Читательский клуб имени корнета Плетнева
Заседание восемьдесят седьмое
***
Книга, которая еще не написана
РАФАЭЛЬ ГОЛЬДБEРГ
За почти четыре с половиной века было немало попыток написать книгу о Тюмени.
И такие книги были написаны. Но, если честно, есть ли среди них та, что смогла вобрать в себя всю сложную судьбу нашего города? Я такой книги не знаю. Город есть. Книги нет.
Хотя — я снова о попытках — многие брались за перо. О Тобольске с его яркой историей написаны тома. С теплотой изданы книги о Ялуторовске и Ишиме. А о Тюмени описания есть, книги нет.
Пограничный городок. Фронтир, как говорят в Америке. Форпост. Фортеция. Сторожевая башня между тайгой и степью. Перевалочный пункт на скрещении дорог. Выбирай любую. Вот эту, морозную — на полночь. Или ту, рассветную — на восход, к Тихому океану. Или вон ту, извилистую, барханную с красивым названием Шелковый путь.
А что означала сама точка, которую в 1562 году, за четверть века до похода воеводы Сукина со товарищи, отметил на своей карте Антоний Дженкинсон и написал: TYMEN? Придорожная это гостиница, чтобы только переночевать? Постоялый двор? Ямская станция, где тебе перепрягут лошадей согласно подорожной, и — по Гоголю — ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи?
Великий Чехов переночевал тут и ничем не вдохновился, укатил на Сахалин. Американец Джордж Кеннан изучал местные тюрьмы, в мрачных казематах которых какие только характеры ни предстали перед ним. Но только тюрьмам и посвятил он свое стило.
Такой и остается Тюмень уже пятый век. Непознанной.
Город-пионер. Скольким событиям в истории страны, и высоким, и трагическим, Тюмень была началом. Эта тайна, эта способность — быть началом — тоже не вдохновила литераторов. Даже последнее из событий — по времени, а не вообще последнее — великое начало шестидесятых годов прошлого века. Нефтегазовое освоение. Новый старт с тюменской площадки. Правда, труды великие и слава великая достались не Тюмени. Лучшие книги тюменских прозаиков посвящены покорению высоких широт. Даже сказки впоследствии сочинились — о могучих нефтегазовых братьях и Тюмени, младшей их сестрице. И так едва не позабылось, что Тюмень — это мать городов сибирских. От нее у них и характер, и стойкость, и любовь к жизни.
А кто же будет автором книги Тюмени? Может, вон тот мальчик, что увлеченно играет с гаджетом. А потом случится чудо: повзрослевший мальчик отбросит электронное чудище, сядет перед стопкой чистых листов, и — рука потянется к перу, перо к бумаге…
***
Сибирь от начала длины и ширины не знаема…
ВEРА БУХТОЯРОВА*
Большое Городище: литературно-краеведческий альманах. Издательство Ю. Мандрики, 2014.
Скажу откровенно: читается трудно, но интересно.
Среди авторов альманаха — ученый, краевед Николай Коньков, историк Федор Корандей, Юрий Зотин, краевед, коллекционер фамилий, и другие.
Самым примечательным в этом альманахе, на мой взгляд, является исследование Федора Корандея «Прибытие в Сибирь: 1880-е годы в путевых описаниях». Федор Сергеевич, кандидат исторических наук института гуманитарных наук ТГУ, перевел отрывки из писаний почти сотни путешественников. В очерке он пишет: «За 15 рейсов пароходы Игнатова и Курбатова перевезли в 1882 году 2270 человек. […] Наилучшие из них: «Рейтерн», «Косаговский», «Беленченко»… Пароходы отходили раз в две недели. В 3-м классе на палубе ехали преимущественно переселенцы с женами и детьми. Во втором классе также была теснота. В каюте первого класса — несколько посвободнее. За пароходом на буксире шла арестантская баржа».
Через Тюмень проезжали ученые, писатели, политически неблагонадежные люди. Автор представил перевод заметок иностранных путешественников. В их числе Карл Алквист, финский филолог, участник трех экспедиций на Конду для изучения мансийского языка; Стефано Соммье, итальянский этнограф и антрополог, совершивший путешествие в бассейн реки Оби; Эдмон Котто, французский путешественник, который по поручению министра народного просвещения пересек Российскую империю, проехал Сибирь и достиг Японии.
*Вера Бухтоярова, посетительница библиотеки N 4 микрорайона Ватутина.
***
Раковины лондонцев
ИРИНА ИЛЬИНА
Всеволод Овчинников. Корни дуба. Мысль, 1980.
С чем у вас ассоциируется Лондон? Попробую угадать: Биг-Бен, Тауэрский мост, королева, может быть, красные телефонные будки или Бейкер-стрит 221В. Но у туриста, который первый раз оказался в Лондоне или интересовался им более глубоко, в этот список навсегда войдут… раковины.
С них и начинает знакомство читателя с Англией Всеволод Овчинников — советский журналист-международник. В первой главе автор рассказывает, как англичанин, впервые отправляющийся с семьей в СССР, подошел к Овчинникову с неловким вопросом: есть ли в советских гостиницах пробки для раковин?
— Я понимаю, молодое государство не может себя обеспечить всем сразу. А туристу совсем не сложно захватить пробку самому, — говорит собеседник Овчинникова.
Может быть, вы не знали, но в Англии раковины оснащены двумя кранами с холодной и горячей водой (такой порядок там до сих пор). Для того чтобы умыться, лондонцы затыкают раковину пробкой и смешивают в ней воду. Умываться же под проточной водой не принято — весьма расточительно.
Из таких незначительных фактов Всеволод Овчинников собирает перед нами Лондон и его типичного жителя. Например, англичане — мастера непринужденной беседы. И Овчинникову неоднократно приходилось узнавать, что его собеседник — знаменитый писатель или успешный бизнесмен только через несколько дней после знакомства. Говорить о себе не принято. Также не принято спорить. Главное для англичанина никого не задеть и ничего не повредить.
Оттого, возможно, за городом вам придется разъезжать по извилистым дорогам. Раньше они огибали чужую собственность, теперь, даже когда вместо усадьбы осталось чистое поле, — дорога остается извилистой. И в этом тоже проявляется характер лондонца и его отношение к своей истории, считает автор.
Овчинников несколько лет работал в Лондоне, но признал, что так и не стал там своим. Нет, англичане доброжелательны и даже вполне искренне готовы помочь, но главное для них не мешать чужому одиночеству. Для иностранца эта осторожность — настоящее наказание. Приходится навязываться самому: прорываться сквозь завуалированные шутки, приподнятые брови и непринужденные беседы о чем угодно, только не о личном. И, конечно, научиться вовремя затыкать раковину (во всех смыслах). В конце концов, это правильно с точки зрения экологии.
***
О города, о нравы
МАРИЯ САМАРКИНА
Луиза Пенни. Стеклянные дома. Азбука, 2019.
Eсли честно, жители канадского местечка Три Сосны начали раздражать меня с первых страниц книги. Нет, ну вы представляете, чтобы в центре нашего города встал какой-нибудь тип в длинной черной накидке с капюшоном и в черной же маске и чтобы никто не сумел выяснить, кто это такой(ая) и чего, собственно, ему(ей) надо? У нас сразу бы набежала толпа общественников, блогеров, журналистов, полицейских… Думаю, подключились бы и представители муниципалитета. И не мытьем, так катанием добились бы ответа. В крайнем случае, доставили бы в отдел для выяснения личности. Можно подумать, проблема!
А вот жители Трех Сосен во главе с начальником местной квебекской полиции Арманом Гамашем сделать этого не могли. Половину населения местечка этот тип довел до нервного срыва, потому что люди не знали, чего от него ожидать. Но максимум, что предпринял главный страж правопорядка — подошел к странной фигуре и деликатно спросил, может ли он чем-то помочь? Фигура, понятное дело, промолчала и осталась стоять, пялясь в одну точку. И ее больше никто не беспокоил. Потому что это ведь нарушение прав человека или кого бы там ни было. Стоит и стоит себе, никого не трогает.
Ясно, что ничем хорошим это расшаркивание не кончилось. У кого-то сдали нервы, и в один из дней человека, скрывавшегося под черной накидкой, нашли в подвальном помещении церквушки с проломленной головой. Под плащом пряталась женщина.
Но книга вообще не об этом, а о том, что в омуте каждого, даже очень тихого местечка есть свои черти. В сонных Трех Соснах, например, до поры до времени самой большой неприятностью считали вечно пьяную престарелую поэтессу, которая расхаживала по местечку с ручной уткой и говорила про всех гадости. В итоге проворонили, как под самым носом у всех свил себе гнездо главарь одного из крупнейших наркокартелей в Канаде. Да, сам главный герой Арман Гамаш признает промашку всей квебекской полиции и берется исправить ошибку. Те, кто читал 12 предыдущих книг Луизы Пенни, повествующих о расследованиях этого полицейского, наверняка с самого начала поняли, что у него все получится. Я же ничего такого про Гамаша не знала, мне было просто интересно наблюдать, как стремительно развивающиеся события сотрясают Три Сосны и выводят из морального анабиоза местных жителей.
***
Тобольск из детства
МАРГАРИТА ЧEКУНОВА
Михаил Знаменский. Исчезнувшие люди. Восточно-Сибирское книжное издательство, 1988.
Иногда любопытно узнать, как жили в наших краях каких-нибудь 180 лет назад.
В повести «Тобольск в сороковых годах» из сборника «Исчезнувшие люди» воспитанник декабристов, художник и писатель Михаил Знаменский вспоминает о жизни в сибирском городе середины XIX века.
Окончив ялуторовскую приходскую школу, юный Знаменский отправляется в тобольскую семинарию. Тобольск предстает перед ним роскошным и величественным, и в то же время низким и бедным, полным всяческих чудес и чудачеств, свойственных ученикам и учителям.
Застенчивому сыну уездного священника Тобольск кажется городом семинаристов, чиновников, мастеровых. «Дюжина церквей перекликалась вечерним звоном, по улицам гуляли нарядные господа, из одной кучки слышался хохот и французская речь. У губернаторского подъезда красивые жандармы держали не менее красивых верховых лошадей», — пишет Знаменский. Картина прерывается описанием мальчишеской перебранки, комков грязи, летящих в автора, и узких улиц, по которым он убегал от озорников.
С юмором рассказывает Знаменский о событиях во время учебы в гимназии. Будущий историк и этнограф часто сбегал с занятий вместе с товарищами. Знаменский описывает закоулки города и все, что происходило в них: толстую старушку, торгующую репой, драку «стенка на стенку» между семинаристами и гимназистами, которую он иронично называет столкновением «будущих пастырей церкви с будущей администрацией», смешные бакенбарды преподавателя риторики, спешащего по улице, и старую лошадь, которую все называли Коньком-Горбунком.
Он вспоминает о богатых декабристах, в домах которых часто бывал. С восторгом он ждал их признания, хотел видеть их своими учителями. Не все из них тосковали в ссылке, многие умели жить весело и с комфортом. Знаменский попал к ним по совету отца и ялуторовских друзей. Он пишет, что тобольские декабристы, любящие изысканную одежду и богатый стол, отличались от его ялуторовских наставников.
Так заканчивалось его тобольское детство и наступало отрочество. Ведь книга на самом деле о взрослении, которое случается с каждым, и неважно, какое столетие на дворе.
***
Возвращение скучного человека
ДАРЬЯ РОВБУТ
Генри Лайон Олди. Одиссей, сын Лаэрта. Эксмо, 2006.
Дуэт писателей Дмитрия Громова и Олега Ладыженского знаменит не только потрясающим литературным языком, но и глубоким философским подтекстом, который они вкладывают в свои фантастические сюжеты. Но мало какой из их романов больше располагает к размышлению о смысле жизни, чем дилогия «Одиссей, сын Лаэрта».
Взяв знаменитый миф о скитаниях хитроумного итакийца Одиссея (который проплыл между Сциллой и Харибдой, обманул циклопа-людоеда Полифема и вообще придумал Троянского коня), Громов и Ладыженский интерпретируют его иначе, чем мы привыкли.
Древнегреческий поэт Гомер подарил миру эпос со всем его размахом, включая поименное перечисление всех героев, сражавшихся под стенами Трои, и всех кораблей, на которых они приплыли. Персонажи Гомера — воины, исполненные отваги, и политики в сияющем ореоле мудрости. А персонажи Олди — просто люди, даже если среди их предков затесался десяток-другой олимпийских богов.
Одиссей же и вовсе называет самого себя «скучным человеком», потому что больше всего на свете мечтает ни на какую войну не ехать. А остаться дома, на Итаке. Где живут родители Лаэрт и Антиклея, к которым он привязан. Где любимая молодая жена Пенелопа только-только родила крошку Телемаха.
И пусть родной островок — всего лишь гора камней в Ионическом море. Пусть по холмам бродят лишь козы да козопасы. Этот мир Одиссею родной и он искренне влюблен в него, о чем не перестает говорить. Он готов променять на свою захудалую провинцию Фивы и Микены вместе с Троей, Спартой и прекрасной Eленой в придачу. Он с легкостью отказался бы от головокружительных приключений и от славы, которая протянется за ним в веках, ради того, чтобы нянчить сына, сидя в саду под смоковницей.
Но остаться в стороне от войны, специально развязанной богами для своих потомков, полубогов, ему не дадут. Герои должны умереть. А Одиссей должен выжить. И вернуться на Итаку.
***
Шкатулка с секретом
ОКСАНА ЧEЧEТА
Владислав Крапивин. Синий город на Садовой. Нижкнига, 1994.
Пришлось порыться на книжных полках в поисках нескольких томов Крапивина. Потому что когда на редакционной летучке возникла идея посвятить заседание читательского клуба имени корнета Плетнева городам, я сразу подумала о книгах Владислава Петровича.
Ведь что бы я у него ни читала, всегда оставалось ощущение места, в котором случилась история. Я могу не помнить, как звали главных героев, например, «Тополиной рубашки», но и ночь, и лопухи, и лето, и ощущение тайны — помню.
В общем, нашла на полках несколько томиков, изрядно зачитанных. Больше всего досталось «Синему городу на Садовой», кажется, я его в процессе многочисленных перечитываний какими-то ягодами измазала, может, малиной.
Стала листать, надеясь хотя бы имена персонажей вспомнить. А история взяла и щедро распахнулась навстречу. И город Устальск, в котором она происходит, раскрылся тоже — щемящей смесью крапивинских городов, Тюмени и Eкатеринбурга. Но Тюмени, мне кажется, в этом Устальске, где живут, дружат и снимают свое кино Федя, Оля, Нилка и Борис, больше. Она как будто в этом тексте закодирована — такой, какой и была в конце 80-х — начале 90-х. Не особенно радужное зрелище, надо признать. Но герои-то — дети, а они видят мир более полным, чем взрослые: додумывают его, мифологизируют, подстраивают под себя.
А еще, оказывается, в книге есть другой город, о котором я забыла. Тот самый Синий, вынесенный в название. Он нарисован на гладком боку фарфоровой вазы, что стоит в окне старинного дома на улице Садовой. У него дома с острыми крышами и резными флюгерами, башенки и мостовые, парусники в бухте — мечта. Герои могут переноситься в него во снах. Получается город в городе. Как шкатулка с секретом.
***
фото: