Один день и вся жизнь нефтяника
Рядовые Великого Похода
В Тюменской области добыто более четырнадцати миллиардов тонн нефти. Это колоссальная цифра.
-Ик скольким миллиардам тонн вы приложили свою руку?
— В какой-то степени практически ко всем четырнадцати, потому что, когда я начал работать, еще миллиарда не было.
Во второй половине XX века у нас в стране осуществлено два важных проекта: прорыв в космос и создание Западно-Сибирского нефтегазового комплекса. В этом году Тюмень отмечает два праздника: 60 лет со дня учреждения Дня нефтяника и столько же со дня образования Главтюменнефтегаза. С первыми двумя начальниками этого управления, Виктором Муравленко и Феликсом Аржановым, Николай Павлов был знаком с детства, а у трех последних (Рашида Булгакова, Романа Кузоваткина и Валерия Грайфера) был заместителем по геологии.
«…После школы у меня не было проблемы выбора профессии, потому что мой отец нефтяник», -начал рассказ Николай Eвгеньевич, заместитель начальника главка, бывший вице-президент Тюменской нефтяной компании, директор представительства компании «Лукойл», почетный нефтяник Тюменской области и почетный работник ТЭК РФ. Eго отец, Eвгений Павлов, был начальником нефтегазодобывающего управления «Первомайнефть» в Куйбышевской области (ныне Самарская). С местами в детском саду тогда было туго, и Eвгений Иванович часто брал сына на работу.
«Матушка — врач, она тоже работала, а с отцом мы объезжали скважины. Я с детства видел буровые вышки».
Поэтому не удивительно, что Николай еще в школе решил стать нефтяником. В 1965 году, когда ему исполнилось семнадцать, отца перевели в Тюмень заместителем начальника по капстроительству к Виктору Муравленко. То был период вступительных экзаменов в Тюменский индустриальный институт, и Николай готовился к ним на Центральной площади: «Иногда проходишь мимо, кусты сирени цветут, и вспоминаешь, как сидел здесь».
Николай Eвгеньевич говорит, что у каждой скважины свой характер. «Скважина, она недаром женского рода. У каждой женщины тоже свой характер. У нас, у нефтяников, отношение к скважине такое пиететное. Кормилица, честно говоря». Убедился он в этом еще на практике, на Самотлоре, где работал оператором по добыче нефти на ДНС-1. Там как раз пробурили «хлебные» скважины, который давали тысячу-две тонн в сутки.
«Сегодня нет таких. А тогда на Самотлоре это было рядовое явление. И приехал тогда из Москвы первый заместитель министра нефтедобывающей промышленности СССР Сабит Оруджев. Eго привезли на ДНС-1, там была бригада Лазарева, где я работал. Мы стоим поодаль. Он подзывает нашего мастера, Лазарева.
— Сколько дает эта скважина?
— Две тысячи тонн в сутки.
Тогда он достал газетку из кармана, расстелил, встал на колени и поцеловал скважину. Это произвело большое впечатление на публику. Мы могли ее погладить, но целовать не было принято, она еще и очень горячая. После этого мы долго шутили, что из-за поцелуя дебет скважины увеличился, и когда план не выполнялся, приговаривали: надо бы, чтобы Сабит Атаевич приехал, поцеловал».
Николай учился в институте, когда отца не стало. «Я сразу хотел поехать на Север работать, но матушка оставалась одна и попросила меня на пару лет задержаться здесь, в Тюмени».
Но мысли о Севере Николай Eвгеньевич не оставлял, да и работа в научно-исследовательском институте «Гипротюменнефтегаз», который занимался проектированием и разработкой нефтегазовых месторождений, позволила углубить понимание процессов и впоследствии дала ему конкурентное преимущество. Когда пришло время распределения на месторождение, Николай Eвгеньевич сам попросился поехать на самый дальний участок — Холмогорский, тот, на который мало кто хотел ехать, а он чувствовал его перспективность. Туда как раз шли геологи, и основные месторождения только открывались. Николай Eвгеньевич приехал, когда там шли геологоразведочные работы.
«И мне посчастливилось принимать участие в вводе в разработку этого месторождения. Это был конец 1976 года, начало 1977-го. У нас, у нефтяников, часто бывает, что такие события происходят в лютые морозы. Это был декабрь и начало января, то есть стояли морозы под 40 градусов. Причем погода менялась очень резко. От минус десяти градусов утром до 52 вечером. То тепло, то ветер сдувает, а там никакой преграды от Северного Ледовитого океана нет».
«Когда все было сделано, мы -а там были и геологи, и операторы, и добытчики, и строители, -начали запуск. Но недалеко, в районе ДНС, сложилась аварийная ситуация: одна из задвижек оказалась негерметичной, начался разлив нефти. Мы отключили подачу, из Сургута пришла команда остановить работы и продолжить с утра. На дворе уже была ночь. Мы пришли в небольшой сборный щитовой домик, где жили. Сели пить чай, включили телевизор (телевидение работало от антенны). Как раз шла программа «Время». И там новость: «Очередная победа нефтяников! Они ввели в разработку новое Холмогорское месторождение». А мы сели все в мазуте чайку попить. Прикинули что, если будет утром хорошая погода, могут прилететь журналисты. Посидели немножко, обогрелись и решили пойти ликвидировать аварию и запустить месторождение. Признаюсь, мы, конечно, как черти замерзли, устали. Пришли домой и свалились спать с чувством глубокого удовлетворения. А утром была нелетная погода, и никто не приехал. Месторождение так сейчас и работает».
Редкие аварии случались не только на месторождениях, но и при грузовых перевозках на вертолетах. В одну из них попал Николай Павлов во время смены вахты. Это был вертолет МИ-8 на четырнадцать человек. «У него что-то случилось с двигателем, обороты упали, но винт продолжал крутиться, и мы совершили посадку в районе Когалыма. При посадке, а она была жесткая, случилась куча мала: все повалились, на кого-то отлетели запчасти, железки какие-то. Мы быстро отбежали от вертолета, снег был неглубокий. А тогда вместо сидений вдоль бортов стояли лавки, не было чем пристегиваться, но было одно откидное сиденье с ремнем. На нем сидел старший геолог Быков, и падая, он пристегнулся этим ремнем. Мы отошли, видим, что все живы, все целы. И смотрим, как-то наш геолог странно ходит. Он, оказывается, так рванулся, что оторвал это кресло от стенки, она же картонная, и вместе с этим креслом выскочил и даже не обратил внимания».
Жили они в щитовых домах, в общей комнате на пять-шесть человек. Там было некое подобие кухоньки, санузел, небольшая котельная, обогревательный узел. За счет него в домике было жарко даже зимой. «Я первый раз, когда вышел одетый в полушубок, из тепла на улицу, мне показалось, что я вышел неодетый. Начиная с минус 33-35 градусов уже актированные дни, но надо было поддерживать жизнедеятельность всех объектов, иначе бы все замерзло. Потом там появился город Ноябрьск, где была образована компания «Ноябрьскнефтегаз».
Когда организовали НГДУ Холмогорнефть, Павлов был назначен главным геологом. «Большой конкуренции за этот пост не было. Те, кому предлагали эту должность, были опытными нефтяниками, которые уже нахлебались романтизма первопроходчиков, у них семьи были, они не горели желанием повторять этот путь на совершенно новом необжитом месте. А я дал согласие, туда потом и семью перевез». Чуть позже создали объединение, и снова было мало желающих на пост главного геолога, а Николая Eвгеньевича ни географическое положение, ни бытовые трудности не пугали. К тому же семья была недалеко — в Сургуте.
Жена Николая Eвгеньевича — экономист, они познакомились еще в институте, но домом для них стала тайга. Татьяна Александровна сопровождала мужа все северные годы и тоже работала на предприятиях нефтяной промышленности.
Когда появилось Ноябрьское объединение, по весне приехал министр нефтяной промышленности Николай Мальцев и сказал: «Условия у вас, конечно нелегкие. Но вы люди опытные, поправите все, дела пойдут. Без семьи-то небось трудно?» «Да, конечно, есть проблемы с семьей», — отвечали ему. «Вот что: чтобы к сентябрю все ваши семьи здесь были. Лучше работать, когда семья рядом, есть место, куда прийти после работы, не только какая-то вахта».
Там в то время был поселок, но достаточно удобный. Поставили пыш-минские домики на двоих. Николай Eвгеньевич жил с главным инженером. Быт был на примитивном уровне, но у них была горячая и холодная вода, с чем в Сургуте как раз случались перебои. «У нас был опытный начальник НГДУ Василий Калмыков, который участвовал в запуске первой нефти в 1964 году с Усть-Балыкского месторождения. Он говорит: «Николай, давай сделаем горячую воду на этот поселочек? Ты пробури еще одну скважину на воду». Получили разрешение, пробурили артезианскую скважину, он собрал котелок, пробросили трубы небольшого диаметра, заглубили их так, чтобы они не замерзали, и у нас в каждой хибарке, к удивлению приезжих, всегда была горячая вода».
После Ноябрьска начался тюменский период. Николай Eвгеньевич работал главным геологом-заместителем начальником по разработке.
«Но отрыва от Севера не было. Было много поездок, командировок. Хотя, естественно, жить в Тюмени намного комфортнее, чем в тех северных условиях. Даже при том благоустройстве, которое стало появляться на Севере в более поздние годы, все равно природные климатические условия существенно отличаются от тех, которые здесь на юге».
Действительно, у нас тут мишки в гости не приходят. Когда Николай Eвгеньевич был на Самотлоре, один его товарищ решили написать плакат «Получай, Родина, Самотлорскую нефть». «Он его нарисовал и отнес на пригорочек на небольшом болотце, чтобы краска на солнышке подсохла. А туда можно было по трубе пройти. Когда плакат высох, наш художник пошел за ним. Смотрим, бежит назад, падает, карабкается по этой трубе и снова бежит. Оказывается, на этот пригорочек, ведь там тепло было, пришел мишка, лег на плакат и лежит. На плакате отпечатались его лапы. Мы говорим: не убирай, пусть будет так».
В 1988-1990 годах в «Главтюменнефтегазе» работало 420 тысяч человек. «Это была самая большая нефтяная компания в мире, и годовая добыча нефти тогда составляла 400 миллионов тонн в год. Это тоже непревзойденный рекорд в Западной Сибири. Сейчас мы добываем меньше».
Сын и внук Николая Eвгеньевича пошли по стопам отца и деда. Eвгений — работник «Газпромнефти», а Александр учится на пятом курсе Губкинского института в Москве. «Надеюсь, он вернется в Западную Сибирь. А внучка у меня медик. У нас в семье два направления: либо нефтяники, либо медики».
Николаю Eвгеньевичу 77. Eще в прошлом году он катался на горных лыжах, а сейчас раз в неделю играет в большой теннис. Он продолжает сотрудничать с «Лукойл инжиниринг», в создании и развитии которого принимал участие.
На нынешнее поколение он смотрит с оптимизмом. «Наша отрасль промышленности превратилась в одну из самых технологичных, и молодежь достойно продолжают традиции первопроходцев».
…Человек, проживший больше половины жизни в Западной Сибири, стоит в Пушкинском музее перед картиной Камиля Писсарро «Оперный проезд в Париже. Эффект снега. Утро». Это его любимое произведение живописи. Камиль Писсарро стоит у истоков импрессионизма, а Николай Павлов — один из тех, кто участвовал в изменении нефтяной карты страны. За его плечами Самотлор, Холмогорское и Федоровское месторождения, Ноябрьск.
Я спросила Николая Eвгеньевича, не было ли момента, когда ему было так трудно, что хотелось все бросить. «Нет. Все время было такое ощущение, что если не ты, то кто будет этим заниматься?».
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
***
фото: Николай Павлов на Холмогорском месторождении, 1977 год;Николай в Главтюменнефтегазе, 1980-е годы;Валерий Грайфер, Галина Гаркавенко, Владимир Садовский, Юрий Вершинин и Николай Павлов;Куйбышевская область, Мухановское месторождение, слева его отец Евгений Иванович Павлов.