Окошко в старую Тюмень
Надежда Лухманова. «Очерки из жизни в Сибири». Издательство «Софт-Дизайн», 1997 год.
На третьей странице книги напечатан черно-белый портрет женщины. Уже не юная, в темной одежде, с большим светлым цветком на груди. Взгляд не просто внимательный, он, скорее, даже укоризненный.
Всматриваюсь в фотографию, потому что пытаюсь почувствовать чары писателя Надежды Лухмановой — женщины, которую любили многие мужчины, но ни один не смог понять и удержать.
«Непримечательная, маленькая, рыжая», — говорят о ней историки. Рано осталась сиротой, воспитывалась у родственников, окончила Павловский женский институт, где, судя по табелю успеваемости, была далеко не самой прилежной ученицей. В Петербурге рано вышла замуж за подполковника Лухманова, но уже через несколько лет жила в Москве с начальником Московского военного госпиталя Адамовичем. Причем первый супруг, разводясь, добился того, чтобы суд признал Лухманову аморальной и запретил ей вступать в брак.
… В Тюмень Надежду Лухманову привез ее третий муж Александр Колмогоров, сын тюменского купца Филимона Колмогорова. Перед этим Лухманова (которую, напоминаю, суд наказал безбрачием) и Колмогоров (который в ту пору был студентом, а им было запрещено жениться) тайно обвенчались, предоставив батюшке если и не поддельные документы, то старые. Паспорта в обиход еще не вошли, так что Надежда Александровна принесла справку из института, подтверждавшую, что она «девица Байкова», замужем не бывавшая, а Александр Филимонович — документ о том, что он состоит на военной службе.
Так и начались годы жизни Лухмановой в Тюмени. Все подмечал цепкий писательский взгляд, воображение рождало образы. Из-под пера выходили очерки — яркие, сочные, иногда смешные, чуть ли не сатирические, иногда трогательные, хоть местами и многословные. Тюмень купеческая, старообрядческая, раскольничья, непридуманная, удивительная. Какой мы ее не видели, и рассказать нам уже некому.
О прозе Лухмановой знают, кажется, лишь люди, близкие к филологии или истории. Они-то и опровергают распространенное мнение, что литература о Тюмени по большому счету началась с нефтегазовой романтики. Ведь кажется, что о старой купеческой Тюмени не написано почти ничего. Не родились еще тогда писатели Лагунов и Крапивин, не было поэтов, воспевших темень и грязь и труднообъяснимое очарование города, в котором мы живем. Но Лухманова, прожившая в Тюмени пять лет, все же была. И ее «Очерки из жизни в Сибири» — в первоначальном варианте «Очерки из жизни в Сибири. В глухих местах. Бело-криницкий архиерей Афанасий. (Из личных воспоминаний автора, пробывшего пять лет в «глухих местах»)» — литературные критики оценивают высоко.
Если присмотреться, то в созданных ею колоритных запоминающихся образах (жесткий, прозорливый купец Артамон Крутогоров; сын его Иван — красивый и умный, но спившийся; пышная, как перина, красавица Фелица-та Григорьевна, изменившая супругу) угадываются реальные люди. Крутогоров — уж не старший Колмогоров ли? Иван — не его ли сын Григорий, у которого, как известно, жизнь не сложилась? Фелицата — не сама ли Лухманова? Не о своих ли несбывшихся мечтах, загубленных чувствах, сломленной судьбе пишет, показывая окружавших ее людей словно через увеличительное стекло, делая мелкие пороки большими, рядовые эпизоды их жизни — достойными прозы?
… Оказалось, впрочем, что мы не знаем Лухманову исключительно от собственного нелюбопытства. Ведь шел в тюменском театре спектакль «Сибирское риголетто» по ее пьесе, а в 1997 году издатель Юрий Мандрика составил сборник прозы Лухмановой, о котором, собственно, и сегодняшняя рубрика «Фолиант». Тюменские театральные критики, правда, говорят, что любовная история «Сибирское риголетто» на театральной сцене провалилась. Не знаю, не видела. Но книга Мандрики получилась изумительно хороша. Все в ней — от обложки кисти Александра Кухтерина и вступительной статьи Константина Лагунова до последней лухмановской точки -это та самая темная полусказочная Тюмень. Все же есть, кому о ней рассказать.