Вместо панегирика
На снимке, который вы найдете на пятой странице этого номера, журналисты «Курьера» разглядывают самый первый номер газеты.
Тогда, семнадцать с лишним лет назад, новые издания начинали, как правило, с выпуска пилотного, нулевого номера. Мол, посмотрим, как дело пойдет. То ли по забывчивости, то ли от нахальства мы начали с цифры один. И вот сегодня допечатались до трехтысячного.
Не всем нашим новичкам удалось подержать его в руках раньше. Во-первых, их сразу запрягли в работу. А во-вторых, хотя и есть подшивки, но кому на ум придет ворочать два десятка тяжеленных переплетенных книжищ…
Вчера смотрели и удивлялись: как похожа та, первая газета, на сегодняшний «Курьер». Все тот же логотип, который когда-то придумали Андрей Соколов и Костя Малых. Мало изменился стиль первой полосы, разве что снимков стало больше. Тот же шрифт заголовков. Та же общая подпись-псевдоним, которой может пользоваться по желанию каждый пишущий сотрудник, — «курьер». Даже официальная рубрика — Первомайская, 20 — как началась 2 октября 1993 года, так и до сих пор сохранилась. И даже средний возраст сотрудников — немножко за двадцать.
Это серьезно. Но самое, на мой взгляд, важное, что у газеты сохранилось все-то же мироощущение, я бы даже сказал, щенячье любопытство ко всему, что нас окружает.
«Курьер» нимало не претендует на возвышенный строгий взгляд, на мир. Он — простой парень (хотя и делают газету очень молодые женщины, таково уж лицо современной российской журналистики). Он ваш сосед по лестничной клетке или даче. Он висит с вами на одной подножке переполненного автобуса и вместе с вами недовольно бурчит в адрес городских чиновников — вот бы им поторчать по сорок-пятьдесят минут на остановке! Он может быть сердитым, но, как кажется редактору газеты, отходчив. У него, у «Курьера», хорошая память, но злопамятным его не назовешь.
Может быть, поэтому нередко встречаются люди, которые с удовольствием говорят, что читают нашу газету с самого первого номера. Может быть, поэтому на день рождения газеты с таким шумом вваливается ватага людей вечно юного возраста. Они не все продолжают работать в средствах массовой информации, зарабатывают себе «на кусок хлеба со смаслом», как говаривал когда-то один из моих университетских преподавателей, в других сферах и областях. Но недаром же сказал на днях заскочивший в редакцию по делу Леня Ткачук (он сейчас в «Тюменской правде», а начинал у нас) — «Родная газета»…
… Конечно, провинциальная журналистика сегодня не та, что было в начале девяностых, коримых и бранимых на разные лады девяностых. Она стала потише и поглаже. Она стала более пресной, а отдельные издания даже просто поливают читателя сиропом. Думаю, что виновата в этом и сама журналистика, но и не только она. Давайте вспомним, когда мы в последний раз читали в местной газете фельетон? Нормальное журналистское расследование? Какой из нынешних редакторов, стоя над свежим номером газеты, может воскликнуть: шесть (или семь) критических материалов? А я помню, как восклицал-пересчитывал в 1990-м году редактор «Тюменской правды» Виктор Горбачев.
Жизнь, по правде говоря, ни пресной, ни сладкой не стала. Но отчего же вся критика сегодня ушла в анонимное брюзжание на сайтах и в ни за что не отвечающий андеграунд? Отчего ни один, даже маленький, начальник не снизойдет до ответа на редкие критические публикации? И даже мнение президента его не колышет.
С возрастом, говорил Маркс, человечество теряет волосы, зубы и иллюзии. Из трех столь необходимых ингредиентов я больше всего предпочел бы сохранить третий.
Только это, мне кажется, не иллюзия. А вера в будущее газетного дела, которому уже полтысячи лет.