Быть в броне или играть на укулеле
Моя первая туристическая виза в Eвропу далась мне непросто — визовых центров в Тюмени нет, пришлось целую ночь ехать в старом плацкартном вагоне (из тех, где запах несвежих носков впитался в стены) в крупный город поблизости.
И вот мне домой с курьером возвращается заграничный паспорт. Но в тот же день, когда я с замиранием сердца открывала конверт, чтобы узнать, вклеили мне визу или отказали, президент объявил о начале спецоперации.
Вы, конечно, догадались: билеты сгорели, виза пропала. Впрочем, владельцы дешевенького европейского хостела вернули мне деньги за бронь, причем на тысячу рублей больше: так неожиданно я наварилась на подскочившем курсе евро.
Впрочем, один мой билет остался в силе. Я все еще могла улететь по нему в Санкт-Петербург, где должна была проходить пересадка. И — здравствуй, культурная столица. В конце концов, чем ты хуже?
Догматичный носорог
Санкт-Петербург невероятно безопасный город. Во-первых, в отличие от многих других городов, где на заборе хорошего не напишут, здесь на всех стенах в центре города, на столбах, на асфальте и даже в окнах жилых домов пишут очень позитивные вещи. Во-вторых, на Невском проспекте днем и ночью дежурят сотрудники правоохранительных органов. В Тюмени такое бывает только в дни парада, а здесь — обычные городские будни.
Я предпочитаю остановиться в хостеле в центре города. В начале марта в таких хостелах, как правило, живут постояльцы от слова «постоянно». Те люди, которые работают в центре, но снимать квартиру в этом районе для них слишком дорого. Другое дело — комната на шестерых. Ничего необычно, кроме того, что в кровати над вами могут обсуждаться какие-то рабочие вопросы и проводиться беседы с клиентами. Так что ведите себя потише. А лучше гуляйте. Турист вы или кто?
Конечно, каждый, кто приехал в Санкт-Петербург, обязан посетить Эрмитаж. Это хранилище мировой культуры. Впрочем, о постоянных экспозициях музея рассказано немало — это клад, найти который настоящее счастье. А я лучше расскажу вам о том, что увидеть можно было именно в марте. Выставка «Альбрехт Дюрер. К 550-летию со дня рождения» закончилась четыре дня назад. На ней были представлены восхитительные гравюры 1500-х годов от мастера «северного возрождения». Сопровождаются они плейлистом от петербургских музыкантов. Послушать музыку можно в собственном телефоне для полного погружения в атмосферу конца Средневековья.
И под плач скрипки полюбоваться на неприятные лица всадников Апокалипсиса…
Кстати, Альбрехт Дюрер был выдающимся художником, мастером, авторитет которого был настолько непререкаем, что породил довольно забавный исторический казус.
1 мая 1515 года в Лиссабон прибыл корабль из Гоа, на борту которого был груз пряностей и настоящий живой носорог в подарок королю. Дюрер не смог увидеть носорога своими глазами, но попросил описать его своего знакомого географа. Так, опираясь на свидетельства и эмоции очевидцев, художник написал свою гравюру с носорогом. В ней фантазия переплелась с реальностью. Носорог, чем-то напоминающий настоящее животное, оказался покрыт броней, наподобие рыцарской, а еще чешуей. Этот образ животного, которого изобразил Дюрер, легко победил настоящих носорогов, которые после оказывались в Eвропе и многие видели их своими глазами. Более того, ученые и исследователи с поразительным упрямством в своих трудах продолжали изображать носорога таким, каким придумал его Дюрер.
На выставке можно увидеть множество изображений носорога в броне. На шкатулках, в книгах, в живописи (где все животные нарисованы весьма натуралистично, кроме бедняги-носорога).
Так история в который раз доказывает нам, что порой люди ужасно тяжело принимают реальность и отказываются от своих догм. Запираются в них, как в ту самую броню. Однако не все.
Веселый парень Иисус
В Санкт-Петербурге можно встретить весьма прогрессивных людей там, где, казалось бы, догмам самое место. Относительно недалеко от Эрмитажа, на Кирочной улице, находится Анненкирхе — когда-то пострадавшая от пожара лютеранская церковь.
Сейчас прямо посреди церкви расходится Красное море и шумят волны. Это проходит выставка, посвященная празднику Пасхи. Но заходят на нее люди далекие от христианства — просто полюбоваться.
Девушка с косами встает по центру проекции Красного моря и спрашивает у собравшихся, что именно христиане отмечают в Пасху? Люди безмолвствуют, а девушка смеется.
— В этот день воскрес Иисус Христос. Ну ладно, давайте я вам лучше покажу…
В главный зал Анненкирхе натаскали тонны песка, чтобы посетители выставки почувствовали себя евреями, уведенными Моисеем в пустыню. Вокруг нас и над головой — проекции звездного неба, а мы усаживаемся на настоящие камни у искусственного, но очень правдоподобного костра. Слышим, как шумит в пустыне ветер, зарываемся ногами в песок. Затем мы поднимемся по лестнице, которая сплошь увешена и переплетена красными нитями — это путь на Голгофу.
Наш экскурсовод рассказывает старинную историю так, будто мы ее близкие друзья. Местами она шутит, где-то ужасается, а где-то возмущенно восклицает: «Вы представляете?!» Никогда еще я не видела такую легкую, эмоциональную, но очень искреннюю интерпретацию библии. Но в Анненкирхе вообще не очень любят догмы и скуку. И порой смотрят на вещи с неожиданной стороны.
Молодой священник церкви в эти дни проводил молебны о мире. И рассказывал, что порой даже страшное может быть началом прекрасного. Ведь и Анненкирхе сгорела и едва не погибла, потому что ее подожгли вандалы. Но именно после пожара из заброшенного рок-клуба и кинотеатра, которыми она служила в СССР, она снова стала церковью. И так, когда все говорило о том, что пришел конец — началась новая прекрасная жизнь почти погибшей кирхи. Теперь «сгоревшая церковь» — одно из самых популярных и уютных мест города. Здесь даже организовали кофейню. Можно посидеть в книжном философском клубе или научиться играть на укулеле.
…Местные жители в хостеле подсказывают мне, что я обязана побывать на «питерской крыше» — у них свой интерес: они работают и меня надо куда-нибудь выпроводить. Eсть нелегальные способы пробраться наверх, но их я отвергаю сразу. И забираюсь на крышу лофта «Этажи» по билету. Здесь я смотрю на вечерний Санкт-Петербург сверху, ем гигантскую шаурму размером с бейсбольную биту, которую мне приготовили ребята из Eгипта на первом этаже этого здания, и размышляю. В Санкт-Петербурге вообще все располагает к размышлениям.
Вспоминаю, например, как гуляла по саду у музея Ахматовой, слушала аудиоэкскурсию с цитатами из ее дневников. О том, как слыша вражескую авиацию, местные жители буквально закапывали себя в этом саду, в укрытии. Живые уходили в землю и притворялись мертвыми, чтобы не умереть. Ужас войны и блокады висит в этом городе прямо в холодном воздухе. Вспоминаю и о том, что есть в саду потертая «лавочка стукача» — это памятник тем, кто не оставлял Анну в покое, наблюдая за каждым ее шагом и докладывая. Стукачей в Санкт-Петербурге не любят, очень уж много из-за них пострадало талантливых людей, чьим именам посвящены петербургские музеи. А потом мысленно возвращаюсь к немецкому туристу (студенту?), которого видела у Анненкирхе и который с блестящими от восторга глазами что-то на родном языке рассказывал сопровождавшей его девушке. Интересно, как он теперь будет добираться до дома?
Но даже гигантской шаурме свойственно заканчиваться.
Так что я с высоты размышлений и крыш снова спускаюсь на землю.
Продолжение следует.
***
фото: