Первенец тюменской нефти
Рядовые великого похода
Ученые до сих пор спорят, как родилась нефть: органическим или неорганическим способом. Большинство за органику. То есть считают, что нефть — это остатки древних живых организмов. А значит, она живая. И тогда нет ничего удивительного, что нефть и сама способна давать жизнь. Да не отдельным организмам, а целым городам!
Я родилась в городе, который можно по праву считать первенцем тюменской нефти, — в Урае. Правда, чаще всего встречается другое определение: «город-первооткрыватель западно-сибирской нефти». Но если учесть, что сначала была нефть, а только потом Урай получил статус города, то логичнее его считать первенцем мамы-нефти.
Когда я родилась, Ураю было всего шесть лет. А 25 июня ему исполнилось 60. Мы росли вместе.
Правда, о первых годах Урая-города я знаю только по рассказам родителей. Они приехали в Урай как раз в 1965 году, тогда Урай был еще рабочим поселком. Как и большинство их сверстников, родители думали, что едут на север на несколько лет, как тогда говорили, за «длинным рублем». Правда, в песнях тех лет пелось, что едут «за туманом и за запахом тайги». Только вряд ли это о молодых семьях с детьми. Детей туманом не прокормишь. А у моих родителей уже была на руках годовалая дочь, моя старшая сестра. Мама объясняла такое смелое решение тем, что им пообещали собственное жилье и хорошую зарплату. На «большой земле» о нефтяном Севере вообще ходили легенды. И про огромные зарплаты, и про магазины, что ломятся от продуктов и товаров, и про квартиры…
— Когда мы вышли из самолета, я испугалась, — вспоминала мама. -Вокруг один песок. Ни аэропорта, ни дорог, ни вообще чего-то напоминающего жилье. Люди, с которыми мы летели в «кукурузнике», быстро куда-то разошлись, а мы остались в чистом поле.
…Потом они долго шли пешком с чемоданами и младенцем на руках через лес, пока не набрели на первые избушки.
— Домами это трудно назвать, -говорила мама. — Их и называли балками.
Балки рабочие сами сколачивали из подручного материала. Были еще вагончики. И землянки были. рыли на высоком берегу Конды, на которой и строился Урай.
Родители первое время жили на барже. Потом папа построил балок. Eму помогал дальний родственник мамы, который немного раньше приехал в Урай.
Балок я не помню, хотя в нем родилась. Мне исполнился год, когда нам дали благоустроенную квартиру. Звучит гордо. Но по стандартам XXI века благоустроенными те дома трудно назвать. Хотя наш дом уже считался вполне роскошным. Двухэтажный, трехподъездный, с водопроводом, канализацией и отоплением. Вот только с отоплением вышла промашка. Конечно, дом отапливался, но батареи были чуть теплые а полы и стены ледяными. И зимой не только вода в трубах перемерзала, но и паста в шариковых ручках, которыми мы делали уроки. В том доме наша семья прожила 12 лет, потом папа получил квартиру побольше и получше — ленинградского проекта.
В ней была горячая вода! Это голубая мечта всех северян. И пусть «тепленькая» не шла сразу из крана, а надо было сначала включить газовую колонку. Главное, что можно было мыться под душем, а не кипятить воду в ведре или в ванне. Сколько трагедий случалось из-за таких вот бытовых неудобств… И током било людей, если, забыв предварительно выключить кипятильник, щупали воду, чтобы проверить, нагрелась она или нет. И ведра с горячей водой случайно опрокидывали. Особенно часто страдали маленькие дети.
Тот дом, где мы жили до 1984 года, до сих пор стоит, в нем по-прежнему люди живут. Только теперь в него провели природный газ (раньше был привозной, баллонный), а, значит, есть и горячая вода.
Район, в котором я выросла, трудно узнать. Раньше сразу через дорогу стояли сарайки, а за ними — болото. Так называли мы редколесье, куда каждое лето ходили за грибами и ягодами. «Болото» застраивалось у нас на глазах. Смутно, но помню, когда построили первую пятиэтажку. Первый блочный дом, конечно, стал событием. Взрослые говорили, что квартиры в нем получило «начальство».
Пятиэтажки начали строить далеко от нашего дома. Так далеко, что и не видно. Нас же, детей, больше занимало то, что было рядом. А рядом с нашим домом стояла контора СМУ-4. В этом строительно-монтажном управлении треста «Шаимнефтегаз» работал мой папа. Он был машинистом трубоукладчика, строил те самые нефтепроводы, по которым до сих пор течет наше «черное золото». Мог бы пойти по инженерной части, с отличием окончил техникум.
Но надо было кормить семью, а рабочим в те годы платили больше, чем инженерам.
Работали строители по пятидневке. В понедельник в семь утра папу и других работяг забирал вертолет и уносил за 200 километров от города, туда, где был их вахтовый поселок. Возвращались вахтовики в пятницу вечером. Два дня дома и снова на вахту. Eсли бы я понимала в то время, что это за каторжный труд…
Работая в городской газете, я впервые попала в вахтовый поселок в 1990 году. Не на тот дальний, где работал отец, а ближе к городу, в уже «благоустроенный» Усть-Тетерево. Это была командировка по жалобе молодого «каэрэсника» (КРС — капитальный ремонт скважин). Он рассказывал, что живут они в грязных вагончиках, где не то что постельного белья, нет даже элементарных удобств. Туалет на улице, вода из скважины настолько ржавая, что за год работы он испортил и зубы, и желудок…
Да, все было именно так. Прибавьте к этому зимние морозы и летний гнус, полную оторванность от цивилизации. Дорог в то время практически не было. Добраться до места работы можно было или в вахтовых «Уралах» по лежневке, но на это уходило много часов, да и риск застрять в пути был велик. Или на вертолетах. А вертолеты — дорогое удовольствие. Они не прилетят по первому требованию. Поэтому когда у моего отца на работе случился инфаркт, вертолет прибыл слишком поздно. Папе было 47 лет.
…Северные города рождались и росли в муках. Зато каким праздником становился ввод нового объекта! Помню, как открылся после реконструкции киноконцертный комплекс «Юность Шаима». Раньше в этом здании был обычный кинотеатр. В нем мы смотрели и «Москва слезам не верит», и «Зита и Гита», а позже «Танцор диско». Там же устраивались встречи со знаменитыми актерами. До сих пор помню творческий вечер с моим любимым в то время актером Иваром Калныньшем. Да и другие знаменитости не обходили стороной город нефтяников. А после реконструкции в «Юность Шаима» переехал цирковой коллектив, созданный Зоей Демьяновной Манаевой на базе дома культуры «Нефтяник», и к тому времени уже многократный победитель международных фестивалей и Дельфийских игр. Сейчас выпускники этого коллектива работают на цирковых аренах разных стран.
Помню и как открывали здание городского музея. И как на площади Первооткрывателей Ша-имской нефти устанавливали памятник Семену Никитовичу Урусову, буровому мастеру, бригада которого и открыла первую нефть Западной Сибири.
Большинство зданий строилось или на деньги головного предприятия НПУ «Шаимнефть» (ныне ТПП «Урайнефтегаз ООО «Лукойл-Западная Сибирь»), или при его поддержке. А потом это же предприятие брало на себя шефство над социальными объектами — детскими садами, школами, больницами…
Все изменилось с распадом Советского Союза. Градообразующее предприятие было приватизировано, а новые собственники не хотели нести бремя социальных обязанностей. Более того, обсуждался вопрос о целесообразности сохранения инфраструктуры северных городов. Подумывали перевести обслуживание нефтяных месторождений на вахтовый метод. Надо ли говорить, что в тот период люди стали массово уезжать с Севера. Квартиры в Урае продавали по цене модных тогда «видеодвоек».
Но со временем все встало на свои места. Конечно, нефтяники сейчас не так активно, как раньше, участвуют в жизни города, но, тем не менее, добывающие предприятия остаются градообразующими. А вот вахтовые поселки с приходом новых хозяев сильно изменились. Там навели порядок.
***
Мои воспоминания о Тарко-Сале начинаются с железнодорожной станции Пуровск. Январь 2010 года, я выхожу из вагона на перрон, делаю вдох (который дается на Крайнем Севере непросто) и ощущаю особый аромат здешнего воздуха Позже я поняла, что так пахнет тайга и болотистая местность.
Меня встречал мой будущий муж Антон Маслов со своей семьей. Мы сели в машину и отправилась в сторону районного центра — Тарко-Сале. Из окон автомобиля виднелся небольшой железнодорожный вокзал поселка Пуровск, укутанные сугробами дома, ели, сосны и березы.
Так мы добрались до понтонно-мостовой переправы, которая соединяла город с поселком и «большой землей». Местные жители называли понтон зимником. Разводили его в весенний период, когда на реке Пякупур трогался лед. Спустя три года, к празднованию 80-летия Пуровского района, рядом с этим местом был открыт круглогодичный мост протяженностью более 490 метров. От минувшей эпохи осталась лишь стела «Тарко-Сале», у которой некогда любили фотографироваться молодожены и гости свадебного торжества. Так сделали и мы в сентябре 2010 года.
Как и в 2010-м, в народе Тарко-Сале делят на старый и новый поселки. В старом поселке находится и ныне действующий аэропорт, совхоз «Верхне-Пуровский» — одно из первых здешних предприятий, величественное на фоне рядом стоящих жилых домов здание администрации Пуровского района, дом культуры «Юбилейный», мемориальный комплекс «Воинам-освободителям», центральная районная больница и типовые северные двухэтажные дома в деревянном исполнении. Строили двухэтажки буровики и геологи в шестидесятые годы. Именно с этого периода повелось делить поселок на две условные территориальные части. До этого времени люди жили в вагончиках с печками-буржуйками. По словам старожилов, зимой в них было так холодно, что ночью волосы примерзали к стене.
Новым поселком называют территорию, которую отстроили участники геологоразведочной экспедиции. Здесь в разное время появились административные здания геологоразведочных, нефтедобывающих предприятий, капитальные дома, учреждения культуры и искусства, образовался культурно-спортивный центр города.
С каждым годом я наблюдала, как хорошеет Тарко-Сале. Началось переселение из ветхого аварийного жилья в капитальное, появлялись детские площадки, вместо песка в микрорайонах укладывали асфальт, на фасадах жилых домов и социальных объектов появлялись яркие муралы. Город загорался множеством огней, озеленялся. В 2019 году началось строительство парка Прибрежный. Сегодня это современное, благоустроенное общественное пространство для семейных прогулок у берега реки — с пляжной территорией, велосипедными и пешеходными маршрутами, самым протяженным в России трек-парком, с разнообразными арт-объектами и популяцией белок и бурундуков, которых привезли в местный парк из Калужского питомника в июне 2023 года.
По моим ощущениям, Тарко-Сале окончательно освободился от клише «временного места жительства» для вахтовых работников и стал комфортным городом для жизни и создания семьи. Неизменной остается лишь работа на промыслах. На одном из них более двенадцати лет электромонтером на передвижной автоматизированной электростанции (ПАЭС-2500) отработал мой муж Антон.
Станция обеспечивала электроэнергией Присклоновое месторождение добычи нефти и газа, которое находится в тридцати километрах от Губкинского и в двухстах километрах — от Тарко-Сале. Вначале рабочая вахта Антона длилась пятнадцать дней, столько же занимала и «свободная вахта». Спустя некоторое время рабочий график был изменен на месяц через месяц. Дорога от дома до места назначения занимала более двух часов. Добиралась бригада на рабочем «УАЗике». За несколько дней до выезда Антон с коллегами закупали необходимые продукты, собирали вещи, понимая, что следующая встреча с домом будет не скоро. Но иногда случались приятные сюрпризы, которые мой муж (как и его дедушка) называет «подарком от зайчика». Осенью в окрестностях месторождения росло много ягод и грибов, так что за вахту могли собрать более двадцати пяти ведер. Часть урожая передавали семьям, когда «на точку» приезжала рабочая машина. Обычно это случалось один-два раза в месяц. Привозили запчасти, оборудование, масло для турбины. Турбина в авиации используется в качестве двигателя самолета АН-12, а в промышленных целях она вращает генератор, обеспечивая отдаленные месторождения необходимой электроэнергией.
Рабочий день моего мужа начинался в восемь утра с обхода территории и осмотра трех электростанций — одна из них находилась в работе, а две другие в резерве. Обход территории совершался каждые два часа. Далее следовал ежедневный доклад по телефону о параметрах наработки станции, о наличии аварийных ситуаций, количестве человек на смене, которая длилась по двенадцать часов. Один раз в месяц производился переход с одной станции на другую для планового обслуживания узлов и агрегатов. Работа непростая, ответственная и… вредная. Звук турбины не смолкал ни днем, ни ночью. Уровень ее шума достигает ста двадцати децибел. Я хорошо помню этот гул, доносящийся из телефона во время наших вечерних разговоров с мужем. Но несмотря на это, иногда к вахтовикам приходили зайцы, лисы и песцы. Незваные пушистые гости поднимали настроение вахтовикам: будет что рассказать домашним. Ведь и правда скоро домой!
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
***
фото: Кадры из фильма «Шаимская нефть. И мир не будет прежним» (телекомпания Югра).;;