Старое кладбище, семейные узы и немного Надежды
Окончание. Начало в N155. С написанием фамилии купцов Колмогоровых существует какая-то путаница.
В официальных источниках ее пишут с тремя буквами «о», а вот публикации в СМИ и некоторые краеведы позволяют заменить вторую «о» на «а».
В материале прошлого газетного номера «Наследие за железным забором» я написала эту фамилию — «Колмагоровы». Это было еще до того, как я оказалась на Парфеновском кладбище и увидела надгробие родоначальника купеческого рода — Филимона Колмогорова. С тремя явными «о». Прекрасно сохранились?
На кладбище нас пригласил Александр Григорьевич Колмогоров, праправнук Филимона. Он во второй раз приехал в Тюмень, чтобы поработать в архивах и, насколько это возможно, заполнить бреши в истории собственного рода.
До того, как отправиться на кладбище, я просматривала в Интернете публикации о большом захоронении Колмогоровых. В одном издании прочла, что склепы, могильные плиты и памятники прекрасно сохранились.
— Меня привез сюда краевед Валерий Чупин, — рассказывает Александр Григорьевич, пока мы идем по узенькой дорожке между могилами. — Он их нашел раньше, привез меня сюда на машине… Потом мне помогал иерей Сергий из храма, расположенного на территории кладбища: водил, показывал захоронения XIX века, рассказывал о них, что знал.
Это сейчас Александр Григорьевич так спокоен, а когда впервые увидел могилы предков, очень расстроился. Расколотые и разбросанные в разные стороны плиты и каменные памятники лежат на боку, один из них провалился глубоко в землю. Зияющая дыра напоминает воронку от снаряда.
Хорошо, что Колмогорову в храме дали лопату, голыми руками хоть как-то привести в порядок могилы было невозможно. А привезти лопату, веник и пакеты для мусора из Москвы Александр Григорьевич как-то не догадался.
Сначала он рьяно расчищал место захоронения предков: вырубал чахлые кустики, убирал мусор, пытаясь прочесть надписи на памятниках. Нашел даже старинные металлические столбики, вкопанные в землю. Вероятно, они служили креплением для чугунной ограды вокруг группы колмогоровских могил.
Потом подумал, прикрыл плиты и воронку старыми ветками, чтобы внимания не привлекали.
— Смотрите, надписи, выбитые на памятниках, частично сколоты, — показывает Александр Григорьевич. — То есть кто-то намеренно их испортил. Еще и краской синей замазал. И вообще, видно, что могилы специально разворотили, искали что-нибудь ценное. Даже не представляю, какие усилия требовались, чтобы так здесь все разорить!
Зато можно предположить, какие усилия потребуются, чтобы восстановить захоронение. В одиночку Колмогорову не справиться: тяжелые каменные плиты и памятники с места не сдвинуть. Да и технику сюда пригнать будет крайне сложно — как на всех старых кладбищах, могилы здесь буквально одна на другой. Пройти сложно, не то, что проехать.
Не повезло могилам Колмогоровых — они не на Текутьевском кладбище, где бы их вместе с другими сейчас привели в порядок. Узнать самого себя В людях, которые занимаются генеалогией собственного рода, есть что-то особенное. Например, они часами могут рассказывать о том, как, когда и при каких обстоятельствах узнали о своих замечательных предках. Особенно если предки — люди известные.
Александр Григорьевич долго не знал о том, что он родом из купеческой семьи.
— Мама об этом не рассказывала. Она была ярой коммунисткой, все время пропадала на работе, мне — единственному ребенку — внимания вообще не уделяла, — вспоминает он. — Наверное, поэтому и отец из семьи ушел. Ну, а какой бы мужчина выдержал?
Александр Григорьевич после ухода отца взял фамилию матери — Колмогоров. Но и тогда еще не знал, что он тот самый Колмогоров, праправнук Филимона, владельца крупнейшего кожевенного завода России в XIX веке, прославленного тюменского мецената.
— Узнал, когда умерла одна из родственниц, хранившая семейный архив. Двоюродные братья и сестры прислали его мне. Я стал перебирать письма, фотографии, личные дневники, документы.
Александр Григорьевич часто обрывает себя на полуслове: знает, что говорить о своей семье может и хочет часами, беспокоится, что отнимет у собеседника много времени. Но, честное слово, никакого времени не жаль! И вот говорит о Филимоне, о его сыновьях, особенно о Григории, «бедном Грише, которому не повезло, из которого так ничего путного и не вышло».
Он не проводит параллелей между собой и знаменитыми родственниками. Однако мне они кажутся явными. Александр Григорьевич сейчас на пенсии, но всю жизнь работал в строительной отрасли. А его родственник, тоже Александр Колмогоров, сын Филимона Степановича, был талантливым инженером, одним из создателей первой в Тюмени булыжной мостовой на Голицынской улице, моста через речку Тюменку, строил железную дорогу от Екатеринбурга до Тюмени.
Александр Григорьевич написал множество очерков и статей о своих предках (и хороших!). А одна из его бабушек — Надежда Лухманова — замечательный писатель и журналист, в наши дни, к сожалению, не очень известный. Зато в XIX веке ей отдавали те писательские лавры, что сегодня достались Людмиле Улицкой или Татьяне Толстой. Совпадение? Или Александр Григорьевич похож на родню больше, чем сам думает?
Такая разная Надежда
Я заметила, что во время беседы Колмогоров то и дело возвращался к рассказу о Надежде Лухмановой. Эта женщина притягивает его словно магнит.
О ней в разное время говорили и писали разное. Одни порицали, называли аморальной, другие восторгались ее талантом и свободой.
Писатель Константин Лагунов в предисловии к книге «Очерки из жизни в Сибири», составленной Юрием Мандрикой, писал: «Одной из самых примечательных особенностей писательского мастерства Надежды Лухмановой является умение проникать в духовный мир своих героев, обнажать потайную « психологическую» пружину их поступков. С анатомической скрупулезностью и тщательностью исследует она природу каждого слова, каждого шага своего подлинного либо вымышленного персонажа.»
Лагунов считал ее просто хорошим писателем. А у Александра Колмогорова — своя Надежда Лухманова, такая, какой ее видели в семье. Изучая архивы, он то восхищался ею, то ненавидел. Она оставляла мужей, изменяла им, не занималась детьми (которых воспитывали родственники), обманывала, искала выгоды для себя. И при этом была талантливой, свободолюбивой патриоткой России, в 54 года отправившейся на русско-японскую войну сестрой милосердия. Скиталась по госпиталям, воинским частям, городам и маленьким поселениям Дальнего Востока. И писала, писала. Очерки в газеты «Петербургская жизнь» и «Южный край», книги «Японцы и их страна» и «Ли-туиньчи (Из воспоминаний сестры милосердия о Маньчжурии)».
— Вот такой она была, — вздыхает Александр Григорьевич. -Как кукушка, которая всегда сама по себе. Мужей оставляла, детей оставляла. Но ведь потом все искупила!
Мне, правда, присутствие Лухмановой на русско-японской войне кажется не искуплением, а, скорее, еще одним проявлением неукротимого духа, бьющей через край энергии и жизнелюбия.
Послесловие
Александр Григорьевич Колмогоров обещал вернуться в Тюмень. Во-первых, он теперь не сможет оставить на произвол судьбы могилы родственников. Ему хочется добиться реставрации памятников. А во-вторых, именно в Тюмени должна выйти большая его книга о семье Колмогоровых. Уже десять лет он собирает для нее материалы.
— Логично, если она появится именно здесь, — уверен он.
***
фото: столетние липы сада Колмогоровых;Александр Колмогоров в течение нескольких дней расчищал место захоронения предков