Последний поклон фронтовой медсестре
«Уважаемая Валентина Владимировна! Пишет вам Романюк Е.Н., ветеран Великой Отечественной войны, 11 октября 1918 года рождения. Проживаю в Тюменской области, в Тюменском районе, в с. Успенка, барак 2, кв. 3. За моей спиной лежит не легкий, а тяжелый военно-жизненный путь…»
Письмо председателю Комитета советских женщин Валентине Николаевой-Терешковой старший лейтенант медицинской службы Евлампия Романюк написала, отчаявшись найти помощь у местных властей. Обратите внимание на обратный адрес автора письма — он в первом абзаце: «с. Успенка, барак 2, кв. 3». Видно, крайняя нужда и обида заставили бывшую медсестру полевого хирургического госпиталя взяться за перо. А мы повторяем эту историю не для того, чтобы еще раз бросить камень в прошлое. Она — повод рассказать о мужественном, красивом и гордом человеке.
«Родилась я в многодетной семье в деревне Денисово Исетского района. На учебу поступила в фельдшерско-акушерскую школу в Тюмени. В 1939 году по окончании направлена в с. Каменка Тюменского района заведующей медицинским отделением и «родхатой» (так называлось родильное отделение на пять коек). Медиков не хватало на селе. Одной приходилось обслуживать 8 населенных пунктов. Некоторые находились на расстоянии 10-16-и километров. И туда — в Лукашино, Речкино — ходила по вызовам в дождь, снег и злой мороз пешком.
Мирное время внезапно оборвала война. Срочно 24 июня 1941 года я мобилизована в ряды Советской Армии, в сформированный в Тюмени хирургический передвижной полевой госпиталь № 464. Где только я не побывала за годы войны! С августа 1941 года по октябрь 1942 года — на Центральном фронте, с октября 1942 по март 1943 — на Калининском, с марта 1943 по май 1945 — на Втором Белорусском и Первом Прибалтийском фронтах».
Полевой госпиталь работал в палатках и землянках, ближе к переднему краю. В начале войны медики работали даже в скотных дворах. Врачи и медсестры делали все возможное, чтобы сохранить бойцам жизнь. Перевязывали. Оперировали под грохот разрывов, под обстрелами.
«. Первых раненых я увидела на станции Угра в городе Ельне. Настроение и так было не из лучших, а тут — страдания, стоны истекающих кровью людей… С октября 1941 года вместе с воинскими частями под напором вражеских сил мы отступали до станции Домодедово. А в декабре началось наступление. Работали в доме-интернате испанских детей, в Мятлево, Медыни, Подольске. Во время передышек хватало забот и с лечением обычных, «гражданских» болезней. Такая передышка нам выпала летом 1942 года. А потом — снова начались бои, страдания раненых, для которых мы старались сделать все возможное. Но порой уже ничем не могли помочь. Бои, война — это самое страшное, что можно только себе представить».
После войны Евлампия Николаевна или, как звали ее друзья и родные — Лана, Ланочка, — вернулась в Каменку. Работала в родильной избе, здесь и жила — за стенкой. Во дворе всегда росли цветы, на окошках в доме висели чистые марлевые занавески (о такой роскоши, как тюль, тогда и не думали). В 1950 году Евлампия Николаевна вышла замуж за фронтовика, десантника Анатолия Павловича Романюка. К простой, скромной и аккуратной женщине в семействе сразу прикипели душой и взрослые, и дети. Лана всегда была улыбчива, весела и никогда не вспоминала о войне. Как, впрочем, все из Романюков, кто вернулся с фронта. Неприятно было ворошить эти воспоминания.
Но, как писала она Терешковой, «страшные дни войны до сих пор снятся, вскакиваю в ужасе, с трудом успокаиваюсь.»
Иногда эта боль прорывалась и осталась в памяти тех, кто ее знал, как короткие истории, отрывки без начала и без конца. Единственные и поэтому особенно дорогие воспоминания.
Вот один случай. Евлампия Николаевна с кем-то из санитаров шли по улицам взятого Берлина. Слышат — из особняка доносится музыка. Играют на пианино наш, советский победный марш. Завернули в особняк — там наши солдаты. Разрывают штыками перины и бросают вверх пух, будто это салют. «Что же вы делаете!» — сказали только женщины и вышли. А музыка продолжала играть.
В сочинении, которое Оля, внучка Евлампии Николаевны, готовила к 50-летию Победы, описана история с апельсинами. В госпитале тяжелораненный попросил… апельсин, хоть дольку. Где их взять в такое-то время? Но бросилась искать. И — нашла. Но вернувшись в госпиталь, увидела, что уже поздно. Где находился тот госпиталь? Кем был тот военный? Мы не знаем. А так хотелось бы.
Когда медсестра Лана Хабарова бросалась под пули, она, наверно, не думала о благодарном человечестве. Но сорок лет спустя все, же напишет:
«. Как горько и обидно, я от первого и до последнего дня войны была на защите нашей Родины, на защите вот этой жизни, какой живем под мирным небом. Они тут не ценят, наверное, в душе этот мир, а мы не щадили себя, шагая по фронтовым путям».
… Однокомнатную квартиру Евлампия Николаевна все же получила. В 1990-м году. Прожила в ней 13 лет. Семь лет назад ее не стало. У детей в память о матери осталось это письмо, несколько фронтовых фотографий и медали: «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга» , «За боевые заслуги». Только одного ордена в доме нет — Отечественной войны II степени. Его Евлампия Николаевна попросила не отвинчивать от лацкана платья, в котором ее проводят в последний путь. Так и сделали.
Письмо фронтовой медсестры к нам в редакцию принесла и рассказывала о ней Лилия Александровна Дербенева.
— Я жалею только об одном, — говорит она, — что мы не сделали этого раньше, когда Евлампия Николаевна была еще жива. Это — последний поклон ей.
***
фото: Наша героиня (во втором ряду) с товарищами по полевому госпиталю;Лана Хабарова (Романюк).