Конец великих рассказов
В конце 70-х Жан-Франсуа Лиотар выдвинул тезис о конце метанарративов, или великих рассказов. Суть в том, что большие, универсальные истории, которые претендуют на объяснение всех аспектов человеческого опыта, больше не работают. Идеи Просвещения, марксизма, христианства, либерализма, научного прогресса и других всеобъемлющих систем потеряли свою актуальность.
Однако не потому, что научный прогресс остановился и нам можно больше не «любить ближнего своего»; просто в постмодернистскую эпоху люди утратили веру в эти большие рассказы, так как они больше не могут объяснить мир и потеряли статус универсальных истин.
Вместо великих рассказов наша эпоха предлагает множество локальных нарративов, то есть историй, не претендующих на универсальность, они специфичны для отдельных культур, сообществ или индивидуальных точек зрения.
Даниэль Шрайбер в своей книге «Один и ок», изданной в этом году на русском языке, называет романтическую любовь последним великим рассказом. Меня эта мысль заворожила и убила. Я выросла на голливудской романтике: «Красотка», «Ноттинг Хилл», «Неспящие в Сиэтле» или «Вам письмо», неужели четверть века спустя эти истории превратились в сказки? Или они всегда ими были?
Израильский социолог Eва Иллуз (две ее потрясающие книги «Почему любовь ранит» и «Почему любовь уходит» переведены на русский язык) пишет, что коммерциализация чувств влияет на восприятие любви (а также капитализация тела и экономика эмоционального внимания). То есть реклама и искусство создают и подпитывают иллюзию красивых отношений, они продают нам надежду, поэтому идея любви все так же манит и непоколебимо занимает одно из первых мест в наших коллективных фантазиях о ней как об одной из важных составляющих счастья.
Мне не стыдно признаться — я одинока. Нет, я крайне, неимоверно, чрезвычайно одинока. Иногда у меня скрипят зубы от одиночества, и хочется бить стены от съедающего чувства покинутости. Несмотря на то, что у меня много интересов из разных областей и раньше я искала одиночества, считая, что мне никто не нужен, кроме друзей, то теперь, к тридцати годам, я ощущаю острую нехватку близости, заполнить которую мой круг общения не в силах. Возможно, это из-за того, что раньше я была психически перегружена для новых отношений, а затем случайно встретила молодого человека, показавшего мне прелести любви, где все легко и органично, где вы сами создаете свою романтическую комедию. Только сейчас классические любовные отношения не такие долгие и стабильные, как раньше, и многие из нас волей-неволей прощаются с великим повествованием о любви и остаются одни. Хотя я, например, все еще жду Тома Хэнкса на крыше Эмпайр-стейт-билдинга или в Риверсайд-парке.
При этом в уже упомянутой книге Шрайбера, где он пытается ответить на вопрос «Как мы учимся быть сами по себе?», лейтмотивом проходит идея дружбы как альтернативного нарратива интимности, являющегося одной из прочнейших и приносящих наибольшее удовлетворение личных связей. То есть любовь — великий рассказ, а дружба — малый, и получается, мы живем в обществе, где дружба становится главной формой близости.
У меня после этой мысли случился острый приступ одиночества. Что, если я устала быть одна? Безусловно, у меня есть такие друзья, с кем мы делимся глупыми кружочками в телеграме и любого рода интимными подробностями жизни. И дружба также учит нас отпускать, принимать, двигаться дальше, сохранять самообладание. Но я хочу, чтобы обо мне заботились, я хочу заботиться о человеке, которого буду обнимать по ночам и с которым мы примем решение завести детей, будем гулять за ручку и вместе исследовать тайны этого мира.
С другой стороны, я так долго была одна, выстраивая какой-то сложный внутренний мир, что теперь не уверена в своей способности быть с кем-то дольше месяца. Одной из частей этого внутреннего мира и отчаянного поиска близости стала трансляция жизни в социальных сетях: фотографии, истории из жизни. Моя жажда любви и поддержки дошла до такой степени откровенности, что на днях я опубликовала пост в своем телеграм-канале с приватным голосовым сообщением о завершении последних отношений. Будто количество людей, узнавших мою историю, сможет заполнить пустоту в сердце. Я чувствую себя современным героем ситкома. Неужели нам суждено застрять в сериалах «Друзья» или «Как я встретил вашу маму»?
Мы живем в период утраты смыслов, который обострился с началом пандемии, утрата «нормальности» заставила сомневаться во всем, переосмысливать устоявшиеся ценности и принципы, что также подпитывается энергией цифровизации. Мы стали больше сравнивать, экспериментировать и пробовать, я и не отделяю себя от этих тенденций. Я бы даже сказала, что нахожусь на передовой. Только оказалось, что с одиночеством справляться не так уж легко, и хочется заниматься спортом, учить языки, путешествовать, читать и мечтать с кем-то уникальным и особенным именно для тебя. Пускай рассказ о романтической великой любви мертв, возвращаясь к ситкомам, не стоит забывать, что их герои нашли партнеров ближе к сорока годам, то есть дружба для них была как бы неосознанной подготовкой к успешному партнерству, репетицией проживания жизненных кризисов. Конечно, мы не узнаем, как сложилась жизнь Росса и Рейчел или Моники и Чендлера, и, наверное, мы и не хотели бы знать, потому что неоконченные истории сохраняют надежду на «пока смерть не разлучит нас». И знаете что? Я согласна быть потребителем коммерциализации чувств и покупать эту надежду, даже если социологи и философы приводят доказательства смерти Великой Любви.