхозе, отпустили домой — только собрать вещмешки. И сразу на станцию в эшелон. Папа писал очень хорошие письма. Я их бережно храню, хотя время безжалостно к бумаге. К маме он обращается только на вы и по имени и отчеству — Пелагея Ивановна. И детей своих называет уважительно. Даже меня, годовалую, называет Валентиной Александровной. В письмах, правда, есть орфографические ошибки, но ведь папа был 1908 года рождения.
Всю жизнь мы с сестрой пытались узнать судьбу нашего отца — делали запросы в военкомат, в архивы и воинские части — безрезультатно. И только три года назад нам удалось найти документы в Подольском архиве, из которых стало известно, что нашего папу, Александра Васильевича Савкина, расстреляли в сентябре 1944 года в Германии в одном из лагерей для военнопленных. Расстреляли за попытку очередного побега. Попытку можно было бы назвать удачной — ведь ему удалось уйти из лагеря. Немцы поймали его через несколько дней и расстреляли. Выписку об этом я тоже храню в семейном архиве.
Я не помню отца, но мне всегда казалось, что хорошо его знаю. Мама рассказывала, что он служил у самого Буденного. Был знатным кавалеристом, лихо управлялся с лошадьми. А однажды, по воспоминаниям родственников, когда лошадь подвернула ногу, он поднял ее на руки. Очень сильный был мужчина.
Из своей Маслянской я уехала в 19 лет — на север, в Кондинский район. Туда до этого по комсомольским путевкам уехала моя сестра с мужем. Там я прожила почти полвека. Вышла замуж, родила троих детей. Они подарили нам с мужем пятерых внуков. Всю жизнь я проработала экономистом в Луговском леспромхозе Кондинского орденоносного лесокомбината. Когда-то это было, как теперь говорят, градообразующее предприятие. В 90-е годы его приватизировали, раздробили на мелкие хозяйства. Недавно лесокомбинат вообще перестал существовать. Но это случилось уже после того, как мы с мужем переехали в Тюмень. Поменяли наш дом со всеми постройками на квартиру в областном центре. А потом наш дом сгорел — новый жилец уснул с сигаретой. Все деньги, что заработали на севере, «сгорели» еще раньше -во время деноминации. Муж не разрешал снимать с книжки — говорил, детей надо будет учить. Недавно нам выплатили компенсацию за те 30 тысяч неденоминированных рублей дали 30 тысяч новыми. Но вместо машины и квартиры, которые в то время можно было на них купить, сейчас этих денег даже на хорошую стиральную машинку не хватит.
И это пережили. Теперь вот обустроились в Тюмени. Правда, мужа уже нет в живых. А я пошла работать в совет ветеранов Югры — не могу сидеть без дела. Сейчас являюсь заместителем председателя Кондинского землячества и членом общественной палаты Тюменской области. И остаюсь членом коммунистической партии, в которую вступила в 70-е годы. Своей жизнью я очень довольна. Обиды ни на кого не имею.
ОТ РЕДАКЦИИ. В пятом томе книги «Запрещенные солдаты» (стр. 225) есть запись: «Савкин Александр Васильевич. 1908 г., д. Попково, ныне Сладковского района. Шофер. Ст. сержант 69-го кавполка 49-й кавдивизии*. Попал в плен 26 мая 1 942 года в районе г. Харьков. Лагерный номер 29640. По данным сайта «Саксонские мемориалы», погиб в плену.
На обороте немецкой карточки военнопленного, которую мы обнаружили в архиве, записано:
«Бежал 28.4.44, снова схвачен 6.5.44. Бежал 29.8.44, снова схвачен 6.9.44. Схвачен в обоих случаях. Убит.»
* 49-я кавалерийская дивизия формировалась в Омске. Почти вся она погибла в окружении под Харьковом в мае 1942 года.
***
фото: Александр Савкин кавалерист (слева);Семья Савкиных в 1941 году, годовалая Валя в центре;Письма отца с фронта бережно хранятся в семейном архиве;Валентина Александровна Каминских;Карточка военнопленного Александра Савкина.