Легенда номер раз
Помните: «об этом многие знают многое, все — что-нибудь, но никто — достаточно». Но отчего бы нам не добавить к этому многому еще что-то или просто напомнить о самых первых страницах тюменской нефтегазовой истории? Все ли мы знаем о ней достаточно?
Вот почти из самого начала -Березово. И тот первый, никем не предсказанный, неожиданный березовский фонтан. Он, можно сказать, как бы сам собой отыскался. И вот как эту невероятную, почти фантастическую историю расскажут разные люди. В том числе и непосредственные участники этих событий, и официальные лица, узнавшие о ней по долгу службы. Потому что проходят десятилетия, и время от времени появляются публикации, авторы которых (возможно, желая всего лишь упорядочить историю) как бы не замечают эту прекрасную легенду, которую мы хотели бы назвать «Легенда номер раз». То есть самая первая из тех, каких было немало на земле, где мы с вами живем. Что когда-то назвали открытием века.
Конечно, у победы много родителей. Но сайт «Нефтянка» отсылает читателя непосредственно к академику Ивану Губкину.
«Полагаю, что могут быть…»
В 1934 году академик Иван Губкин сказал: «Я полагаю, что у нас на востоке Урала, по краю великой Западно-Сибирской депрессии, могут быть встречены структуры, благоприятные для скопления нефти». (Вы обратили внимание на мягкость формулировок?)
Пять лет спустя, уже после смерти Губкина, издан приказ наркомата нефтяной промышленности СССР «О расширении разведочных работ на нефть в Сибири». Приказ предписывал создать мощную геофизическую экспедицию с задачей в течение года, изучить в Западной Сибири несколько участков общей площадью 500 тысяч квадратных километров и «подготовить районы и точки для глубокого роторного бурения на нефть».
Война заставила свернуть эти работы. Однако в начале 1944 года Наркомнефтепром совместно с комитетом по делам геологии и Главсевморпути вернулся к западносибирской тематике. Совместный приказ трех ведомств поручал ВНИИнефти «выявить перспективы нефтеносности Западной Сибири и определить направление геологоразведочных работ на нефть».
В 1949 году геологи, наконец, зашли на территорию Западной Сибири с полноценной нефтеразведкой. За Уралом сложились три нефтеразведочных кластера. Первый в соответствии с заветами Губкина бурил опорные скважины, двигаясь со Свердловской области по линии Тавда — Ханты-Мансийск. Второй работал с противоположной стороны, на территории Кемеровской и Томской областей. Третий вел поиск на юге Тюменской области.
В сентябре 1952 года Березовская буровая партия под руководством Александра Быстрицкого заложила на окраине поселка Березово (на северо-западе Ханты-Мансийского округа) первую опорную (стратиграфическую) скважину. Ровно через год, 21 сентября 1953 года, из скважины Р-1 с глубины 1344 метра ударил газо-водяной фонтан суточным дебитом 1 миллион кубометров газа и 1 тысяча кубометров воды. Гул исполинского фонтана был слышен за 30 километров от буровой. Местное население в страхе покидало поселок, а районный отдел КГБ поставил охрану, запретил фотографировать фонтан и ввел спецпропуска для буровиков. Зимой фонтан замерз, весной следующего года ожил, а летом был задавлен.
Это было открытие первой промышленной залежи углеводородов в Западной Сибири.
В поисках четвертой «точки» для опорной
…В начале 1952 года назначенный начальником Березовской буровой партии Александр Быстрицкий прилетел в поселок. Не успел поселиться в гостиничке аэропорта, а к нему уже начали стучаться — проситься на работу.
Стало быть, кадры есть. Конструкции буровой с навигацией на берег доставлены. Правда, с механизмами загвоздка.
— Достаточно сказать, — вспоминал позднее Александр Григорьевич, — что буровую вышку мы собирали вручную. На земле. Отдельными секциями. Не имея даже лебедки. Одолжили одну небольшую лебедку у местных связистов, а так как каждую секцию вышки надо поднимать на тросах двумя лебедками, пришлось сделать деревянный ворот.
И все же вышку, по словам начальника партии, собрали «довольно быстро». Но северное лето уходило еще быстрее. И вышку поставили не там, где было предписано, а неподалеку от места выгрузки — от назначенной точки в двух километрах.
Необходимо пояснить, что так называемая «точка» первой опорной менялась четырежды. И это оказалось самым важным обстоятельством, которое позволило совершиться открытию. И, может быть, это определило будущее всей тюменской геологоразведки.
Первую точку, предписанную московским Советом по бурению опорных скважин, пришлось вычеркнуть. Она планировалась на правобережье Оби, у Казымской культбазы. А единственный путь доставки оборудования, река Казым, малосудоходная. Вторая площадка, уже в Березово, согласованная местным начальством, была намечена рядом с больницей. Eе забраковали сами геологи…
— Бурение — не бесшумный процесс, — рассказывал Быстрицкий. -Нам предложили еще одну точку, километрах в двух к северу от поселка. А перетаскивать уже выгруженное оборудование нечем. Я рассудил, что для изучения земной коры мало что значат плюс-минус два километра. И построил буровую тут же, на берегу реки Вогулки.
Это был четвертый вариант. Будущее показало — самый счастливый. Но продолжим рассказ Александра Быстрицкого.
— Забурились мы 29 сентября. За «самовольный перенос опорной скважины» я, начальник буровой партии, получил выговор.
К новому году забой составил 1694 метра, 115,6 процента плана. Однако на декабрьском совещании в тресте «Тюменьнефтегазгеология» управляющий Шиленко гневно критиковал за самоуправство, Быстрицкий оправдывался нехваткой материалов, денег, механизмов, горючего.
То, что случилось потом, трактует, объясняет, и описывает всяк по-своему. Так сказать, пропорционально расстоянию от места событий. Мы, напротив, постараемся приблизиться к тому, что происходило на Вогулке.
Одни утверждают, что газирующая скважина зафонтанировала, поскольку оставлена без инженерного присмотра — Быстрицкий, завершив проходку, был брошен «на прорыв» — в отстающую Покровскую партию.
Так или иначе, но 21 сентября уже следующего, 1953 года буровая выбросила инструмент и стала работать в режиме открытого фонтана.
Однако в «Кратких выводах по опорному бурению» было записано: «отмечена водоносность и незначительное присутствие горючего газа в верхней части меловых отложений». Стало быть, предполагать фонтан было нельзя? А сам Быстрицкий рассказывал:
— Мы прекрасно понимали, что здесь есть газ — у нас был небольшой газовый выброс с глубины 350 метров. И данные газового каротажа говорили о том же. Об этом я и написал в своем геологическом отчете. Видимо, на это большого внимания не обратили… Но и я не мог даже предполагать, что на первой же скважине будет такая удача. Это редко бывает.
Продолжение следует.
***
фото: Александр Быстрицкий.