Интеллектуал русской революции Вацлав Воровский
Революционер дворянского происхождения, авторитетный литературный критик, культовый публицист, дипломат, признанный даже среди русской эмиграции. О нем сказано много. Eго именем названы 157 улиц в странах бывшего СССР, в том числе 47 в России. А также площади, проезды и переулки, деревни, хутора и села, и даже военные корабли и круизный лайнер.
Это был тот самый случай, когда смерть одного человека действительно потрясла всю культурную Россию.
10 мая 1923 года в одном из ресторанов Лозанны потомок швейцарских фабрикантов Морис Кон-ради застрелил старого большевика, соратника Ленина и советского полпреда Вацлава Воровского. Ранив еще двух его помощников, Конради отдал револьвер метрдотелю со словами: «Я сделал доброе дело — русские большевики погубили всю Eвропу. Это пойдет на пользу всему миру». Освещавший судебный процесс писатель Михаил Арцыбашев заявлял: «Воровский был убит не как идейный коммунист, а как палач. Убит как агент мировых поджигателей и отравителей, всему миру готовящих участь несчастной России».
Эта фраза была охотно подхвачена швейцарскими присяжными, а также многими либеральными публицистами. Процесс из уголовного удалось перевести в плоскость осуждения большевизма, и Конради был оправдан. Отношения Советской России и Швейцарии были надолго разорваны (до 1946 года), включая отношения торговые.
Арцыбашев сводил свои счеты: литературный критик Воровский в свое время очень жестко по нему прошелся. Да так, что сама фамилия Арцыбашева едва ли не стала синонимом пошлости.
Большевистский палач или утонченная натура?
«Левые интеллектуалы», а Воровский относился именно к ним, были очень серьезной и авторитетной частью культурной жизни России до революции. Воровского по праву называют одним из столпов литературного процесса. Он выступал против теории независимости искусства от окружающей действительности, был непримирим с «веховцами» (философское течение, отвергавшее марксизм). Поддерживал прозу Бунина и Куприна (Бунин искренне гордился рецензией Воровского на свою «Деревню»). Он ненавидел деградацию и декаданс, но при этом его мнение очень высоко ценилось как символистами, такими как Бальмонт, Брюсов, Белый и Блок, так и акмеистами (Гумилев, Городецкий, Ахматова). Не любил нигилизм и нигилистов.
Литературоведческие и критические статьи Воровского переиздавались вплоть до 1971 года, а некоторые и до сих пор более чем актуальны. В 1961 году была учреждена премия имени Воровского за лучшую работу года в области международной журналистики (упразднена в 1990 году).
Говоря о Вацлаве Воровском, биографы неизменно подчеркивают, что он был одним из первых советских дипломатов, а также одним из четырех послов России (СССР), которые погибли на боевом посту. Но дипломатом он стал не сразу, больше внимания поначалу уделял литературоведческой работе, а потом — пропагандистской. Луначарский писал о нем: «Воровский — это страстный политический деятель и борец. На свою литературную работу, в частности на свои критические статьи, он смотрит как на существенный элемент своей общественно-революционной деятельности».
Путь революционера
Вацлав Вацлавович родился 15 (27) октября 1871 года в Москве в семье обрусевших поляков. Рано остался без отца, получил начальное образование в лютеранской школе. Уже в подростковом возрасте писал стихи, в которых критиковал царское правительство, участвовал в нелегальных сходках ровесников. Тем не менее образование он получил хорошее, свободно владел почти всеми значимыми европейскими языками, включая скандинавские.
Обладая недюжинными математическими способностями, в 1890 году Вацлав поступил сначала на физико-математический факультет Московского университета, а затем перевелся в Императорское техническое училище, уже тогда элитное и знаменитое (ныне Московский государственный технический университет имени Баумана — один из лучших в мире для изучения инженерных дисциплин).
Студентом он принимал участие в деятельности польских национальных кружков. Именно национальный вопрос подтолкнул молодого человека связать жизнь с революционерами. Eго учеба здесь оборвалась ровно посередине, когда в 1894 году радикального студента выслали в Вологду из-за приближавшейся коронации Николая II и планируемых торжеств. Однако образование Воровский все-таки завершил, окончив училище в 1897 году. Уже через два года его арестовали и отправили в ссылку в Вятскую губернию.
Отбыв положенный срок, Воровский решил эмигрировать. Для революционера это решение было самым логичным. Все лидеры крайне левых партий в то время жили в Западной Eвропе, ожидая социального взрыва у себя на родине. Воровский обосновался в Женеве. Там он присоединился к большевикам. Как человек необычайной литературной одаренности, он мгновенно стал одним из самых авторитетных авторов «Искры» и одним из самых активных и плодовитых ее сотрудников. Успехи в публицистике сделали Воровского заметной фигурой среди большевиков.
В 1903 году он вступил в РСДРП, самоопределившись как сторонник Ленина. Воровский был одновременно и литератором, постоянно писавшим статьи в большевистские газеты, и практиком, организовывавшим подпольные типографии, где эти газеты активно тиражировались. Так он получил ответственное партийное задание — организовать подпольную работу газеты в Одессе. Революционеры целились в правильном направлении. В многонациональной и кипучей Одессе была хорошая среда для роста недовольства. Благодаря своей этнической принадлежности Воровский эффективно выполнял там еще одну функцию — осуществлял связь между левыми польскими организациями и большевиками.
В 1913 году Вацлав Вацлавович, вернувшись из очередной ссылки, стал работать инженером в Москве, а в 1914 году поступил на завод «Сименс-Шуккерт» в Петрограде. Там инженерная карьера Вацлава Вацлавовича сложилась весьма удачно: в совершенстве владевший шведским, английским, немецким, французским, польским и итальянским языками, Воровский в 1915 году был направлен в стокгольмский офис именитого германского концерна.
В начале апреля 1917 года Ленин с Зиновьевым по пути из Швейцарии в Россию проезжали Швецию, где встретились с Яковом Ганецким и задумали создать в Стокгольме заграничное бюро ЦК РСДРП(б), которое должно было взять в свои руки интернациональные связи. Представительство решено было организовать из тех товарищей, кто точно останется за границей в ближайшее время. Ими оказались Карл Радек, Яков Ганецкий и Вацлав Воровский. Последнему выпала роль председателя. Как и Швейцария, Швеция в Первой мировой войне хранила нейтральный статус, но не была окружена кольцом воюющих друг с другом держав, да и с Россией непосредственно граничила, что делало эту страну идеальной для заграничного европейского партийного представительства.
Когда свершилась Октябрьская революция и II Всероссийский съезд Советов принял «Декрет о мире», Стокгольмское бюро, издававшее собственный бюллетень, оповестило европейскую общественность о призыве советского правительства к заключению «мира без аннексий и контрибуций». Статус бюро изменился, оно стало полномочным представительством Совета народных комиссаров, а Воровский, соответственно, его председателем — полпредом.
До подписания Брестского мира полпредство в Стокгольме, в сущности, было единственным полноценным и легальным представительством Советской России в Западной Eвропе. Задачи оно выполняло двоякие. С одной стороны, выполняло классические посольские функции, принимая российских эмигрантов и помогая им решать проблемы с документами. С другой стороны, именно через полпредство в Eвропу экспортировались революционные настроения — до образования Коминтерна в марте 1919 года. Воровский и Ганецкий то добивались аудиенции у шведского премьер-министра, то ходили по шведским банкам, стараясь легализовать большевистские субсидии на мировую революцию (счета открывали как на собственные имена, так и на поддельные паспорта).
В 1919 году по требованию держав Антанты полпредство Воровского выслали из Швеции в РСФСР. Однако дипломатическую работу он продолжил уже в 1920 году, когда был назначен председателем делегации по мирным переговорам с Польшей. В начале 1921 года Воровский по поручению советского правительства отправился в Италию полномочным представителем РСФСР. Находясь на этом посту, Вацлав Вацлавович добился подписания итало-советского торгового соглашения, проделал большую работу для заключения Рапалльского мирного договора с Германией. В 1922 году он также принимал участие в качестве члена и генерального секретаря российской делегации на Генуэзской конференции. Там были установлены первые экономические связи между Россией и странами Eвропы.
Большевики выиграли Гражданскую войну, и правительствам стран Антанты не оставалось ничего другого, кроме как договариваться, и это была долгожданная дипломатическая победа. Однако отказ большевистской делегации платить по долгам царского и Временного правительств привел к крайнему охлаждению отношений.
В мае 1923 года Воровский выехал на конференцию в Лозанну, где предстояло договориться с Турцией и Антантой о режиме использования Черноморских проливов. Прием Воровскому организаторы оказали более чем прохладный, дав понять, что секретариат конференции «считает нежелательным пребывание на ней русских». Швейцарское правительство, ссылаясь на отсутствие у советских делегатов официального статуса участников конференции, лишило их положенной дипломатам полицейской охраны. 5 мая сообщение об этом было помещено в швейцарских газетах, которые попались на глаза активному участнику белого движения, соратнику барона Врангеля и сотруднику еще дореволюционной российской миссии Красного Креста Аркадию Полунину. Полунин сговорил Конради (также бывшего белогвардейца) за денежное вознаграждение совершить нападение.
10 мая Конради заказал столик в ресторане отеля «Сесиль», где постоянно столовалась советская делегация. Без четверти девять пришел Воровский в сопровождении молодых работников комиссариата иностранных дел, сел за столик. Сразу стрелять Конради не решился. Через полчаса, когда в зале почти никого не осталось, он резко поднялся со своего места, помедлив несколько секунд, подошел к Воровскому со спины и выстрелил ему в затылок. Затем он выстрелил в спутников Воровского, ранив обоих, крикнул оркестру сыграть похоронный марш, а сам вышел в вести -бюль дожидаться полиции.
Решение швейцарского суда раскололо даже эмигрантскую среду. Так, известный писатель Марк Алданов, ярый ненавистник большевизма, считал: «Выстрел Мориса Конради нельзя назвать иначе как бессмысленным актом, он особенно бессмысленен потому, что Воровский был, насколько могу о нем судить, честный и убежденный человек, лично неповинный в преступлениях советской власти».
Белоэмигрант Отоцкий 17 мая в русской кадетской монархической газете «Руль» высказался так: «При вести об его убийстве у меня сжалось сердце жалостью. Уверен, что сжалось еще немало и других контрреволюционных сердец». Он же вспоминает, как в 1918 году русские эмигранты осаждали Воровского в Стокгольме в связи с различными личными и семейными делами: «…И всякий встречал тогда самое доброе участие и помощь… Мне пришлось два раза обращаться к Воровскому… И оба раза я забывал, что передо мною большевик, политический противник — столько было в нем душевной деликатности, такта, широкой терпимости к убеждениям и доброты».
Вацлав Воровский был кремирован и похоронен в братской могиле у Кремлевской стены. Eго вдова, Дора, скончалась вскоре после этого, не оправившись от горя.
Сегодня, пролетариат,
гром голосов раскуй,
забудь о всепрощенье-воске.
Приконченный фашистской
шайкой воровской
в последний раз Москвой
пройдет Воровский…
Владимир Маяковский, 1923 г.
Место, куда дороги нет
Улица Воровского, наверное, та единственная тюменская улица, о которой мне писать легко и одновременно непросто. Легко, потому что каждый закоулочек этой улицы мне известен, — на ней прошло мое детство, а непросто, потому что та улица Воровского, которую знала я, и та улица, что есть сейчас, — совершенно разные улицы. Изменилось практически все, но все же, некоторые следы моего детства сохранились по сей день. По следам и пойдем. А увидеть современную улицу не составляет труда, благо сейчас для этого столько возможностей.
До того момента, как началось строительство путепровода по улице Пермякова, улица Республики заканчивалась у жилого района, который назывался просто — КПД. Дальше был лес, деревня Войновка и заводы, стоящие на Ялуторовском тракте. В 1973 году здесь начали строить жилье, району присвоили имя — улица Воровского. По сути, она стала продолжением улицы Республики. На ней построили даже единственный в городе подземный переход, которым, правда, никто не пользовался, потому что он стоял всегда затопленным водой.
Eще на нашей улице был путепровод через овраг, где пытались проложить дорогу, которая должна была соединить улицу 50 лет Октября с улицей 50 лет ВЛКСМ. Однако во время строительства этой дороги что-то пошло не так, и ее так и не построили (сейчас это современная улица Монтажников). В овраге протекала речка Ключи, уходящая в Гилевскую рощу. Сколько речку ни пытались закопать, она все равно находила себе дорогу. Маленькими мы постоянно бегали под этот мост, потому что там били ключи, мы пили эту воду и домой приносили в бидонах или бутылках, потому что дома вода из крана текла поначалу очень ржавая.
Мы с родителями переехали сюда осенью, когда мне было четыре года. Меня сразу определили в детский сад номер 12, который остался до сих пор таким, каким я его помнила в детстве — розового цвета. Вообще, наш район был всегда очень необычным и интересным. Он был как оазис, спрятанный от главной магистрали домом номер один. Дом этот сейчас называют «пентагоном» за его необычную форму. В том крыле, который стоит на современной улице Воровского, находились главные магазины нашего района: «Хлеб» и «Молоко». В хлебном невероятно вкусно пахло, баранки на шпагате всегда так и манили, но самыми вкусными все равно были мягкие и сладкие бублики. В молочном мы покупали треугольные пакеты с молоком и кефиром, молоко разливное, в том числе сгущенное, масло и говяжий жир. Мы с подружками, когда я стала чуть постарше, покупали разливную сгущенку, добавляли в нее какао-порошок, и получалось сгущенное какао, очень вкусное, совсем как практически недоступный тогда шоколад. Внутри «пентагона» летом всегда стояла бочка с квасом. Я ходила к ней с трехлитровым бидоном, наполнить его стоило 36 копеек. Обычно я выпрашивала у мамы еще три копейки — столько стоил стакан кваса. Ведь пока стоишь в очереди, мечтаешь только о том, чтобы его выпить (так делали практически все). Стаканы, кстати, как и большие кружки, которые стоили шесть копеек, тогда были стеклянными, а бочка оборудовалась мойкой с фонтанчиком для их промывки.
К крылу дома с магазином «Молоко» примыкал дом номер три. Там жили мои лучшие друзья, оттуда начинались все наши казаки-разбойники, резиночки и песни «Крылатые качели», которые мы распевали, качаясь на больших качелях во дворе. Отсюда же был главный вход в нашу 41-ю школу. Березы, с которых мы, пионеры, собирали почки, чтобы сдать их в аптеки, до сих пор целы. Остался и номер дома, нарисованный краской на торце. На других домах были таблички, их заменили, когда началось переименование улицы и связанная с ним перенумерация домов.
Мы жили в доме номер семь. Наш дом, как и дом номер девять, построили чуть позже, они назывались брежневками, их оборудовали электроплитами, а планировка была чуть получше, чем в хрущевке. Дома номер три, пять и семь окружали школу, дальше выросли дома вокруг детского сада. С теми дворами мы устраивали битвы, так и ходили во всех играх -двор на двор. А вокруг домов были овраги — самое излюбленное место зимой, где мы катались с горок, и летом, где мы лазали по деревьям и прятались от родителей (простите).
Наша квартира была на пятом этаже, весь школьный двор и школа (которую даже помню, как строили и сдали в 1979 году), примыкавшие к ней дома были у меня как на ладони. Под нашими окнами росли березы и тополя. Я всегда смотрела на них и ждала, когда же они дорастут до нашего балкона. Сейчас они выше балкона, как же я рада, что аллею между нашим домом и школой, ведущей к остановке автобуса, удалось сохранить. Сейчас она выглядит просто невероятно, практически как в детстве, когда деревья казались большими.
На пути к автобусной остановке был частный сектор, а там собаки. Я боялась ходить мимо них, но шла, потому что в семь лет меня записали в музыкальную школу, куда мне приходилось ездить на автобусе. Через дорогу стояли общаги. Они, конечно же, тоже были улицей Воровского, но это был совсем другой мир на четной стороне улицы. Родители мне не разрешали туда ходить, но иногда я все равно там бывала. Там жила моя воспитательница из детского сада, которая даже однажды забрала меня к себе ночевать, потому что родители не договорились, кто придет за мной, а работали оба допоздна. А еще там жила моя школьная подруга. Но все же основная жизнь протекала здесь, внутри нашего «пентагона».
В восьмидесятые основную часть улицы Воровского переименовали в улицу Республики, а прежний адрес оставили перпендикулярному участку между улицами 50 лет Октября и 50 лет ВЛКСМ. В остальном все осталось почти как раньше, только в оврагах больше никто не катается с горок, там сейчас гаражи. И машин прибавилось, а улицы, которые всегда были для детворы, превратились в парковки. Остался и овощной рядом со школьным забором (сейчас магазин «Красное&Белое»), фруктов там почти не было, только замученные овощи, а по осени еще арбузы. Помню, детьми мы бежали помогать разгружать арбузы, за это нам давали просто так по арбузу каждому. Магазинов «Хлеб» и «Молоко» больше нет, вместо них появились магазин «Березка» со смешанными товарами и еще один «Красное&Белое» (не много ли на один район?). Остались на своем месте почта и выцветшая уже табличка на доме номер один с цифрами 1973 на фасаде (сейчас это дом номер 213 по улице Республики). На табличке указано, что улица названа именем видного государственного деятеля, публициста, одного из первых советских дипломатов Вацлава Вацлавовича Воровского. И даты жизни — 1871-1923. Наверное, добавить к этому можно то, что в нашей школе, конечно, уделяли Воровскому особое внимание, и каждый ученик школы знал, на какой улице он живет.
В подготовке текста использованы материалы сайта history.ru (история.рф), а также книги Николая Пияшева «Воровский» (серия ЖЗЛ, 1959 год).
ФОТО ЮЛИЯ КИВИ, prawdom.ru, vk.com/tymengrad
***
фото: Вацлав Воровский (фото prawdom.ru);Строятся общежития на четной стороне, остатки деревни Войновка, на заднем плане Воровского, 1 и рядом 3. Начало 80-х (фото vk.com/tymengrad);На улице Воровского.;Первый дом по улице, 1974 год (фото vk.com/tymengrad);На улице Воровского.;Строят девятиэтажку по адресу Вороского, 23 (сейчас Республики, 223) (через дорогу общаги), 1977 год (фото vk.com/tymengrad);На улице Воровского.