Чехи в Тюмени
Продолжение.
Начало в N 123.
В Москве ВЧК сразу арестовала руководителя российского отделения ЧНС Чермака и вынудила его подписать обращение ко всем легионерам о сдаче оружия советской власти. Проезд чехословацким эшелонам на восток был окончательно запрещен. Фактически большевики объявляли чехословацкий корпус своим врагом. В результате такой несдержанности получили мятеж хорошо организованной военной силы и быстро потеряли большие территории от Волги до Тихого океана. 31 мая легионеры свергли советскую власть в Томске, 2 июня — в Кургане, через пять дней в Омске. Выступление чехов и словаков стало сигналом для сибирских казаков и всех антибольшевистских партий, которые только ждали момента, чтобы сквитаться за поражение в октябре 1917-го. Чехословацких легионеров встречали тогда в Поволжье, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке, без преувеличения, как богом посланных избавителей.
Временное сибирское правительство 30 июня 1918 года обратилось к «Доблестным чехо-словацким эшелонам»: «Братья чехи и словаки! Война забросила вас в далекую от вашей родины Сибирь, где значительная часть населения связана с вами узами национального родства. Судьба объединила нас в борьбе против общего врага.» Так военнопленные втянулись в чужую для них Гражданскую войну: чехи, словаки, сербы, поляки на стороне Белого движения, а немцы, австрийцы, венгры-мадьяры, китайцы в интернациональных частях Красной армии и в карательных отрядах ВЧК. Впрочем, четкого разделения по национальному признаку в противоборствующих лагерях не существовало.
Война с мертвыми
Бежавшие из Томска и Омска руководители Западно-Сибирского областного совета Косарев, Усиевич, Окулов, Эйдеман, Лобков, Нейбут, Шебалдин, и с ними 300-400 венгров-интернационалистов на 100 больших и малых пароходах по Иртышу, Тоболу и Туре прибыли 12 июня в Тюмень. В Тобольске к ним из местного лагеря военнопленных присоединилось еще 40-50 немцев и австрийцев. Тюмень стала последним оплотом советской власти в Зауралье. Здесь образовалось два направления фронта: Тобольское — по рекам и Ишимское — по железной дороге.
Военные действия на подступах к Тюмени сразу же приобрели ожесточенный характер. 5 июля на городской площади у Александровского реального училища в братской могиле похоронили 46 (по другим данным — 21 или 9) интернационалистов: немцев, австрийцев, венгров, китайцев, погибших в бою с чехословаками и казаками на станции Вагай. 9 июля площадь переименовали в «Сад Октябрьской революции». Через шесть дней здесь же были захоронены латыши, погибшие в бронепоезде на станциях Кармак и Подъем, где белогвардейский отряд полковника Смолина пытался перерезать железную дорогу на Eкатеринбург. Eго появление в глубоком тылу и гибель 18 бойцов вызвали в Тюмени панику. Началась эвакуация. Последние красные эшелоны отправились в сторону Камышлова в ночь на 20 июля. По сообщению газеты «Сибирский листок», «все главари большевиков бежали из Тюмени. до 20 поездов — в Eкатеринбург и 30 нагруженных пароходов — в Туринск. вывезли из Тюмени 24 миллиона рублей, ограбив местное казначейство и банк.»
В город вошли части чехословацкого корпуса, 1-й Степной сибирской дивизии и 2-го Сибирского казачьего полка. Газеты сообщали: «. Такой радости и торжества давно не было. Состоялись похороны убитых большевиками сыновей А.И. Колокольникова: Ивана — 21 года и Иннокентия — 14 лет. Их убивали у тюрьмы, затем полумертвых бросили в тюремный колодец и забросали землей. Сегодня выкопали и схоронили на территории монастыря. Народу провожало тысяч до 20.»
Пострадавшие от большевиков горожане потребовали от новой военной власти извлечь из могилы на Александровской площади (ей вернули прежнее название) тела красноармейцев-интернационалистов и захоронить их на кладбище «концентрационного лагеря иностранных пролетариев», что и было сделано.
Содержавшимся в лагере военнопленным запретили выходить за его пределы и усилили охрану. Отказавшимся служить в легионе чехам и словакам разрешалось создавать «рабочие роты» для использования в интересах городского хозяйства.
Антанта в условиях продолжавшейся войны с Германией и Австро-Венгрией планировала за счет чехословацкого корпуса и белогвардейских формирований воссоздать на Волге Восточный фронт и развернуть широкое наступление против немецких и австро-венгерских войск, оккупировавших к тому времени Польшу, Прибалтику, Белоруссию, Украину и значительную часть Eвропейской России. Однако эта необходимость отпала после капитуляции Австро-Венгрии 3 ноября 1918 года. Один за другим народы, входившие в эту лоскутную империю, объявляли о своей независимости. 28 октября родилась Чехо-Словакия, так в ту пору называлось новое государство.
После этого события у оказавшихся в России почти 56000 легионеров была только одна цель — возвращение на родину. 17 января 1919 года командование корпуса отдало приказ оттянуть все части в тыл «для реорганизации и отдыха». По решению ЧНС и правительства Чехо-Словакии корпус перешел под командование представителя Антанты в России генерала Жанена. Некоторые амбициозные легионеры, такие как Рудольф Гайда, вышли из легиона и поступили на службу к Верховному правителю России адмиралу Колчаку, которого привели к власти офицерство и казачество в результате военного переворота 18 ноября 1918 года в Омске.
Гайду именуют чехом, но настоящее его имя Радола. В реальности его отец — австриец, мать — черногорка, женился он на албанке. Фармацевт по образованию, прапорщик австро-венгерской армии, попал в сентябре 1915 года в русский плен и перешел на сторону России. Отличился в битве под Зборовом, получил орден св. Георгия 4-й степени и должность командира 7-го чехословацкого полка. Колчак назначил новоиспеченного генерала Гайду командующим Сибирской армией, надеясь за счет его авторитета склонить легионеров к продолжению боевых действий против Красной армии. Но после окончания Первой мировой войны корпус сразу утратил интерес к участию в Гражданской войне в России. Чехи и словаки больше не горели желанием проливать кровь за чужие интересы. Они хотели только одного — поскорее вернуться домой. Надо отдать им должное: оказавшись за десятки тысяч километров от родных мест, в самом центре России, во враждебном окружении, они не пали духом, сохранили стойкость, не испугались угроз, не повелись на политические посулы и лживые обещания коммунистических вождей сохранить жизнь при полном подчинении. Не стали под красногвардейские карательные пулеметы и не спустились в расстрельные чекистские подвалы. В отличие от 40 тысяч белых офицеров, сложивших оружие в ноябре 1920 года в Крыму и расстрелянных по приказу члена Реввоенсовета Южного фронта венгерского интернационалиста Бела Куна и секретаря Крымского обкома РКП(б) Розалии Землячки. И в отличие от 14 тысяч польских офицеров, сдавшихся в советский плен в сентябре 1939-го и расстрелянных по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года N П 13/144 в Катынском лесу под Смоленском, в лесопарковой зоне Харькова и в Осташковском лагере в Калининской (Тверской) области.
С конца 1918 года чехословацкие легионеры лишь контролировали железнодорожные коммуникации, по которым Антанта снабжала Колчака оружием и боеприпасами, а также помогали поддерживать общественный порядок в уральских и сибирских городах по Транссибу.
В Тюмени в доме Брюханова на углу улиц Республики и Подаруевской (Семакова), размещался 2-й чехословацкий кавалерийский полк, которым командовал капитан Черевинко. Он не подчинялся начальнику гарнизона полковнику Зенкевичу и городской милиции Островского. В функции управы чехословаки не вмешивались. Нарушить нейтралитет им пришлось лишь однажды — 13 марта 1919 года.
Восстание или бунт
В советской историографии все выступления против военной диктатуры Колчака в его тылу считались результатом подпольной коммунистической пропаганды. Точно так же характеризовал события одного мартовского дня 1919 года доктор исторических наук, профессор Тюменского педагогического института Павел Рощевский в своей монографии «Гражданская война в Зауралье», изданной в 1966 году.
В действительности, призванные по мобилизации в колчаковскую армию тюменцы и крестьяне окрестных сел в возрасте от 19 до 26 лет выражали свое недовольство отсутствием форменного обмундирования и казенного питания. Это недовольство переросло в стихийный бунт. Утром 13 марта, не получив, несмотря на протесты, горячего завтрака, около 600 призывников сломали замок оружейного склада в ремесленном училище на углу улиц Садовой (Дзержинского) и Томской (Осипенко), «похитили 296 винтовок, 18442 патрона, 191 штык, 9 револьверов, 24 сабли и одну пику», после чего направились к лагерю военнопленных, где содержалось около двух тысяч австрийцев, венгров и чехов, не пожелавших участвовать в противоборстве белых и красных. Малочисленная охрана лагеря не оказала сопротивления. К бунтовщикам присоединилось больше сотни венгров с боевым опытом. Остальные «иностранные пролетарии» предпочли остаться в лагерных бараках. Толпа, стреляя в воздух, наводя ужас на обывателей, двинулась в сторону Копыловских сараев (район современных улиц Малыгина, Матросова, М. Горького и Салтыкова-Щедрина), места концентрации в Тюмени деклассированных элементов. Объединившись с ними, восставшие через железнодорожную ветку к станции Тура пошли на штурм каторжной тюрьмы, в которой содержалось до 500 арестантов.
Продолжение следует.
***
фото: Здесь стоял заброшенный пивной ларек под названием «Голубой Дунай» — единственный ориентир, который помогал определить расположение «концентрационного лагеря иностранных пролетариев».