«Записки на «сгущенке». Клавдия»: взгляд изнутри
Прошел год с тех пор, как в центре имени Мейерхольда в рамках внеконкурсной программы «Новая пьеса» 20-го фестиваля «Золотая маска» состоялся показ спектакля тюменского театра «Ангажемент» «Записки на «сгущенке». Клавдия».
Документальный формат постановки вызвал множество споров среди зрителей. Несмотря на то, что в театральном мире уже на тот момент были очень востребованы подобные формы, среди тюменских театров на эксперимент решился только «Ангажемент».
За основу взята не пьеса, а подлинные дневники Клавдии Гуленковой, которые она вела в военное время на обертках от банок со сгущенным молоком. Драматург Андрей Стадников создал сюжет для постановки. Режиссер спектакля -Олеся Невмержицкая. Актеры: Юлия Шеек, Ирина Нестерова, Екатерина Душина, Татьяна Лузина, Анастасия Гавшина, Татьяна Пшеничникова, Роман Зорин, Денис Юдин. 0 сценографических особенностях, об установках режиссера рассказывает художник спектакля Светлана Лихошерстова.
— Во-первых, режиссер ориентировала меня на то, что это фестивальный спектакль. Поэтому декорации придумывались так, чтобы постановка была мобильной и могла обжить любое театральное пространство. Во-вторых, пьеса документальная, и главной задачей было сохранить точность документа. 0леся приехала к нам с почти готовой сценической картинкой. По ходу работы я находила минимальные плюсы-минусы этой картины: ее детали либо садились, либо не садились на общую канву.
— Удалось сделать декорации компактными?
— Они получились довольно удобными для транспортировки. В Москву их отправляли тремя партиями, подробно сказать об этом не могу, этим занимался заведующий постановочной частью.
— В спектакле участвуют реальные потомки Клавдии, которые на протяжении спектакля пекут булочку «веселая семейка». Какой она была на вкус?
— Аромат разносился по всему театру. Это было волшебное ощущение, когда все вроде бы знают, что это театр с его бутафорией, и вдруг — аромат горячего хлеба. 0н всегда притягивал и очаровывал. 0н какой-то намоленный, этот хлеб, получался.
— То есть?
— Во-первых, он намоленный по-настоящему, в прямом смысле. На протяжении спектакля звучат особые молитвы — кафизмы. Во-вторых, хлеб «намолен» самим театральным процессом, событиями, которые происходят на сцене. Хлеб вбирал все наши волнения, но при этом получалась легкая булочка, несущая очень хорошую семейную информацию: ощущение близости людей, какого-то волшебного состояния, которое может познать только семья внутри себя.
— Чтение кафизм — для чего это?
— Это не моя идея, а режиссера и драматурга. Я могу рассказывать только как наблюдатель: когда драматург беседовал с потомками Клавдии, Галина Петровна — невестка Клавдии — сказала о том, что она каждый день читает кафизмы, и их надо прочитать определенное количество, чтобы отмолить грехи своего рода. Вот откуда эта идея. Всегда ставилась задача вертикали, то есть, создания внутреннего плана спектакля. По горизонтали (это внешний план) развиваются документальные события, а по вертикали должна быть какая-то очень мощная энергия, я так теперь это называю. На эту вертикаль и работали.
— Сильно ли изменилась в процессе работы сценическая картина, которая изначально была у режиссера?
— Первоначально Олеся видела организацию пространства так: сцена поделена на несколько уровней в глубину. Первый уровень — это передний план до архивной стойки, там то, что происходит с актерами. Все, что после стойки, — уровень, где появляется реальная семья Клавдии. А еще дальше, на третьем уровне, предполагалось, будет находиться Галина Петровна и читать молитву. Но в процессе мы решили отказаться от третьего уровня на сцене, отделить этот процесс и задействовать боковой вход на сцену, где мы и оборудовали помещение для «кельи».
— Правда ли что режиссер спектакля очень щепетильно относится к декорациям?
— Да. Например, был момент, когда я долго искала одежду для девочек. Был очень сложный подбор, но зритель этого не видит, ведь на актрисах не какие-то эффектные театральные костюмы, а обычная одежда. Самые простые вещи сложнее всего делать, как оказалось.
— Большая часть сюжета завязана вокруг архивной стойки, стоящей в середине сцены. Она создавалась специально для спектакля или получила вторую жизнь после списания из библиотеки?
— Дело в том, что стойка оказалась у нас не целиком, а по частям. Ящички вывозились из разных библиотек нашего города, иногда они были совершенно разными по размеру, и собрать воедино их было очень сложно. Справиться с этой задачей смог замечательный деревянщик Сергей Грозный. Кроме «товарного вида», стойке необходима была устойчивость, ведь в определенный момент пьесы актеры начинали ходить по выдвижным ящикам. Некоторые ящики были укреплены дополнительно, и приходилось запоминать, на какой именно нужно перенести вес. Для режиссера принципиальным было не использовать новых конструкций. Была возможность взять «свежую» поверхность и придать ей любой «возраст», но Олеся категорически это запретила. На мой взгляд, это связано с тем, что ее первое образование историческое и предполагало работу с архивами.
— По ходу пьесы стойка несколько раз меняет свои функции, можно ли в связи с этим поделить пьесу на части?
— Да, стойка играет три разных роли, и пьеса делится соответственно на три части. В начале спектакля кажется, будто бы еще совсем юная Клавдия действительно вытаскивает из архива цитаты своих снов и переживаний. Во второй части стойка превращается в дом, обживаемый мужем Клавдии — Петром. В этой части звучат записки Петра, переданные Клавдии в роддом. Третья часть, на мой взгляд, самая тяжелая, в ней происходит смерть главной героини. Стойку начинают мыть, и постепенно она превращается в стол, который соединил за чаепитием ее потомков.
От редакции. Спектакль является репертуарным, но увидеть его можно нечасто, показы проходят примерно раз в месяц.