Борец с ветряными мельницами за идеалы барокко
А не поговорить ли нам об исторической реконструкции? Нет, не о рыцарях в латах. А о музыке. Ведь сегодня, по словам знатоков, камерная музыка доклассических времен (до Баха, Гайдна, Моцарта и так далее) в фаворе у гурманов этого вида искусства.
О своей профессии, о погружении в любимую эпоху рассказывает уроженец Тюмени, обладатель баса и просто обаятельный человек Андрей Ахметов (Вупперталь, Германия). Бакалавр — академический вокал в РГПУ имени Герцена в Санкт-Петербурге. Магистратура по барочному пению — в Кельнской высшей школе музыки. Ансамблист и солист Gaechinger Cantorey — хора Штутгартской баховской академии (дирижер Ханс-Кристоф Радеманн) — и Balthasar-Neumann-Chor (дирижер Томас Хенгельброк). Внештатно поет в хоре радио Западной Германии, сотрудничает со многими ансамблями старинной музыки.
— Андрей, прежде всего меня волнует вопрос: почему сегодня слушатели выбирают камерный доклассический репертуар?
— Историческое реформированное исполнительство с одной стороны — это реакция на крупномасштабность оркестров, большую оперу, на Малера, Вагнера, Брукмана, Шостаковича, западных экспериментаторов-минималистов. Музыка пришла в состояние, условно говоря, хаоса, разрозненного, негармоничного. И все это срезонировало так, что в 60-80 годах прошлого века появились аутентисты, которые начали возрождать музыку доклассической эпохи. Откапывали трактаты, восстанавливали инструменты, начали изучать, как это было артикуляционно. Это была реакционная волна против эстетики крупного стиля, симфонизма. С другой стороны, это могла быть усталость от большого стиля. Это можно сравнить с периодом Людовика XIV с его большим стилем и с изменением после его смерти культурного ландшафта с пришествием Людовика XV, у которого царил более камерный стиль. Слушатель устал от героизма и пафоса, легендарных богатырских персонажей и перешел к чему-то более естественному, интимному. С третьей стороны, в эпоху постмодернизма идет рефлексия на все, что было накоплено, на культурный слой и возвращение к сокровищам прошлого, которые были забыты и стерты из памяти волной классической музыки. И это оказалась кладезем гармоничной музыки. Люди познакомились с шедеврами Монтеверди, Шарпантье, Перселла, композиторов позднего и среднего Ренессанса, маньеристов, великими композиторами Средневековья. Это целая вселенная, которую можно бесконечно открывать.
— Ваше погружение в барокко как-то повлияло на исполнительскую манеру, образ жизни, характер? Наверняка же вы были воспитаны в классическом ключе…
— Да, в музыкальной школе учили, что все должно быть подчинено строгим ритмическим законам: метроном, восьмушечка-четвертушечка. Но мне повезло — я не учился в музыкальной школе. Я учился в гимназии N 70, где нам с 3 по 11 класс Лидия Русакова преподавала мировую художественную культуру. И там было погружение в разные стили, эпохи, мифологию. И параллельно играли на инструменте. Моя учительница Зоя Ревякина чувствовала, что я хочу играть. И я исполнял то, что мне было по душе. А в подростковом возрасте благодаря своему брату Тимуру я открыл средневековую музыку, в том числе секулярную средневековую — танцевальную, дикую. Для испанских пилигримов! Однажды, будучи в Париже, я собрался пойти на Верди, но не было билетов, и меня отправили в кассах «Опера Бастилии» на оперу Жан-Филиппа Рамо «Платея». И, придя в роскошное здание, услышав потрясающую оперу, я был очарован и потрясен. Я влюбился в барокко с его вниманием к деталям, эстетикой избыточности, с его блеском, бравурностью и даже небольшим китчем — бесконечной позолотой и завитушками… это же тоже присуще человеку. Человек любит, когда много всего! Барокко — это любовь к резким переменам настроения, театральности: от восторга через секунду к ламентации, грусти, печали. Затем в Санкт-Петербурге мой учитель, кантор Петрикирхе Сергей Силаевский учил меня украшениям, пластике — тому, как подавать звук и текст позднего Ренессанса и барокко. У меня было много учителей после. Плюс мой подход к эпохе исходит из контекста: я читаю литературу, пытаюсь заниматься языком того времени (он сложен, избыточен, перегружен метафорами), изучаю архитектуру, моду, изобразительное искусство — Рубенса, Рембрандта — плюс жесты и мимику того времени… Барочный музыкальный текст — это предложение композитора исполнителю к сотрудничеству: ты имеешь право импровизировать, показать свою фантазию, вкус, который должен быть утончен и взвешен, ты не перегружаешь текст тысячей тридцать вторых нот или гирляндами фиоритур.
— Простите, может, за неловкий вопрос, но как человек из глубокой российской провинции смог совпасть с европейской ментальностью, адаптироваться в ее культурной среде? Каково вообще вам живется в Германии?
— В гимназии нам давали мировую культуру, латынь, английский, немецкий, мы читали Боккаччо, Рабле, Свифта. Пять лет я учился в Санкт-Петербурге — это тоже меня европеизировало, помогло успешному интегрированию в Eвропу. Но в Германии я столкнулся с не совсем понятными мне вещами. Так, немцы очень прямолинейны и могут сказать тебе в лицо все, что им думается. Но в плане работы в искусстве — это очень осторожное, деликатное обращение. У них есть такое выражение «чувствование кончиками пальцев» тонкой артистической натуры — «было просто замечательно, но вот здесь вы сфальшивили», всегда с книксеном. Мне это было непонятно и пришлось перестраиваться. Занимаясь барокко в Германии, ты сталкиваешься с когнитивным диссонансом: здесь нельзя украшать по-барочному музыку. Тот же Бах — это священная корова! Украшать немцы не любят. И я чувствую себя борцом с ветряными мельницами, отстаивая свою фантазийную позицию. Меня даже называют королем трелей за эту священную войну.
— Как повлияла пандемия на ваши планы, состояние?
— Горшочек с государственным фондом очень быстро закончился. Поначалу, когда пообещали поддержку, я хотел сделать серию костюмированных концертов. После, когда нам сказали, что поддержки не будет, был полуторамесячный провал в творческой деятельности, не хотелось петь. Но полторы недели назад начали репетировать проект: чтение «Симплициссимуса» Ганса Гриммельсгаузена, музыка Андреаса Хаммершмидта и Йохана Хаммерштайна. Плюс участвую в конкурсе имени Джованни Бовичелли по исполнительскому барочному украшению. Eсли вы меня найдете на просторах интернета и поставите лайк (я там один из двух русских исполнителей), то буду признателен.
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
***
фото: Андрей Ахметов.