Рижский ОМОН: 20 лет
Однажды, в канун юбилея Победы, по тюменским улицам пронесли легендарное «знамя N 5», которое бойцы Идрицко-Берлинской 150-й стрелковой дивизии в сорок пятом году водрузили над захваченным рейхстагом.
Честь быть знаменосцем получил командир Тюменского ОМОНа, полковник Валерий Бровкин. Его путь к этому торжественному маршу начался 1 сентября 1991 года.
1 сентября 1991 года в Тюмень из Риги на четырнадцати самолетах Ил-76 военно-транспортной авиации был переброшен знаменитый в ту пору рижский ОМОН — бойцы и командиры, их семьи, имущество, автотехника, оружие и боеприпасы. Передислокации отряда к новому месту службы предшествовал провалившийся в Москве путч ГКЧП.
Об этих событиях и их последствиях — моя беседа с полковником милиции в отставке Валерием Бровкиным, таким же, как и я, работающим пенсионером.
«Мы восстановили в Риге советскую власть, но никто не знал, что делать дальше»
— В августе 91-го в звании капитана милиции ты был начальником штаба в рижском ОМОНе. В твоем ведении находились так называемые «мобилизационные пакеты». Когда, от кого и в какой форме был получен приказ о приведении отряда в боевую готовность?
— Привычного, по книгам и кинофильмам о войне, вскрытия мобпакетов и команд «тревога!», «в ружье», «к бою» не было.
Просто рано утром 19 августа в расположении отряда появился командир — майор милиции Чеслав Млынник. Собрал командный состав и сообщил: «Получен приказ: взять под охрану наиболее важные объекты в Риге». От кого конкретно исходил этот приказ, он не уточнил. Тогда отряд находился в двойном подчинении: в прямом — МВД СССР и в оперативном — 42-й дивизии внутренних войск, дислоцированной в Риге. Кроме того, мы получали указания и рекомендации от ЦК компартии Латвии и из Особого отдела КГБ СССР по Прибалтийскому военному округу. В составе ОМОНа действовала резидентура ГРУ Генштаба Минобороны СССР. Так что начальников над нами было более чем достаточно.
Мы заняли Дом печати, выставили охранение в зданиях ЦК, прокуратуры, главпочтамта… Разоружили работников городского УВД.
— Почему из всего огромного силового ресурса ГКЧП, а это армия, войска и оперативный состав КГБ и МВД, только рижский ОМОН выполнил приказ Москвы и восстановил советскую власть в Риге?
— Дело в том, что при выполнении этого приказа нам не было оказано никакого сопротивления. Часть рижан ждала прекращения двоевластия и обеспечения правопорядка. Любыми способами, включая силовой. Националистически настроенные лица знали силу ОМОНа и понимали, что потерпят поражение при демонстративном противостоянии. Считаю, что установка на использование в Риге только ОМОНа, без привлечения войсковых подразделений, была, в отличие от Вильнюса, правильной. Мы, действительно, восстановили в Риге советскую власть относительно небольшим количеством бойцов. Но никто не знал, что делать дальше. Новых приказов не поступало. 20 августа вечером стало известно: силовая операция войск в Москве не удалась. Еще через день и нам дали «отбой!»: мы снялись с охраняемых объектов, возвратились на базу и заняли круговую оборону. «Победители» не решились на штурм. Начались переговоры.
— В конечном итоге стороны пришли к соглашению?
— Предлагались разные варианты: перейти на службу во внутренние войска, сдать оружие и уехать из Латвии в одиночном порядке. Или в составе небольших групп в 30-40 человек служить в других местах: называли Сочи, даже Кубу. Но мы уперлись: передислокация из Риги только всем отрядом. Бронетехнику и оружие сдадим, когда убедимся в безопасности своих семей.
От марша до аэродрома в Пскове отказались: не исключали нападений на колонну в пути. Выдвинули встречное требование: первые самолеты с бойцами ОМОНа вылетают с военного аэродрома в Риге. И после подтверждения их безопасного приземления стартуют остальные. 26 августа принимающим нас пунктом назвали Тюмень.
— До этого ты что-нибудь знал об этом городе?
— В школе я хорошо успевал по географии и легко показал своим бойцам Тюмень на карте. Кроме того, нас заверяли (для того, наверное, чтобы побыстрее избавиться), что наше пребывание в Тюмени — временное.
— Считаешь, что вас обманули?
— Понимаешь, мы фактически оказались в окружении. От нас тогда все отказались: и армия, и КГБ, и компартия… Это, мол, все ОМОН, а они не причем. А выйти из окружения, как на войне, можно или единым подразделением с боем, или разбежаться и просачиваться через вражеские кордоны в одиночку. Тебе из истории Великой Отечественной войны известны многочисленные примеры окружений крупных соединений Красной армии.
— Трагедии целых фронтов: Западного, Юго-Западного… Армий…
— Вот. А в нашем случае отряд численностью меньше стрелковой роты! Но мы сохранили единство и вырвались из окружения. Я вылетел в Тюмень последним самолетом. После того, как получил по радио сообщение Млынника о его благополучном приземлении (мобильных телефонов тогда еще не было). Вывез все личные дела. Как они пригодились при переаттестации личного состава ОМОНа в Тюмени!
А вильнюсский ОМОН стал выходить из окружения, кто как может. Всю документацию уничтожили. Девять бойцов на двух автомашинах прорвались к нам в Ригу. Мы их взяли с собой в Тюмень. Но зачислить в новый тюменский ОМОН без личных дел не получилось. Поэтому отряд из Вильнюса как боевая единица перестал существовать.
— Но ведь и в рижском ОМОНе уже в Тюмени произошел раскол. Исчез Млынник. Был арестован Сергей Парфенов — представителями латвийской прокуратуры при содействии работников МВД РСФСР. Часть бойцов потянулась в Приднестровье. Тебе, я знаю, тоже предлагалось перебраться в Тирасполь. Обещали должность командира приднестровского ОМОНа. Не жалеешь, что отказался от такого предложения? Ведь те, кто говорил с тобой на эту тему, возглавили в непризнанной Приднепровской Молдавской Республике органы госбезопасности и внутренних дел.
— Стать наемником, «диким гусем»? Меня, по моему характеру, это не прельщало. Я родился на Волге, 16 лет прожил в Риге, 20 лет — в Тюмени, считаю ее не без основания и гордости еще одной своей малой родиной. Она приютила в трудное время меня, мою семью, моих бойцов, их родных и близких. Предать ее доверие я не мог. И не хотел. А то, что я и в Риге, и в Тюмени, и в последующих командировках на Северном Кавказе дистанцировался от политических интриг, возможно, спасло и меня, и бойцов отряда.
— Но не всех?
— Не всех. К сожалению.
«В Чечне знали рижскую родословную тюменского ОМОНа»
— Мне рассказали, что особенно остро ты переживал гибель в Абхазии Александра Беляка.
— В Риге мы жили по соседству. Он вырос на моих глазах. После его службы в морских частях погранвойск КГБ я оформлял его документы по зачислению в рижский ОМОН. Но отговорить в Тюмени от увольнения из отряда не смог. Нужных слов тогда не нашел — до сих пор виню себя за это. Млынник с его авторитетом «афганца» был для молодых ребят более убедителен. Задурил им голову.
Саша погиб, спасая в бою другого бывшего омоновца — Альфреда Залялова — тому взрывом мины оторвало ноги. На похоронах Беляка, дети которого остались сиротами, я высказал Млыннику один на один все, что о нем думал. После этого с ним не встречался, ограничивались телефонными звонками на общие темы.
— Млынник не приедет в Тюмень на 20-летие отряда?
— Вряд ли. По слухам, его тяжело ранили летом 2008 года в Южной Осетии. Как он там оказался, и на чьей стороне — мне неизвестно.
— После исчезновения Млынника из Тюмени ты остался командиром отряда, который с 1992 года участвует в контртеррористических операциях на Северном Кавказе.
— Сначала Северная Осетия и Ингушетия, а потом Чечня.
— Сколько раз лично выезжал в этот регион?
— 16 командировок.
— Местное население и сепаратисты знали рижскую родословную тюменского ОМОНа?
— Невероятно, но укреплению нашего авторитета способствовало участие в обеспечении целостности Советского Союза тогда, в августе 1991 года в Латвии. Своеобразная ностальгия по хорошему советскому прошлому сработала. И уверенность, что мы с нашим печальным опытом не допустим нарушений, в отличие от других ОМОНов, законодательства и ведомственных инструкций. Во всяком случае, официальных претензий от органов власти Чеченской Республики, общественных организаций и жителей к деятельности тюменского ОМОНа не было.
— Каковы потери отряда за время его пребывания на Северном Кавказе?
— Двое убитых. 62 бойца получили ранения.
— Командование объединенной группировки федеральных сил на Северном Кавказе по согласованию с ГУВД Тюменской области представляло тебя к званию Героя России. Однако инстанции не поддержали это представление из-за твоего рижского прошлого. Чтобы не нервировать лишний раз руководство Латвийской Республики. Ты знал об этом?
— Догадывался. Тогда звезду Героя получил Сергей Зяблов из челябинского ОМОНа, его штатная должность — заместитель командира отряда по тыловому обеспечению, но в Чечне он возглавлял командированную туда часть ОМОна. Нас с ним представили к званию одновременно. После награждения ему было неудобно общаться со мной. Тем более что его перестали направлять в Чечню — берегли.
Мне обидно было больше за своих бойцов: их, по сравнению со сверстниками из других ОМОНов, реже награждали. Хотя большинство не имело уже никакого отношения к службе в Риге.
— Сколько «рижан» осталось в тюменском ОМОНе? Сейчас его называют отрядом особого назначения — ООН.
— Трое. В их числе — командир отряда полковник Олег Сидорчик. В Тюмень он прилетел сержантом милиции.
— Перечислим твои государственные награды. Орден Мужества.
— Медали 2-й и 1-й степени с мечами ордена «За заслуги перед Отечеством», «За охрану общественного порядка». Юбилейные. Ведомственные знаки.
— А право нести доставленное из Москвы в Тюмень Знамя Победы в Великой Отечественной войне?
— Для меня это самая высокая награда. Не поверишь, но когда мне сказали, что я включен в число кандидатов — знаменосцев, уснуть не мог — такое волнение! Знаю, твой отец воевал, был тяжело ранен, стал инвалидом. А мой по молодости не успел на войну, он 1929 года рождения. Но дед пропал без вести в летнем окружении 1942-го под Харьковом, о котором ты и Гольдберг часто пишете.
— Ты пронес Знамя Победы.
— От здания ГУВД по улице Республики до Вечного огня у музея. Моими ассистентами были омоновцы — русский и татарин.
— С учетом национальной особенности личного состава отряда?
— Понимаешь, ОМОН, действительно, особое подразделение. При желании его можно использовать против народа, хотя он должен его защищать. Или столкнуть между собой разных по убеждениям омоновцев.
— Что едва не случилось в октябре 1993 года в Москве.
— Поэтому я весьма признателен главе администрации Тюменской области Юрию Шафранику, губернаторам Леониду Рокецкому, Сергею Собянину, Владимиру Якушеву, руководителям города Тюмени и других местных муниципальных образований, всем начальникам ГУВД за понимание этих и других особенностей службы в ОМОНе, за материально-техническую поддержку и социальную помощь подразделению, его бойцам и их семьям.
— Когда отряд уходил в августе 91-го из Риги, на его бронетранспортерах были надписи: «Мы еще вернемся!» Действительно, надеялись на возвращение?
— Тогда, да, верилось!
— А сейчас?
— Кое-кто в Латвии долго пугал детей рижским ОМОНом. Но эти дети повзрослели и все понимают. Поэтому и уголовное дело в отношении бойцов отряда через десять лет прекратили. Обвинить нас в преступлениях против человечности не получилось. Мы их, в отличие от спецподразделений на Балканах, не совершали. Возвращение омоновцев в Ригу на БТРах исключено. А туристами… возможно.
От автора. Символично, что в 1944 году в числе других соединений Красной армии Ригу от нацистов освобождала 65-я гвардейская стрелковая дивизия. Она сформирована в апреле 1943-го на базе 75-й отдельной Омской стрелковой бригады, в которой воевало немало тюменцев. Гвардейская дивизия получила тогда почетное наименование «Рижская». Ни на что не намекаю. Отмечаю только: так было.
Полностью интервью с полковником Бровкиным войдет в мою новую книгу «Тюменские тайны рижского ОМОНа».
***
фото: Полковник Бровкин и знамя Победы.;Капитан милиции В.А. Бровкин. Рига. Август 1991 года