Не цирковые клоуны
Eвгения Астапова увидела в соцсетях объявление о наборе в школу медицинской клоунады. Прочитала описание, и внутри у нее что-то екнуло.
«Шла на обучение и не была уверена, что смогу, ведь профессия психологически тонкая. По моим ощущениям, медицинская клоунада — это что-то на стыке психологии, артистизма и творчества».
После четырехмесячных курсов начались стажировки в больницах (в основном детских): травматология, ортопедия, неврология, онкология. Eвгения считает, что самое важное в профессии — чуткость и способность оставить за дверью собственные эмоции, заходя в палату как чистый лист. И надо, чтобы клоун видел человека, а не его болезнь. «Да, мы видим, что тут есть капельница, а там перебинтована нога, еще что-то. Но фокус на том, что это ребенок, который хочет играть и которому нужно помочь вернуть детство. Взбодрить, вдохновить, показать, что можно найти повод для игры даже в гнетущей атмосфере больницы».
Работают медицинские клоуны не только с детьми, но и с родителями. «Мне кажется, наша работа на 50% важна именно для них, потому что родители полностью сфокусированы на болезни ребенка, они не думают о себе, забывают про радости. А мы помогаем им увидеть, что их ребенок снова смеется, играет, что-то увлеченно рассказывает. Тогда родители вспоминают, что он обычный малыш, и расслабляются, могут дать выход эмоциям: поплакать, посмеяться. Иногда даже накричать на нас и не пустить в палату, и это тоже очень здорово, потому что таким образом они освобождаются от накопленного стресса».
Работа со взрослыми пациентами, по словам Eвгении, сложнее, а дети легче вовлекаются в игру, быстро вспоминают, что они дети. Взрослые чаще всего думают, что клоунада не для них. «Когда мы им объясняем, что нет, мы пришли именно к вам, они не хотят в это вовлекаться. Родителям сложно признать, что им нужна поддержка. Но когда взрослому человеку удается освободиться от всех социальных оболочек, которые ему мешают, отдаться игре как ребенку, в этот момент случаются самые прекрасные трансформации. У них появляется радость в глазах, надежда на то, что можно преодолеть болезнь».
Медицинская клоунада — это далеко не всегда про смех. «Мы не приходим развлекать, мы приходим вдохновлять, отвлекать и поддерживать. Иногда ребенок не смеется, он может нам что-то рассказывать, но в этот момент он отвлекается, чувствует себя нужным и контролирует ситуацию».
Дежурных шуток в медицинской клоунаде нет. Это не представление, с которым пришли в больницу выступать. Медицинские клоуны (они обычно работают в паре) никак не готовятся к посещению больницы. «Каждая история создается вместе с ребенком и родителями в этой самой палате здесь и сейчас. То есть медицинскому клоуну, в отличие от циркового, не нужно выучивать номера. Eму нужно отточить навык импровизации, чтобы он в моменте смог сориентироваться и из всего, что видит вокруг себя, создать игру».
Основой для игры может стать хоть что. Вот девочка прибралась в ожидании клоунов, и уборка становится основой для импровизации «а научи нас прибираться!», другая начинает читать книгу, а клоуны ее инсценируют.
«Лежал подросток с бабушкой. Мы приходим и говорим, как сегодня у вас дела? Бабушка говорит: да что-то уже крыша едет. Мы, естественно, зацепились за эту фразу. Я говорю: раз едет крыша, значит, надо повернуть пол, чтобы все стабилизировалось. И мы начали имитировать, что мы поднимаем пол, вращаем его, разглаживаем углы. Уходя, мы сказали, что, если вам будет плохо, вы знаете, что делать — поворачивать пол».
Удивительно, но в следующий раз, когда они вернулись к этим же пациентам и спросили, как у них дела, бабушка и внук ответили, что пока клоунов не было, они несколько раз двигали пол. «Представляете, это ведь тот самый эффект, которого мы добиваемся! Чтобы мы ушли, а игра продолжала жить в палате и помогала пациентам и родителям».
Какими бы теплыми ни были отношения между пациентами и клоунами, привязываться нежелательно. Ни для работников, ни для детей. Но, конечно, это неминуемо, когда работаешь в одном и том же отделении, приходишь раз в неделю или две к одним и тем же детям, которые там лечатся, все равно возникают привязанности. «Нам, как правило, не сообщают трагичных новостей. Мы можем заметить, что ребенка нет. Но это может означать, что его выписали. Мы стараемся не расспрашивать».
Однажды Eвгения с партнером Eленой Лебедевой работали в Барнауле. В палате онко-отделения лежало несколько детей с родителями. Когда они зашли, мальчик лет трех сразу направился к ним. «Eлена присела на его уровень, чтобы создать контакт. И он сразу уткнулся ей в нос, изучал его. После этого мальчик ушел, как будто разрешил нам войти в палату. Он периодически к нам подходил, что-то опять молча исследовал и уходил. Уже после нам сообщили, что мальчик аутист, до нашего визита он ни с кем на контакт не шел, врач даже не мог его осмотреть. После нашего визита он сдался врачу и медсестрам. Это тот самый, скажем, эффект, которого мы хотим достичь в работе. То, ради чего мы этим занимаемся — чтобы видеть вот такие положительные изменения».
16 сентября мир отмечал День медицинских клоунов.
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
***
фото: Евгения Астапова и Елена Лебедева.