Самая маленькая труба
Мало кто в нашей большой стране до начала шестидесятых годов знал эти названия — Шаим, Урай… Или уж вовсе диковинное название — Мулымья. Кто-то произносил эту Мулымью с ударением на первый слог — Мулымья. А вот уроженец тамошних мест Юван Шесталов, ставший поэтом и членом Союза писателей в своих стихах писал в рифму:
Мулымья ты моя, Мулымья,
Заколдованная земля.
И впрямь какое-то колдовство. Так и Эрвье этим мог бы объяснить свой как будто внезапно вспыхнувший интерес к этой точке на географической карте (думаю, что на административной ее вовсе не существовало).
Охотники, рыбаки, лесорубы заглядывали на восточный склон Урала за пушниной, рыбой и лесом. Вот если бы бригада бурового мастера Семена Урусова отправилась в эти таежные болотистые места за «лингвистической экспедицией» и внесла бы названия в топонимический словарь! Но Семен Урусов в конце пятидесятых — начале шестидесятых ворвался в эти края не за этим.
Несколько слов об Урусове. Семен Урусов, уроженец деревни Гилево, что неподалеку от Тюмени, воротясь из армии, устроился работать в экспедицию, которая на восточной окраине Текутьевского кладбища в Тюмени бурила первую в зауральских краях опорную скважину — по документам 1-Р, первая роторная. Теперь на этом, как утверждают, месте стоит памятный знак в форме буровой. Правда, как показали недавние сопоставления тогдашних (1949 год) и современных фотографий, выясняется, что бурилась опорная на противоположной стороне улицы, а не там, где стоит теперь дом N 109 по улице Мельникайте. Впрочем, это не единственное разночтение, несовпадение, походя сделанное открытие, которыми изобилует практика нефтегазового освоения. Но победителей, как известно, не судят, а нередко кажется, что их ошибки были как раз счастливыми ошибками. Впрочем, демобилизованный Семен Урусов — один из таких счастливчиков. Поработав помбуром в бригаде мастера Карамова, он стал бурильщиком, а потом дошел до должности бурового мастера, по сути бригадира буровой бригады.
А потом судьба, казалось, позабыла об Урусове. Он непрерывно кочевал со своей бригадой сначала по югу Тюменской области, забрасывало его и на Южный Урал. Потом искал нефть в окрестностях Тавды. Но, как сказал Семену начальник тюменских геологов Эрвье, но не в упрек, а просто констатируя печальный факт, бурил безуспешно.
И вдруг, озарясь, начальник велел отправляться в Шаим (был такой поселок к северу от Тюмени, где жили исключительно лесорубы). Поезжай туда, Семен, там ты обязательно найдешь нефть. Знал это Эрвье? Испытывал судьбу? Услышал голос свыше?
Впрочем, похожая история на нашей территории уже недавно случалась. В Березове, когда пытались пробурить опорную скважину, но где-то река обмелела, где-то точку выбрали неудачную, где-то просто шкипер ошибся и выгрузил оборудование буровой не там, где рассчитывали. В итоге в июне 1953 года нечаянная скважина, на которую уже все махнули рукой, как будто осердясь, выплюнула всю колонну бурильных труб и возник фонтан. Первый фонтан углеводородов в Западной Сибири. А потом как отрезало. И Семен Урусов кочевал по югу Урала и Западной Сибири, искал нефть. А находил только воду.
И вот новая надежда — Шаим. Собрал Урусов остатки своей бригады (самые опытные бурильщики отказались ехать в неведомое -от обжитой Тавды, от огородов и всего того, что составляло их быт и даже кормило). И именно в Шаиме скважина номер шесть дала промышленную нефть, хотя небольшое количество ее добыли на предыдущем, пятом номере.
Рафаэль Гольдберг
Так никому не ведомое слово Шаим ворвалось на первые страницы газет. Поначалу оно резало слух, который искал знакомые созвучия. Даже и через два или три года всевидящее бюро проверки в газете «Комсомольская правда» не заметило ошибки, и в сообщении о начале строительства первого тюменского нефтепровода Шаим — Тюмень было напечатано: Ишим — Тюмень. А ведь была уже середина шестидесятых.
…Первая сибирская нефть как бы сама требовала, чтобы человек нашел ей применение.
Впрочем, это конечно мистика. Все было гораздо проще.
Eдинственный за Уралом нефтеперерабатывающий завод находился в Омске и работал на привозной нефти из Башкирии. Предсказанное Эрвье открытие промышленной нефти в Шаиме само подсказывало решение. Тем временем примерно на той же, как и Шаим, широте была получена нефть Усть-Балыка и Мегиона.
28 мая 1964 года нефтяные караваны со всех трех промыслов отправились в первый рейс. Но это было решением «омской проблемы». Сибирская навигация длится не больше пяти месяцев. Стало быть, нужны нефтепроводы. Ближе других расположен к «большой земле» (бытовало в то время такое популярное название тех краев, где нас нет) оказался Шаим.
Рафаэль Гольдберг
Представляете, как люди, что выбирали направление первой трубы, изучали карту Западной Сибири? Тогда же в сторону Шаима начали строить железную дорогу к «зеленому золоту», так называли могучие леса восточных склонов Урала. И туда уже начали строить сразу две железные дороги: Ивдель — Обь и Тавда — Сотник. Сотник, поселок на той же реке Конде, немножко южнее Шаима. Карта как будто сама подсказывала решение. И оно даже было озвучено: пробросить трубопровод из Шаима, а в Сотнике построить нефтеналивную эстакаду и ту-ту по железной дороге в Омск! Но против выступил главный в те годы строитель трубопроводов — министр газовой промышленности Кортунов. Он сказал, что лесовозная дорога, когда она будет построена, способна пропускать небольшое количество нефтеналивных составов с цистернами. А потом кто-то подсчитал расстояние от эстакады в Сотнике до Омского НПЗ. Давайте и мы сделаем это. Сотник — Тавда — 186 км, Тавда — Свердловск — 360. До Тюмени — еще столько же. До Омска -567. Итого почти 1500 километров. Оказалось, что решение в трубе.
Больше вариант «Шаим — Сотник никогда и нигде не встречается. Появился проект Шаим — Тюмень, стальная труба диаметром 500 мм.
Что касается расстояния — встречаются в документах самые разные цифры — от 390 до 450 километров. Но я хорошо помню: 22 декабря, когда первая нефть по этому трубопроводу дошла до нефтеналивной станции в Антипино, что под Тюменью, говорили — 410 километров.
.Первый трубопрод первым и хлебнул того лиха, с которым позднее столкнулись все, кто прокладывал транспортные артерии через тюменские болотистые пространства — и на строительстве супертрубопровода Уренгой — Помары -Ужгород, и железной дороги Тюмень — Сургут — Уренгой. И те, кто строил автомобильные дороги в краю, где тогда не было никаких дорог, кроме речных и зимников.
Шаимская труба была сложна не только строительством через нескончаемые болота, самое большое из которых, Куминское, не замерзало даже зимой. Болото было укрыто моховой и торфяной подушкой. И взгляните еще раз на карту этой местности. Шаим находится на реке Конде, а трубы для строительства нефтепровода доставлялись из Тюмени по Туре, Тоболу, Иртышу. Не доходя до Ханты-Мансийска, входили в Конду, и плыли баржи с трубами сначала на юг, а потом на север — такой крюк давала своенравная Конда.
19 июля 1964 года недалеко от Тюмени первый экскаватор вынул первый ковш грунта и стал копать траншею.
Могу назвать много ярких имен тех, кто с полным правом мог бы сказать: если бы не я, трубопровод к сроку бы не построили. Но это неизбежно случилось бы, если бы на стройку не пришли тяжелые вертолеты Ми-6.
Восьмиметровые трубы сваривались на стеллажах, где командовала мастер Валентина Беляева. Сваривали трубы по три. Получалась так называемая плеть в 35 метров. Чтобы доставить такие плети на место монтажа, где их и соединяли в трубопровод, использовались вертолеты.
К стальной стрекозе (вертолет-шестерка очень напоминает стрекозу, только в миллиард раз больше) цепляют крюками на длинных тросах две трубы, и вертолет поднимается медленно-медленно, чтобы тросы натянулись равномерно и крюки не соскочили. Вертолет разворачивается и летит в заданную точку. В полу машины открытый квадратный люк, и мне хорошо видна просека трассы нефтепровода, присыпанная снегом траншея, вдоль которой вытянулось бесконечное тело трубы. Вертолет слегка покачивает, а плети под нами раскачиваются все сильнее. Амплитуда качков становится все больше. Бортмеханик, который стоит рядом со мной, прижимает к горлу ларинги переговорного устройства и что-то говорит. Я понимаю, что он просит пилота убавить скорость — картинка в люке плывет медленнее.
Потом, уже на земле, мне объясняют, что эти раскачивания очень опасны — труба может зацепить винт.
— А что тогда?
— Тогда придется открыть замок и сбросить трубу.
— А бывает, что трубу срывает?
— Бывает. Она летит вниз с воем, как бомба.
Чуть позже я видел на трассе такую трубу, смятую в гармошку. Начальник участка Хинич, с которым мы шли, просил обратить внимание, что труба порвалась в одном месте, но ни один стык, сваренный на стеллаже, не лопнул.
И еще о вертолетчиках. Я уже написал, что тяжелые вертолеты решили судьбу стройки. Это не преувеличение. Это в прямом смысле. Зима пришла раньше, чем ее ждали, и самая последняя баржа с трубами не дошла до пункта назначения. Замерзла в месте, которое называется Половинка. И тут вертолеты пришли на помощь. Один за другим они зависали над палубой с трубами, цепляли их и переносили на берег.
Надо было еще рассказать о тех, кто собственно и сварил эти 400 с лишним километров нефтепровода. Там были отличные мастера своего дела. Но об этом хочется рассказать отдельно.
…В первых числах ноября представитель Миннефтепрома Семен Аркадьевич Косой подписал документ «Об отпуске сырой нефти для испытания трубопровода». Я уже не помню, какая там была цифра. По моей просьбе Семен Аркадьевич повторил записку еще раз, я положил ее в блокнот и… прилетев в Тюмень, отдал знакомым архивистам. Наверное, они посчитали дар несущественным, и я никогда о нем больше не слышал.
Рафаэль Гольдберг
***
фото: Вам взлет!;Труба упавшая с вертолета; экипаж Юрия Глухих; здесь пройдет нефтепровод; плети из труб;Мастер Валентина Беляева.