Арифметика войны
Несмотря на заявление основателя советского государства Владимира Ильича Ленина, что «социализм — это учет», контроль за состоянием мобилизационных ресурсов в предвоенный период осуществлялся из рук вон плохо. Потому что мобилизационные закрома Советского Союза считались неисчерпаемыми.
МИЛИТАРИЗОВАННОЕ СОЗНАНИЕ
Такое психологическое состояние нации определялось в Российской империи и Советском Союзе формулой «армия есть мобилизованный народ, а народ — отдыхающая армия». Образ врага, каждый раз нового (французы, турки, англичане, японцы, немцы, австро-венгры, белогвардейцы, поляки, финны, снова немцы…) и каждый раз более опасного, чем предыдущий, подобно маслу, смазывает шестеренки военного механизма, заставляя население страны постоянно жить ощущением войны, явной или скрытой.
С учетом начавшейся 1 сентября 1939 года общеевропейской войны советское политическое и военное руководство кардинально изменило как структуру Красной армии, так и систему мобилизации.
Переход от традиционной территориальной системы (ополчения) к регулярно-кадровой увеличил численность армии мирного времени с 1,5 миллиона человек на 1 января 1938 года до свыше 5 миллионов бойцов и командиров в июне 1941-го.
Летом 1941 года Вооруженные Силы Советского Союза состояли из Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), Рабоче-Крестьянского Военно-Морского флота, пограничных войск и внутренних войск. В Красную армию входили сухопутные войска, воздушные силы и войска противовоздушной обороны.
На 22 июня сухопутные войска Красной армии состояли из четырех фронтов, 27 армий, 29 механизированных корпусов, 62 стрелковых корпусов, четырех кавалерийских корпусов, пяти воздушно-десантных корпусов, 303 дивизий, 57 укрепленных районов и пяти отдельных стрелковых бригад, поддерживаемых 10 противотанковыми бригадами, 94 полками корпусной артиллерии, 75 полками артиллерии Резерва Главного командования и 34 инженерными полками. 303 дивизии включали 198 стрелковых, 61 танковую, 31 механизированную и 13 кавалерийских.
К началу 1941 года в стране было 49 миллионов мужчин в возрасте от 15 до 50 лет (общая численность населения СССР составляла тогда 198 млн человек).
22 июня они услыхали по радио Указ Президиума Верховного Совета СССР « О мобилизации военнообязанных, родившихся с 1905 по 1918 год включительно» (те, кто родился в 1919-1922 годы, уже служили по призыву в армии, на флоте или в войсках НКВД).
Телеграмма N 2206 наркома обороны маршала Тимошенко «О призыве из запаса лиц среднего, младшего и рядового состава для проведения мобилизации» поступила в военкоматы в ночь с 22 на 23 июня. С 1 августа 1941-го мобилизацию распространили на мужчин 1885-1904 годов рождения, для чего увеличили срок пребывания в запасе до 55 лет и призвали в армию родившихся в 1923-1924 годах (призывной возраст снизили до 18 лет, а в 1944-м — до 17).
В целом, считая первоначальные сухопутные войска Красной армии и силы, мобилизованные к 31 декабря 1941 года, за первые шесть месяцев войны направлены на фронт примерно 483 стрелковые, 73 танковые, 31 механизированная и 101 кавалерийская дивизии — всего 688. Если учесть здесь бригады (стрелковые, лыжные и морские — из моряков, сошедших на берег), приравнивая две бригады к одной дивизии, то можно добавить еще 133 дивизии, получив общее число в 821 соединение дивизионного уровня.
Мобилизационные ресурсы той части Омской области, из которой в августе 1944 года возникла Тюменская область, были относительно невелики. Общая численность населения здесь к началу войны едва превышала 800 тысяч человек. Высланное в 30-е годы на Тобольский Север крепкое крестьянство — «кулаки» — считалось «неблагонадежным» и в Красную армию не призывалось. На учете мужчины-спецпоселенцы состояли не в военкоматах, а в спецкомендатурах НКВД. Эти ограничения в правах отменили только в 1942 году.
Но из таких небольших мобресурсов Тюмень, Югра и Ямал отправили на фронт до 250 тысяч человек. В 1941 году в Тюмени и в Ишиме были сформированы 368-я и 384-я, а через год — 175-я и 229-я стрелковые дивизии, а также три бригады — стрелковая и две истребительно-противотанковые. В Тюмени разместились три военно-пехотных училища, которые выпустили около 12 тысяч лейтенантов, а более 20 тысяч курсантов, не доучившись, ушли на самые гибельные участки обороны — под Москву, Ржев и Харьков.
По данным военных статистиков, Наркомату обороны к концу 1941 года после отмобилизования было представлено свыше 14 миллионов человек из общего ресурса в 20 миллионов.
ПО СПИСКАМ И ПО АКТАМ
Учет мобилизованных на войну красноармейцев заключался в военкоматах к отметкам (записям) в алфавитных журналах: фамилия, имя, отчество, год рождения, редко — адрес. Основная часть мобилизованных через военкоматы шла в армию в качестве маршевого пополнения. Примерно треть была зачислена в соединения и части, формируемые в республиках, краях и областях. Имевших среднее образование или «семилетку» направляли в военные училища.
В начале войны боевая подготовка мобилизованных военнообязанных была условной. В спешке скомплектованные, плохо оснащенные, эти части фактически изначально обрекались на гибель, что полностью осознавали военные специалисты. Начальник отдела управления боевой подготовки НКО СССР комбриг Федоров в разговоре с командирами уже в первый день войны прогнозировал: «Куда нам сейчас до обучения. Теперь будем давить массовостью — людьми, да и стоит ли их хорошо учить, если будут бросать в бой дивизию за дивизией, пока не остановят немецкое наступление».
Подобные настроения присутствовали и в самой солдатской среде. Приведем лишь одно свидетельство ветерана войны Коробейникова:
«Пока я был взводным и ротным на фронте, не одна тысяча солдат прошла через мои руки. Но немногих я убедил, что в окапывании — жизнь и спасение наше. Раз как-то собрал весь взвод, чтобы разъяснить пользу окапывания и устыдить бойцов, воззвать к их чести, достоинству и разуму.
— Вы только поглядите, — говорю, — как немцы окапываются: в траншею к ним прыгнешь, как будто в колодец. А щели, укрытия, лисьи норы, а блиндажи! Вот почему и потери у них меньше в личном составе, и выкорчевывать их оттуда попробуй-ка! Не так-то просто.
Расписал я прелести немецких укреплений. Думаю после этого: ну, повернул им мозги в нужную сторону. Ничего подобного. Один встает, такой ухарь-купец, и парень, кажется разумный на вид, а говорит:
— Что вы, товарищ старший лейтенант, немцев нам в пример ставите? Они за каждую деревушку и маленькую высотку цепляются потому, что смерти и нас боятся. А мы их в гробу видели. Если мы каждый раз в землю будем зарываться, так когда мы до Берлина дойдем? Нет, пусть уж они за свою шкуру дрожат. А нам некогда. Нам победить надо, да поскорее. Эвон сколько нас!»
Нам, живущим в эпоху всеобщего учета персональных данных и привыкшим к различного рода документам, удостоверяющим личность (свидетельство о рождении, паспорт, заграничный паспорт, военный билет, водительское, пенсионное, служебное удостоверения, банковские карточки.), трудно поверить, что мобилизованные военнообязанные не имели никаких документов, подтверждающих, что они — воины Красной армии. Их призывали, отправляли в войска и списывали «в расход» по спискам.
Широко известный «смертный медальон» был введен «Положением о персональном учете потерь и погребений личного состава Красной армии» (приказ НКО от 15.3.1941 г. N 138). Он представлял собой эбонитовый пенал небольшого размера черного цвета шестигранной формы с завинчивающейся крышкой. Внутрь вкладывались два листка бумаги, свернутые в трубочку. На них военнослужащий должен был записать свои личные данные и адрес родственников. Предполагалось, что в случае гибели в бою перед погребением один экземпляр останется в медальоне при покойном, а второй будет сдан в штаб части.
Роль документа (без печати и других официальных реквизитов), удостоверяющего личность военнослужащего, этот медальон не играл. К тому же среди красноармейцев существовало стойкое поверье, что, заполнив эти листки, они подписывают себе смертный приговор — их непременно убьют. Участники поискового движения, поднимающие из новгородских болот останки погибших в окружении бойцов и командиров 2-й Ударной армии, рассказывают, что заполненные записки они находят в одном-двух медальонах из сотни.
Приказом НКО от 17.11.1942 г.
N 376 эти медальоны отменили и исключили из табелей снабжения.
В октябре 1941-го для удостоверения личности военнослужащих в тылу и на фронте ввели красноармейскую книжку. При этом признавалась необходимость «освобождения частей от враждебных элементов и упорядочения учета личного состава Красной армии». Вместе с тем отмечалось, что «независимо от красноармейских книжек вести в ротах, эскадронах, батареях и командах именные списки военнослужащих.»
Сложная обстановка на фронте не всегда позволяла производить полный и поименный подсчет потерь. Поэтому с 15 апреля 1942 года НКО прекратил поименно регистрировать потери. Их зачастую записывали по акту, а не поименно.
Такой хаотический и черствый учет потерь в военное время привел к списанию миллионов погибших и живых с вводным примечанием «пропавшие без вести».
По состоянию на 1 июля 1945 года, известно о судьбе примерно 22,5 миллиона человек, которые были мобилизованы и не погибли. Это находившиеся в Вооруженных Силах, лечившиеся в госпиталях, уволенные по ранению, инвалидности, болезни. Переведенные для работы в народное хозяйство, в военные формирования других ведомств, в польские, чехословацкие и румынские соединения. Дезертиры. Пленные, репатриированные (возвращенные) в СССР к июлю 1945-го. Не пожелавшие вернуться домой из плена.
В Подольске, в Центральном архиве Министерства обороны хранятся персональные карточки погибших солдат и офицеров. Их на май 2005 года насчитывалось 15 миллионов. Часть имен была установлена во время подворного опроса, проведенного в 1948-1949 годах военкоматами (тогда родственники не всегда знали о судьбах своих отцов, сыновей, братьев, просто отмечали: ушел на войну и не вернулся). Это почти на шесть миллионов человек больше, чем сведения начальника управления Минобороны Российской Федерации по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества генерал-майора Кирилина. 5 мая 2010 года он сообщил, что безвозвратные потери советских Вооруженных Сил — около 8,6 миллиона человек. Суммируя оставшихся в живых — 22,5 миллиона человек с погибшими и умершими, учтенными Подольским архивом (15 млн), получили, что в войне 1941-1945 годов участвовало не менее 37,5 миллиона человек, в основном мужчин (военнослужащих-женщин было мобилизовано 490 тысяч). Официальная численность мобилизованных и призванных на военную службу граждан СССР (включая армию мирного времени до 22 июня 1941 года) — 34 401 800 человек. Разница почти в три миллиона!
Шинели надеть пришлось каждому пятому в стране. А погиб и пропал без вести каждый десятый. Так что ушли на войну двое, а вернулся один.
Сведения о потерях Тюменской области в 1941-1945 годах, установленные в 1998 году комиссией «Память» под руководством фронтовика Нифонта Трофимовича Вокуева, подтверждают этот горький вывод: домой не вернулось более 103 тысяч наших земляков.
Все это говорит нам как о мужестве солдат и офицеров, так и о бездарности, жестокости и равнодушии руководителей, которые не научились беречь чужие жизни.
Точное число всех убитых, умерших и пропавших граждан Советского Союза в войне с гитлеровской Германией мы уже никогда не узнаем. Потому так важно помнить их людьми, а не «мобилизационными ресурсами».
***
фото: В бой шли не абстрактные «мобилизационные ресурсы», а реальные живые люди, скромные герои Великой Отечественной;В бой шли не абстрактные «мобилизационные ресурсы», а реальные живые люди, скромные герои Великой Отечественной;Одна из алфавитных книг Тюменского горвоенкомата