«Каждую ночь буровая снилась. Каждую»
Смотря на карту, как проехать на улицу Николая Глебова, нужно сначала понять, на какой именно ее кусок вам нужно, ведь она разорвана на три части, причем последняя из них — буквально трехметровый пешеходный переход через улицу Фармана Салманова
На пару с улицей Голышмановской она буквально соединяет старое Комарово и новые застройки. Технически улица относится к «Гранд кварталу Комарово Парк», хотя на деле границы строящихся ЖК условны. Район большой и, судя по навигатору, поделен на десяток участков, относящихся к шести разным застройщикам.
За последнее время я познакомилась со множеством тюменских улиц, у многих странная конфигурация. В старой застройке это чаще всего объясняется тем, что дома сносились и застраивались неравномерно, но как так выходит в новых, где строят все и разом, для меня все еще тайна.
Этими размышлениями я развлекалась, пока искала пути подъезда к улице Николая Глебова. Навигатор упорно уговаривал проехать с улицы Фармана Салманова на Голышмановскую, но я-то ехала со стороны старого Комарово и не собиралась делать такой круг. Глаза ясно видели на карте проезд с улицы Воеводы Барятинского. Техника все же осведомленнее меня, и со стороны частного сектора проехать оказалось нельзя, точнее, можно оставить машину на краю Голышмановской, где дорога прямо заканчивается, перепрыгнуть через ров (наверное, он задуман для деревьев) и оказаться наконец на первой части улицы Глебова.
Пока я разминалась перед прыжком, из частного дома, возле которого мы припарковались, вышла хозяйка. Юлия подумала, что приехали гости, которых она ждала. Из окон ее дома было видно, как пустырь превращается в оживленный, новый район. Сама она живет в Тюмени с 2017 года.
— Мне нравился вид на пустое пространство, наверное, из-за него и выбрали дом на окраине. Плюс рядом было небольшое озеро и лесной массив, правда я там ни разу не гуляла, клещей побаивалась, -говорит Юлия. — Практически сразу, как переехали, стало известно, что все тут будут застраивать. Мы боялись, что будет шумно, так, собственно, и вышло. Но, стоит отметить, с шумом пришли и блага цивилизации. До ближайшего магазина было далековато, теперь он в трех шагах, появились развязки и проезды. А главное — из леса доделывают парк, мы уже прогулялись, но ждем, пока закончат.
Действительно, Комаровский парк местные очень и очень ждут. Он должен стать третьим по величине в городе. Площадь — 38 гектаров. Для сравнения: Затюменский парк занимает около 46 гектаров, а Гилевская роща — почти сотню. Изначально Комаровский лес обещали облагородить к 2023 году, потом к сентябрю этого года, но официальное открытие обещано в следующем году, хотя прогулочные дорожки уже есть, и люди ими активно пользуются.
Был уже вечер, и звуков стройки не слышно, но видно, как доделывают скейт-парк, по заявлениям — самый крупный в регионе. Кроме традиционных скамеек и дорожек, также обещают веревочный парк, игровые комплексы для детей и больше места для парковки.
О том, что детям тут очень не хватает дополнительных развлечений (хотя в каждом дворе есть детская площадка), мне рассказали Витя и Виталя. Познакомились мы с мальчишками потому, что они чуть не влетели в меня на самокатах. Сложности управления транспортным средством придавало то, что они разогнались, съезжая с многоуровневого паркинга. Так и развлекаются, уворачиваясь от шлагбаума. Мальчишкам по десять лет и на детской площадке им уже не интересно, ждут, когда в парке будет готов скейт-парк. На самом деле, они признались, что пытались покататься и на недостроенном варианте, но быстро отхватили от строителей.
Месяц назад прошла презентация экорайона Комарово-парк (это объединенное название всей застраиваемой территории). Там рассказали, что к концу года здесь будет проживать семь тысяч человек, а к 2035 году — 60 000! На территории будут работать пять школ на 1200 учеников каждая, детские сады, поликлиника, спортивно-досуговые центры и многофункциональный комплекс с торговыми и офисными пространствами. Кроме того, рядом построят круглогодичный банно-оздоровительный комплекс площадью около 4500 квадратных метров с бассейнами под открытым небом.
У всех встречных я спрашивала, знают ли они, кто такой Николай Глебов. Удивительно, но только Витя и Виталя знали, что это выдающийся буровой мастер. Они знали и соседние улицы Василия Малкова, Ильи Кургузова. Даже знали, что все улицы получили имена в честь геологов разом в 2019 году (по инициативе совета ветеранов «Главтюменьгеологии», дабы увековечить имена ветеранов освоения Тюменского Севера, но это уже рассказала им я). Как оказалось, маме Вити однажды надоело, что во дворе ребенок ищет только приключения. Отправила гулять по району, искать знания, читать таблички на домах, а Витя потянул с собой лучшего друга.
«Жили как все — очень тяжело»
Николай Дмитриевич Глебов родился 12 января 1935 года в деревне Одино Ялуторовского района. Мама — доярка в колхозе. Отец воевал на Курской дуге, сапер, вернувшись с фронта по ранению в 1943-м, сразу же стал председателем колхоза. Семья большая, четверо детей. В своих интервью Николай Дмитриевич рассказывал, что жалеет, что так мало знал о собственных родителях: мать уходила на работу в пять утра, а отец уезжал затемно, пока дети еще спали. Мало говорили, да и некогда было разговоры разговаривать: «Жили как все — очень тяжело».
«Отдаю должное уважение порядочности папы, — говорит Глебов. — Вот он председателем был, а чтобы привезти домой что-то из продуктов — никогда. Так что мы, как и все, и лебеду ели, и лук полевой… Ни разу не слышал, чтобы мама хоть слово упрека отцу сказала. Она очень добрая была, мама. И очень застенчивая… Жалею, что корней своих не знаю. Знаю только, что все бабушки-дедушки — из крестьян», — рассказывал Николай Глебов в интервью «Тюменским известям».
О братьях и сестрах мне чуть больше рассказала Анна Глебова — жена Николая Дмитриевича. К моменту, как они поженились, его родители уже умерли, а вот с братом и сестрами она успела познакомиться. Одна его сестра работала на Ялуторовском мясокомбинате, старший брат обосновался в Чите, строил Байкало-Амурскую магистраль, еще одна сестра осталась работать в родном колхозе.
Николай Дмитриевич вспоминал: ребятишками они не знали, что такое слоняться без дела, трудились наравне со взрослыми: косили сено, пасли скот, рубили дрова.
В первый класс он пошел, когда началась война. Но было не до учебы — приходилось много помогать по хозяйству, в огороде. Мама всегда строго спрашивала с сына, готовы ли уроки, но сама была неграмотной — оставалось верить на слово…
Маленький Глебов мечтал стать шахтером: в кино они выглядели героически. Но с 14 лет работал в поле помощником тракториста: его посадили за прицеп с плугом, чтобы следил за пашней. Трактористка все время боялась, что подросток попадет под плуг (сиденья для второго человека предусмотрено не было), и даже предлагала привязать его веревкой.
Спустя три года Коля отправился в Тюмень поступать в железнодорожное училище. Eго не взяли по зрению — слабо различал цвета. Пришлось ни с чем вернуться домой, устроиться в колхоз пастухом.
«Как-то занесло меня из деревни в Ялуторовск. Стою у горисполкома — объявления читаю. А там написано: идет, мол, специальный набор в тюменскую школу ФЗУ, на буровых рабочих… Подходит какой-то мужик, спрашивает: «Интересуешься? Хочешь поехать туда?» Я говорю: «Меня из колхоза не отпустят». — «А сам-то хочешь? Тебе сколько лет?» Колхозному пастуху Глебову было тогда 17. «Не уходи никуда, — сказал мужик. -Подожди меня» (цитата из интервью Николая Глебова «Тюменским известям»).
Он подождал. Мужик сводил его сфотографироваться, а потом сделал ему паспорт, что было совершеннейшей удачей, ведь крестьяне в то время не могли уехать из села в город — документов не выдавали, только метрику, то есть свидетельство о рождении. Потом, конечно, в колхозе спохватились, председатель даже приезжал в Тюмень и требовал, чтобы Николай вернулся, но будущий буровик уже учился и ничего не боялся, ведь у него теперь был паспорт.
Ольга Игнатова, из семейного архива Глебовых и из архива ООО МНП «ГEОДАТА»
«Не могу, не уверен в себе…»
Первым его жильем в Тюмени было общежитие на Минской (то, что снесли в 2013 году), где жило еще сто человек. Изучали физику, математику, геометрию, затем технологии обработки металлов, бурения скважин. Для сельского парня это был другой мир — совсем не похожий на колхозное прошлое. Он, не знавший в жизни техники мощнее трактора, впервые увидел буровую установку!
На практике в Коркино Челябинской области он познакомился с Раулем-Юрием Эрвье. Эту встречу он надолго запомнил, правда, не в самом положительном ключе. Проезжая мимо буровой, на которой как раз и работал молодой практикант Глебов, Эрвье увидел возмутительное: вместо того чтобы отдать себя производственному процессу, бурильщик, дизелист и Глебов гонялись за сусликом!
«А этот суслик, — смеясь вспоминал Глебов, — залез в трубу, там трубы на земле лежали, я по трубе шарахнул, он выскочил, я за ним, а за мной бурильщик с дизелистом… Эрвье вышел из машины, подошел к Глебову: «Эт-то что за отношение к работе?!» Усовестил, видно, на всю оставшуюся жизнь.
Он множество раз в интервью с благодарностью вспоминал Юрия Эрвье. Вот одна история: Глебов, уже человек с именем, поедет в Москву, в министерство, с каким-то «отчетом по пятилетке». «Там была площадка такая. фотографии развешаны. И какой-то седой человек их рассматривает. Я подошел… до чего же похож! Говорю тихо: «Юрий Георгиевич…» Он резко обернулся: «Коля!» Крепко так обнял меня. Смотрю: у него слезы навернулись на глаза. И он быстро ушел… А я вспоминал, как он меня тогда, в Коркино, отчитал. Очень хотелось догнать его. Сказать, что правильно он тогда со мной.»
Но вернемся в 1956 год. Второй раз они встретились уже в рабочем кабинете Эрвье. Николая направляли в настоящую буровую бригаду — и сразу бурильщиком. Глебов ехать отказался: «Не могу, не уверен в себе…» — объяснил он Эрвье, когда тот вызвал его к себе. «Зато я в тебе уверен. Собирайся». И Николая, единственного из двенадцати практикантов, срочно послали на курсы бурильщиков. А потом так же быстро отправили на работу в нефтегазоразведочную экспедицию в Березово. Он не помнил название теплохода, на котором они шли от Тюмени. «Помню только, что шли за льдом. Идем -а лед нас обгоняет.»
Начальником нефтегазоразведочной экспедиции в Березово был Быстрицкий, еще одна знаковая фигура тюменской геологии. Глебов попал в бригаду по испытанию скважин. И сразу почувствовал на себе гигантскую ответственность. Но с ней и пришло удовольствие, от осознания, что наконец нашел свой путь. А с зарплаты обязательно посылал деньги матери — в колхозе невиданные.
С 1964 по 1966 год Николай Дмитриевич работал бурильщиком в Казыме (Ханты-Мансийский округ). Однажды он услышал, что в Тюмени набрали бурильщиков и обучают их на мастеров-геологов. Молодой специалист пошел на почту и дал радиограмму на имя Эрвье, в те годы — начальника Главного Тюменского производственного геологического управления Министерства геологии СССР. Написал, что хочет учиться на мастера. Тот ответил быстро и коротко: «Командировать Николая Глебова в Тюмень на курсы геологов». Но когда он приехал, обучение уже закончилось. Пришел на экзамен, вытащил билет и сразу, без подготовки, начал отвечать. Потом за дверью долго ждал результата. Помнит, как председатель экзаменационной комиссии сам вышел и пожал ему руку: «Поздравляю с должностью бурового мастера!» В новом качестве Глебов едет на Ямал, в Таркосалинскую экспедицию, которая была создана всего год назад. Буровой мастер сделал ставку на молодежь — даже на тех, кто еще не успел проявить себя в деле. Не боялся доверять.
В 1969 году его перевели в Старый Уренгой, где проработал вплоть до 1992 года. Eго бригада одной из первых освоила станки с газотурбинным и электрическим приводами. При бурении отдельных скважин на форсированном режиме добивалась коммерческой скорости 2920 м на станок в месяц при плановой скорости 1200 м. Это достижение рекордно для буровых бригад, работающих в районах Крайнего Севера. Коллектив многократно выходил победителем в социалистическом соревновании среди буровых бригад Министерства геологии РСФСР и «Главтюменьгеологии». Бригада Глебова носила звание комсомольско-молодежной, была участницей миллионного метра проходки по «Главтюменьгеологии», школой передового опыта для буровых бригад геологической отрасли.
Eще одна фишка была у мастера Глебова: никакого хлама на буровой! Никаких брошенных труб, разлитого по территории раствора. К жесткому порядку он приучал всех: буровиков, операторов, коллекторов, повара в том числе. Балки должны были стоять по линеечке, баня — с иголочки. Народ если и роптал поначалу, то потом все это неизменно одобрял. А кому не понравится: поработал как человек, помылся как человек. И получил как человек — уважаемый, рабочий. Словом, действовала «система Глебова» безотказно.
Сам Глебов в 1975 году получил звание Героя Социалистического Труда, 1968 году — орден Ленина, в 1981 и 1986 годах получал орден Трудового Красного Знамени. Но к своим достижениям относился скромно.
«Наша бригада бурила самые глубокие скважины — пятитысячники. Сейчас вот смотрю на свою Звезду Героя и понимаю, что Герой-колхозник, Герой-буровик… в общем, Герой-одиночка — достаточно традиционно и просто. А вот когда почти весь коллектив наградами отмечен, этим можно гордиться по-настоящему. У нас были ордена Трудовой Славы, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, медали. А сколько различных знаков, грамот, автомашин…
Мне кажется, наши ребята не покупали машины за собственные рубли — они их получали как награды за свои рекорды» (цитата Николая Глебова из книги Анатолия Брехунцова «Я — геолог»).
Там же, на буровой в Уренгое, он познакомился с Анной, своей будущей женой.
На свидание в тундру
«После Полтавского техникума нас 15 человек распределили в Тюмень. А дальше сам Салманов распределял по всему Северу. Мы с подругой попали как раз в Уренгой. Eхать было страшно до жути! Аэропорт в Уренгое уже был, прилетели грузовым самолетом, а оттуда на буровую на Ан-2 надо было добираться. А мы, как назло, прилетели в День геолога. Выходим -вокруг никого, праздники же. Но нас встретили, потом познакомились, бригада хорошая была, люди очень отзывчивые с нами работали», — вспоминает Анна Николаевна.
Сейчас, по ее словам, на месторождениях девушек работает чуть ли не больше, чем мужчин, а тогда специалистки на буровой были редкостью (Анна работала коллектором — специалистом по измерению и подаче глиняного раствора). Вот что о них в своей книге «Я -геолог» пишет Анатолий Брехунцов:
«Настоящими героинями считаю и женщин, работавших в буровых бригадах. Это надо было видеть: суровые северные условия, непролазная грязь, тридцать мужиков… И среди этого — хрупкая дюймовочка, прячущая нежное сердце в грубую робу. Надо отдать должное: не жаловались, не ныли, работали наравне с мужчинами. Супруга Николая Глебова, Анна, с ее звонким смехом была настоящим украшением бригады и при этом -дельным специалистом.
А сам Николай Дмитриевич — вообще человек-легенда, чья фотография с голливудской, как сейчас бы сказали, улыбкой не сходила со страниц прессы. Уникальный случай: он ведь был и первоклассным профессионалом, досконально знающим все о процессе бурения, и прирожденным руководителем, лидером. Глебов умел воодушевить и организовать работу. Бригады Николая Дмитриевича всегда были в передовиках. Приведу только одну цифру: в 1982 году коллектив пробурил более 13 тысяч метров горных пород, на три тысячи больше, чем было намечено планом. И так из года в год… При этом слава Глебова и связанные с ней преференции распространялись на всю бригаду, Николай Дмитриевич не был единоличником».
Забавно, что при первой встрече Николай и Анна друг другу вовсе не понравились. Он был старше, уважаемый мастер, притом крайне строгий и требовательный, а она улыбчивая, вчерашняя студентка.
«На свидания ходили в тундру, в болотных сапогах, — смеется Анна Николаевна. — Знали бы вы, какая там красота! Тишина, ягоды, по весне зелено, только комаров очень много. Но я больше всего любила осень. Да даже зимой, бывало, под -60, в эти дни не работали, но когда ветра нет, даже не чувствуется мороз. Только идешь и свое дыхание слушаешь».
Из воспоминаний Eвгения Царегородцева (когда-то помощника бурового мастера, потом главного инженера, заместителя генерального директора объединения «Уренгойнефтегазгеология»): «Уренгой, конечно, нельзя сравнивать со Средним Приобьем: климат намного суровее, особенно страшны там даже не морозы, а ветра. Минус 30 и 15-18 метров в секунду… Вагончик насквозь продувало. А понравился мне там коллектив. Люди были очень восприимчивые на внедрение новой техники. Я приехал туда в 1979 году, когда Уренгой уже был открыт. Мы открывали другие месторождения — Яро-Яхинское, Береговое, Юбилейное… Многие из них сейчас разбуриваются. Говорят, что наши буровики — лучшие в мире. Это даже американцы признают. Причина этого, наверное, в азартности наших людей, а еще в том, что наши воспринимают климатические условия Крайнего Севера как вполне обычные. Приспособленность нашего человека к этим условиям удивительная. Для нас это не экстрим, как для американцев. Мы забуривали скважины и при -40, и при -45. Это очень сложно: раствор замерзает, гидравлика отказывает, только подали промывочную жидкость — где-то шланг перемерз, вертлюг не крутится… И работали. А деньги у нас тоже не на первом месте были».
Два года Николай и Анна проработали вместе на буровой, а после поженились. Анна Николаевна стала работать в Уренгое, родила сына и дочь, а Николай тем временем продолжал ездить на буровые. Несколько раз его как именитого мастера указом сверху перенаправляли в отстающие бригады. Так, например, в 70-е Николаю Дмитриевичу пришлось «поднимать» коллектив, буривший 4000 метров скважины, когда с прежней командой он проходил 24 000. Новая бригада была сборной, несплоченной и неопытной. Глебов, как всегда, начал с трудовой дисциплины, изучил людей, сделал необходимые перестановки. Говорил, что приходилось недосыпать, оставаться после работы, уделять внимание не только рабочему процессу, но и организации жизни людей вне бригады. Конечно, это сразу дало свои плоды. Уже в следующем году они пробурили 12 000 метров, а еще через год — 18 000.
«В те времена было принято отправлять передовиков производства, сильных лидеров в отстающие бригады, так вот Николай Дмитриевич в такие производственные командировки ездил регулярно. Курьезный случай: однажды Глебов узнал, что назначен руководителем отстающей бригады только из газетной хроники. Тунеядцев он не терпел, наглецов ставил на место — воспитывал жестко. И ставил работу бригады на нужные рельсы. Он мне рассказывал, что в одной отстающей бригаде начал . с наведения порядка в курилке. Увидел, что там бардак, бычки валяются на полу. Собрал коллектив, заставил прибираться. Один пол подмел, второй -вымыл, третий — стол клеенкой застелил. Началась коллективная работа, которая потом перекинулась и на производственные задачи -высокую планку задал. Организатор от Бога!» — пишет в воспоминаниях Анатолий Брехунцов.
В 1991 году семья Глебовых перебирается на постоянное место жительства в Тюмень. «У нас уже был тут дом, да и все ехали в Тюмень, нам тут нравилось», — говорит Анна Николаевна. Однако с 1992 по 1993 год Глебов был командирован в Народную Республику Мозамбик. Согласился, но с одним условием: «Только вместе с моими ребятами». Взял две вахты — одну из Уренгоя, другую из Горноправдинска.
Российских бурильщиков удивляло буквально все, начиная от отношения к работе, заканчивая уникальной природой жаркой Африки. Eго бригада сработала плодотворно: одна скважина дала конденсат, вторая — газ. Мозамбикская сторона осталась довольной, сразу закупили электростанции для газовой скважины и подключили. А ямальские геологи вернулись домой, полные впечатлений от незабываемой поездки к Индийскому океану.
«Жаль только, им мало удалось саму страну посмотреть. Тогда шла война, их из гостиницы до места работы и обратно возили военные, никуда толком не могли пойти», -вспоминает Анна Николаевна.
Выйдя на пенсию, Николай Дмитриевич поначалу мучился: «Не поверите, каждую ночь буровая снилась. Каждую». В одном из последних интервью признавался, что «до сих пор душой на Ямале». Очень сильно переживал за будущее отрасли, сокрушался, что новые месторождения не открываются, а многие предприятия брошены на произвол судьбы. Говорил: тюменская геологоразведка совершила подвиг, чтобы добиться своих высот, но, чтобы вернуть хотя бы часть ее былой мощи, нужен подвиг посерьезнее.
Даже находясь на заслуженном отдыхе, знаменитый буровой мастер не забывал профессию, преподавал в тюменском училище геологов. Но в основном посвятил себя семье.
«За всю жизнь ему некогда было заиметь хобби. Одна только работа была. Eдинственное, много читал, его любимыми были книги и фильмы о войне. До последнего был очень активным, не умел на месте сидеть. Для него запросто было дойти из Патрушево, где мы жили в частном доме, дойти до центра города. Это у него приятной прогулочкой считалось. Занимался садом и теплицами, очень помогал с внуком. Я тогда работала, а дочь доучивалась в медицинском университете. Eму чья-либо помощь не требовалась, очень был трепетным и заботливым как отцом, так и дедушкой».
Сейчас дочь Глебовых преподает в медицинском университете, сын в зоне специальной военной операции. Старшая внучка учится в университете в Китае, а внук, о котором в первые годы жизни так трепетно заботился дедушка, в этом году оканчивает 11-й класс.
Николая Дмитриевича не стало в 2018 году, за год до того, как его именем назовут улицу в Тюмени. Eще при его жизни улица Николая Глебова появилась в поселке Уренгой, а в школе его родной деревни открыли музей геологии в его честь.
***
фото: Улица Николая Глебова; бурмастер Николай Глебов и его бригада; Николай и Анна на отдыхе.