Суффикс как часть терапии
«Пациентика обидеть может каждый» — под таким заголовком в предыдущем выпуске мы обсуждали методические рекомендации Минздрава по оптимизации работы колл-центров поликлиник. В частности, фразы, которые сотрудникам поликлиник произносить нельзя. Нас удивило, что под запрет попали уменьшительно-ласкательные суффиксы. Мы, как пациенты, позволили себе не согласиться. А тут оказалось, что и некоторые врачи не видят в сюсюканье ничего дурного.
Я обычно не сюсюкаю с пациентами. По крайней мере, никогда не назову кого-то бабуленькой или дедуленькой. Однако позволяю себе общаться с долей неформальности. «Моя дорогая София Алимовна, а мы вас ждали!» Или «А вот и наш любимый господин Проворнов прибыл».
Глубокий формализм пациентов зачастую пугает. Eсли я скажу какой-нибудь женщине: «Знаете, а ведь у вас внебольничная правосторонняя нижнедолевая пневмония», — то ее скорее всего увезут на скорой уже с инфарктом. А если скажу: «Ой, у вас есть ма-а-аленькая пневмонийка. Я вам антибиотики пропишу, мы их недельку попьем и все пройдет», — то обычно пациенты сразу успокаиваются. Потому что слово ПНEВМОНИЯ для них очень серьезное, страшное. А «маленькая пневмонийка» — ну это что такое? Кого этим напугаешь? А по факту ведь информация та же самая.
Неформальные формулировки часто помогают объяснить пациентам патологические или физиологические процессы. Я давно обратила внимание, что если называть атеросклеротическую бляшку атеросклеротической бляшкой, то слушают тебя, конечно, внимательно, но уходят всегда с выражением лица «господи, что попало наговорила!». А если ее же назвать бляшечкой в сосудике, от которой кровушка не бежит, то все сразу как-то понятней.
И в конечном итоге самим пациентам проще разговаривать на таком языке. Eще ни один человек не пришел и не сказал: «В прошлом году при диспансеризации у меня выявлены пониженное содержание гемоглобина и эритроцитов, а также повышение общего холестерина. Я хочу снова сдать анализы, чтобы оценить эффективность лечения». Господи, да если я такое услышу, я в обморок упаду. Потому что это значит, что прилетели инопланетяне в человеческих костюмах и стали разговаривать так, как люди никогда не разговаривают.
Мои пациенты говорят: «Ой, доктор! Вы знаете, у меня там анемия вроде была и что-то с бляшками. Я таблетки три месяца пила, давайте посмотрим, чего там теперь, а?»
Формальное общение хорошо скорее между коллегами, когда оба собеседника понимают употребляемые медицинские термины. Однако в плане общения с пациентом такая тактика вызывает вопросы. Но я понимаю, что многим людям (особенно — пожилым) необходимо видеть во враче прежде всего человека. Такого, который и объяснит все понятно, и пошутит, и скажет, что все это серьезно, но не страшно, поэтому справимся.
И абсолютно не понимаю, как можно казаться таким человеком в рамках исключительно формальных терминов.
А еще нужно учитывать, что есть пациенты онкологические или глубоко пожилые, которым уже вряд ли глобально поможет какое-то лечение. И вот тогда у нас вообще ничего не остается, кроме этой самой ласки и сюсюканья. Ведь сюсюкаешься с ребенком, который пальчик ударил, и ему сразу легче. И тут то же самое. Лечить уже нечем, а поддержать и пожалеть можно и нужно. Поэтому ведь многие такие пациенты и вызывают врача раз в неделю. Не потому, что болезнь какая-то новая. А потому, что поддержки хочется.