… Дивизия рождения двадцать третьего года
Окончание. Начало в №№ 9, 10, 12, 14
В дивизионной историографии боевой путь второго формирования 229-й СД заканчивается таким текстом:
«… Точные цифры потерь дивизии нам неизвестны. Потому что большинство вышедших из окружения в первые дни попали в другие соединения. Так, батальон связи был передан 112-й СД. Бойцы и командиры артполка переданы 62-й армии. Медсанбат, по рассказам, долгое время находился в подполье, в тылу у немцев, а потом вышел и влился в другую часть…»
По понятным причинам лейтенант Черников не писал и не намекал даже, что многие из 229-й дивизии оказались в немецком плену. Наивно звучит и сообщение о 380-м медсанбате, который «долгое время находился в подполье, в тылу у немцев». На страницах книги «Запрещенные солдаты» есть рассказы бывших военнослужащих медсанбата-380: врачей, медсестер, санинструкторов, что выносили раненых с поля боя, а потом вместе с ними оказались в плену. Многие из них попали в женский концентрационный лагерь Равенсбрюк и провели там три долгих года, испытывая нужду, издевательства эсэсовцев. А дома несколько десятилетий жили под бдительных оком спецслужб.
Последний день 229-й дивизии, второго формирования, нигде официально не зафиксирован. Первый называют точно: 12 декабря 1941 года, а о последнем молчат. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют назвать этот день — 10 августа 1942 года. Он записан во множестве фильтрационных дел и трофейных карточек: «Wann und wo gefangen?» — когда и где попал в плен? Дата одна и та же, меняются только названия хуторов и станиц — Суровикино, Чир, Нижне-Чирская…
«… Утром на восходе солнца мы услышали гул моторов и увидели идущие прямо на нас по пшенице немецкие танки. Танкисты, стоя в открытых люках, показывали своей пехоте, где прячутся русские солдаты, которых собрали в плен. У нас забрали оружие и погнали в село… А еще ночью к нам прибежал командир 1-й роты и сказал, что надо стреляться. Но наш ротный оборвал его, чтобы не сеял панику. Здесь же была девушка-медсестра. Она заплакала и просила ее застрелить. Утром я увидел, что эта девушка убита выстрелом в лоб, но кто из командиров ее убил, я не знаю. Она осталась лежать в пшенице, а нас около трех тысяч человек загнали в овраг, опутанный в один ряд колючей проволокой…» (Из фильтрационного дела В.Г. Васильева, рядового 783-го СП 229-й СД, Омутинский район).
Штаб 62-й армии, практически разбитой к этому времени, и сам штаб Сталинградского фронта об этой трагедии имели смутное представление. Историки Сталинградской битвы утверждают, что именно «катастрофа, постигшая 62-ю армию, заставила советское верховное командование пересмотреть свое мнение о возможностях генерал-лейтенанта Гордова руководить фронтом на стратегически важном направлении». 9 августа 1942 года в 23.00 была подписана директива Ставки № 170562, согласно которой с шести часов утра 10 августа Сталинградский фронт подчинялся командующему Юго-Западным фронтом генерал-полковнику Еременко.
Ну, а как же за Доном, где в окружении остались бойцы и командиры 33-й гвардейской и 181-й, 147-й и 229-й стрелковых дивизий? О событиях тех дней и часов мы знаем по-прежнему очень мало.
«… 181-я и 33-я к 8.00 10 августа вели ожесточенные бои в окружении противника в районах высоты 163.0 и высоты 134.4. Дивизии ощущают острую нужду в боеприпасах. Офицер связи штаба армии капитан Панкин, высадившийся на рассвете в районе ст. Качалинская, в сев. группу не прибыл… 229-я и 147-я СД (южная группа) о себе не сообщили. Связь с дивизиями на правом берегу — радио, которое работает неустойчиво…» (из Боевого приказа № 057, ШТАРМ 62)
«… армия в течение дня продолжала оборонять вост. берег р. Дон, одновременно силами 33-й гв., 181-й, 229-й и 147-й СД вела бои на зап. берегу р. Дон по уничтожению противника, ставшего на пути отхода на вост. берег р. Дон…» (из оперативной сводки № 81).
В очередных сводках несколько раз появляются номера окруженных дивизий:
«… сведений от 33-й гв., 181-й, 147-й, 229-й СД не поступало, на позывные не отвечали, на прием не появлялись…»
Тот же день, чуть позже: «… о 33-й гв., 181-й, 147-й, 229-й — новых сведений не поступало, в радиосвязь войти не удалось…» (из оперативных сводок № 85 и № 86).
Тем не менее, из сводки в сводку, переносится формулировка, что «дивизии ведут бои в окружении, уничтожая противника на путях отхода».
… 13 августа («… на восточный берег переправилась разведка 147-й СД во главе с лейтенантом Левашевым»… «точное положение 229-й дивизии не установлено»)… 14 августа («… выход отдельных бойцов и мелких групп из состава дивизий, связь установить не удалось»)… 15 августа («… новых данных о положении окруженных дивизий не поступало»)… 16 августа из окружения вышел командир 33-й гв. СД полковник Утвенко с группой в 120 чел. (из оперативной сводки № 97).
Сведений о судьбе командира 229-й дивизии полковника Федора Сажина нет. В ряде материалов утверждается, что «командир 229-й стрелковой дивизии погиб 10 августа у хутора Пятиизбянский». Но свидетелей его гибели не называют, место захоронения неизвестно.
Некоторые сведения мог бы пролить бывший начальник особого отдела дивизии, старший лейтенант госбезопасности И.С. Лукельев. Он, как сообщается в официальном ответе Омского управления ФСБ от 28 мая 2009 года, с группой бойцов вышел из окружения и продолжил службу в органах военной контрразведки. Вероятно, его сообщение и легло в основу этого ответа.
… Получив приказ командующего 62-й армией о выходе к реке Дон в районе переправ, «подразделения 229-й дивизии следовали на грузовых машинах (так в тексте. — Р.Г.) по маршруту: пос. Зрянинский — совхоз № 5 — Самодуровка… В пяти километрах от пос. Зрянинский завязался бой. Сотрудники отдела заняли оборону в балке, что в двух км восточнее балки Водяная-2»… Около часа дня 10 августа, сообщает Лукельев, чтобы избежать окружения, по приказу командира дивизии разбились на две группы. Первая группа, в которой находились командир дивизии и начальник особого отдела, вышла из балки на возвышенность. В результате боев группа разделилась, та часть, где оказался начальник особого отдела дивизии Лукельев И.С., вышла из окружения.
На полевой карте 76-й пехотной дивизии немцев, которую мы напечатали в предыдущей публикации, у поселка Зрянинский нарисован жирный кружок. Может быть, здесь группа Сажина наткнулась на заслон немецких частей, была остановлена и окружена, а в результате боя — рассеяна?
Но о судьбе командира не упоминается ни в одном известном нам документе. Судьба других старших командиров 229-й, за исключением комиссара Тихона Бандурина, известна. Они, по словам начата 229-й дивизии подполковника Манько, были все вместе еще перед Зрянинским. При отходе дивизия попала под оборонительный огонь 524-го истребительного полка немцев, а у высоты 156.0 — под огонь артиллерии 297-й пехотной дивизии. Два наших полка, 783-й и 804-й, смогли частично пробиться через немецкие позиции у Зрянинского. А 811-й полк, в котором находился подполковник Манько, вынужден отойти назад. В глубокой балке севернее высоты 96.0 полк подвергся внезапной атаке того же 524-го истребительного полка. Вместе с бойцами попал в плен и подполковник Манько. Оказался в плену и начальник штаба дивизии подполковник Мелешкевич. О нем подробно рассказывалось в очерке Александра Петрушина «Дивизии, пропавшие без вести».
На западном берегу Дона оказались в окружении четыре стрелковые дивизии и четыре комдива. Полковник Утвенко вывел часть своих бойцов и получил приказ 19 августа занять оборону на новом рубеже. Командир 181-й дивизии генерал-майор Новиков взят в плен 15 августа, погиб в плену в декабре 1944 года. Полковник Сажин, комдив-229, как принято считать, погиб 10 августа. Трагичной оказалась судьба командира 147-й дивизии генерал-майора Александра Вольхина.
Как известно, он вышел на левый берег Дона с небольшой группой солдат — 27 человек. Сохранился доклад генерала военному совету 62-й армии.
Из него следует, что 229-я и 147-я дивизии, согласно приказу штаба армии, должны были пробиваться на восток вместе. По словам комдива-147, после ночного боя у высоты 102.3, войска соединений смешались. Поскольку за 229-ю заступиться некому, командир 147-й то и дело подчеркивает, что «811-й полк, видимо, снова свой участок оставил без боя…», указывает на «тяжелое и паническое состояние тылов 229-й, которые мчались с востока по большаку…» и тому подобное.
«Я решил днем никаких перегруппировок не делать, дождаться ночи, соединить все части группировки и лично выводить в следующую ночь», — пишет в докладе Вольхин. Не получилось: утром немцы окружили всех, кто находился в балке Грачевой. Несколько часов шел бой. Надеясь все-таки перейти в соседнюю, более приспособленную к обороне балку 2-я Водяная, генерал подробно перечисляет силы, на которые он мог бы рассчитывать. Но «… 15-й полк — связь с ними установить не смог… 600 полк — связь установить не смог… 645-й танковый батальон — куда ушел, не знаю, связь с ним установить не смог. В таком положении я сам потерял связь с дивизией…»
Я цитирую подробно доклад не для того, чтобы осудить командира одного соединения и обелить другого. Эти отрывки помогут читателю представить суматоху и отчаяние, которые царили в гибнущих частях — без боеприпасов, без связи, рассеянных в августовской степи, под вражеским огнем…
Генералу Вольхину поставили в вину все, что случилось на левом берегу Дона. Один из авторов утверждает: «Высшее руководство рассуждало так: раз Вольхин не погиб, значит, не все сделал для победы». В тот же день, когда генерал представил доклад военному совету армии, было принято заключение, в котором сказано, что комдив «трус, позорно бежал с поля боя»… А еще через два дня Еременко и Хрущев отдали его под суд военного трибунала.
Трибунал обвинил генерала в «измене Родине в форме перехода на сторону врага». Потом был приговор — к высшей мере. Потом несколько месяцев в ожидании расстрела. И… — направление в штрафной батальон. Рядовым.
… 31 декабря 1942 года рядовому Вольхину присвоили звание майора. В январе 1943 он — зам. командира полка. В апреле — командир. В августе — майор Вольхин командует дивизией. В январе 1944 — снова генерал-майор. Три ордена Красного Знамени, орден Ленина, орден Суворова. Судимость сняли. А реабилитации Александр Алексеевич так и не дождался. Она состоялась в 2003 году, а он умер… в 1974-м.
Зачем я так подробно рассказываю о судьбе командира соединения, которое не имеет прямого отношения к нашей истории — просто воевало по соседству? Не могу не думать о том, что то же самое ждало и Федора Федоровича Сажина, если бы он чудом остался жив в мясорубке в районе высоты 156.0…
И последнее. Медаль «За оборону Сталинграда» считается очень высокой наградой. Уцелевшим в окружении, прошедшим плен бойцам 229-й стрелковой дивизии эта медаль, оказывается, не полагалась.
Тоболяк Сергей Посконин, 1923 года рождения, в 50-е — помощник капитана теплохода «Жданов» в г. Павлодар, вместо медали получил справку. В том, что «в составе 811 стрелкового полка 229 дивизии участвовал на Сталинградском фронте с 25 июля по 11 августа 1942 года. С 11 августа 1942 по 26 апреля 1945 находился в плену. Справка дана для проверки и вручения медали «За оборону Сталинграда». Указанной медали не получил ввиду того, что находился в плену. Павлодарский горвоенком подполковник Новичков».
На обороте справки приписка: «Военнослужащие, находившиеся в тылу врага, но не прошедшие спецпроверки, медали не получают. Основание: положение о медали, ст. 1, п. «е». (Подпись)».
P.S. То, что случилось в большой излучине Дона, все-таки сыграло свою роль в исходе главной битвы Отечественной войны. Может быть, усилий, потраченных на преодоление сопротивления наших дивизий, стоявших до конца в обороне между Чиром и Доном, и не хватило армии Паулюса, чтобы с марша ворваться в Сталинград.