Завтра будет лучше, чем сегодня
Душные переполненные людьми товарные вагоны. Тяжелая и долгая дорога, а потом — чужие дома, чужие семьи, которые и сами жили впроголодь, но приняли сотни немцев, изгнанных с берегов Волги.
Эти события стали самыми страшными воспоминаниями детства Артура Христеля. Потому что и сам он тогда четырехлетним мальчишкой, вместе с матерью, ехал в таком же вагоне.
— Артур Владимирович, не возникало желания покинуть страну, которая так обошлась с вашей семьей?
— А знаете, нет! Наверное, даже никогда об этом и не задумывался. Я родился в России. Родина моих родителей и дедов — тоже здесь. Конечно, со временем многие немцы, которые раньше жили на территории Союза, уехали навсегда в Германию — сейчас их там около трех миллионов. Но я остался в России. И, думаю, мои дети и внуки на меня за это не в обиде.
— А в каком городе вы родились?
— Не в городе. Село называлось Зэевальд. Его сейчас и на карте-то нет, как нет и республики Немцев Поволжья. Тогда это была Саратовская область, а теперь — Волгоградская. Так вот, название села, в котором я родился, сохранилось разве что в моей метрике. Там же и моя настоящая фамилия: Кристель — так она правильно пишется. Это уже когда мне паспорт выдавали, написали Христель. Я, кстати, пробовал поспорить: мол, ребята, вы же не так записали — посмотрите. Но, ясное дело, тогда меня и слушать-то никто не стал.
— Свою принадлежность к национальности вы, наверное, осознали рано?
— Ну а как же — когда тебе на каждом шагу тычут: «фриц», «фашист», «немчуренок»! Не удивительно, что, когда началась война, в народе начали поговаривать, что в республике Немцев Поволжья все сплошь шпионы и враги. А значит, когда немецкая армия будет подходить к Волге, там начнутся массовые диверсии. Пошли бесконечные доносы, кляузы. И 28-го августа 1941 года был издан указ о поголовном выселении всех немцев с Волги. В Казахстан, Сибирь, кто-то даже попал в Монголию.
— Куда попали вы с семьей?
— Мы ехали с матерью, ее звали Мария, и моей младшей сестренкой. Отец в то время на фронте воевал — после войны он так и не вернулся.
Мы трое приехали в село Фирстово Омской области — в многодетную семью. Буквально сразу же мать призвали в трудовую армию, и мы с сестренкой остались на руках у чужих людей. Через некоторое время сестра умерла от скарлатины — тогда эта болезнь не лечилась.
Из трудармии мать вернулась в 46-м году, вернулись и ее братья. Они осели в Тюменском районе.
В 47-м году мама решила переехать к ним. И здесь, под селом Успенка, в деревне, которая теперь называется Малиновка, мы и жили. Там я пошел в начальную школу.
— Могли тогда подумать, что когда-нибудь сами станете учителем, а потом и директором школы?
— Почему бы нет? Пример всегда у меня перед глазами был: до войны отец работал директором школы, а мать — учителем.
Еще со школы я пристрастился к математике. Помню, у меня был одноклассник, который так себе учился. Но почему-то у него учебник по математике хороший был, а у меня — нет. Я просил: продай. Он долго препирался «из вредности», но потом продал. Не поверите, заметив мой интерес к предмету, он стал и сам интересоваться точными науками! Сейчас уже защитил диссертацию — кандидат технических наук! Может, еще тогда мой педагогический талант дал о себе знать? (улыбается).
Я в образовании — всю свою жизнь. Даже сейчас, после выхода на пенсию, с удовольствием принимаю студентов — кто прибежит и попросит контрольную решить, кого к семинару подготовить надо. А недавно и вовсе один паренек позвонил: в трубку шепчет, уравнение диктует. Оказывается, прямо с экзамена звонит. Вот я подивился — до такого еще не доходило!
А самое запоминающееся время — это, конечно, годы работы в университете. За 16 лет у меня столько выпускников было: в какую школу ни зайду, ко мне директора и учителя подходят: «Артур Владимирович, а вы нас учили!» Приятно.
Потом я был заведующим РОНО Центрального района — все школы от чердака до подвала облазил. А еще и депутатом областного Совета успел побывать — нас тридцать человек тогда избиралось. И наш созыв, можно сказать, самый романтический был…
Я всегда верил в лучшее. Верил, что завтра будет лучше, чем сегодня. Казалось бы, сейчас передо мной стоит самая из сложных задач, которые ставил перед собой, — сохранить идентичность целого народа, сберечь культуру и язык. Каждый день возникают новые заботы, приходится кому-то что-то доказывать, с кем-то даже ругаться, выбивать на что-то деньги.
Но уже десять лет на должности председателя совета региональной национально-культурной автономии российских немцев я совершенно добровольно и бескорыстно. Просто потому, что мне не безразлична судьба тех 16320 немцев, которые сейчас проживают на территории Тюменской области.
— А семья не ревнует? Ведь общественная работа отнимает много времени, а дети и внуки хотят, наверное, видеть папу и дедушку дома — наконец-то, после стольких лет работы?
— Ну, дети, положим, уже совсем взрослые, да и привыкли к постоянной моей занятости. А внучки стараются даже помогать мне — к национальным праздникам готовят номера, поют песни на немецком. Кстати, моя младшая внучка знает немецкий язык лучше, чем я.
— А все немцы, которые сейчас живут в Тюмени и приходят в диаспору, знают традиции своего народа, свой язык?
— С этим сложно — нигде в области нет национальных школ, детских садов, издательств. Российские немцы постепенно забывают свой язык. Поэтому я стараюсь чаще собирать наших людей, чтобы они больше узнали, увидели, познакомились друг с другом. Чтобы их завтра было лучше и интереснее, чем сегодня.
***
фото: Артур Христель