Жалко тетеньку Медею
Жизнь нашего города пронизана мифом о Медее.
Есть аптека «Медея», есть магазин. Говорят, существует еще детский магазин с таким названием, но это уж верх цинизма (согласно одной из версий, Медея убила своих детей). На окраине можно встретить магазин «Колхида» (Медея родом из Колхиды). Косвенное отношение к мифу имеют магазины «Пеплос», а также многочисленные и разнообразные «Арго» и «Золотое руно».
Притом большинство посетителей магазинов и прочих заведений вряд ли знают историю колхидской колдуньи, взятой в жены древнегреческим героем Ясоном. Только знающему, кажется, будто эта история известна всем и каждому, будто все поголовно познакомились в детстве с книгой «Мифы Древней Греции». Нет, невежество не имеет границ.
Создатели спектакля «Медея» в тюменском драмтеатре могут надеяться на интерес: сюжет в сочетании со смутными ассоциациями привлечет зрителей, и в особенности зрительниц, они будут сочувственно следить за историей женщины, брошенной мужем. Вздохнут, что «мужики — сволочи» и всплакнут в финале.
Так всегда происходит в театре. На то и расчет: на бесконечную, безбрежную наивность публики.
Наивные зрители не задумываются над вопросами, зачем режиссер поставил этот спектакль, что он этим хотел сказать и зачем этот спектакль репертуару. Таких вопросов не возникает, достаточно сюжета, чтобы удовлетворить любопытство. А вот если сюжет известен изначально… Хотя и в этом случае такие вопросы излишни. При условии эмоциональной вовлеченности в действие: когда сопереживаешь, негодуешь, возмущаешься, восхищаешься.
В других случаях ответы бывают примерно следующие: это спектакль для кассы или — значительно реже — для фестиваля; это спектакль для актерского роста; он вернул на сцену актера N; открыл новые возможности актрисы NN; это эксперимент, апробация методов и моделей, освоение незнакомых театру территорий… Ну, и так далее.
Простите, предисловие к премьере «Медеи» затянулось, и разговор уходит в сторону. Потому что в течение всего действия я думала: зачем это? Ответа не нашла.
Спектакль совсем не плох. Актеры играют прилично. Видно, что не новички в профессии. Старательно выговаривают слова, чтобы их было отчетливо слышно, текст звучит, не пропадает. Оформление лаконичное, финал эффектный.
На сцене — театр. Обычный, традиционный, стабильный драмтеатр областного центра. С привычными интонациями и типажами. Скучный театр.
Галина Домникова и Сергей Кутьмин, актеры опытные и, безусловно талантливые, вышли на сцену в ролях Старухи и Старика. Было ощущение, что они вышли из «Кадрили» или из какой другой деревенской комедии, продолжая играть давно начатое, по накатанной. Теоретически, эта пара оттеняет главную пару, Медею с Ясоном. У Старика со Старухой в прошлом похожая история, но лишь поверхностно похожая, они смотрят на жизнь снизу, с позиции простого люда: когда муж завел любовницу, жена пригрозила убить детей, он испугался и вернулся.
Старик и Старуха — носители обывательской морали, которую они пытаются навязать Медее. Это понятно по тексту. Но не по стилю игры. Простецкие Старик и Старуха выглядят неуместно комедийно. Вместо игры на контрасте — небрежный монтаж античной трагедии с деревенскими прибаутками.
Ясон Геннадия Баширова появился только во втором действии, после многочисленных упоминаний о нем, его выход был подготовлен, его ждали. Каков мужчина, которого любят, о котором столько говорят?
Ясон выскочил легкомысленным плейбоем в белом костюме и белой шляпе. На замусоренном пляже, где происходит действие спектакля, наконец-то материализовался курортник. И в нем, как и в Старике со Старухой, просвечивает знакомый по другим спектаклям персонаж, нестареющий романтик, тридцать лет в одном образе.
Он тоже из параллельного пространства, с которым Медея не совпадает. Это понятно, это прочитывается. Однако прочувствовать трагизм несовпадения невозможно из-за пародийности Ясона.
Царь Афин Эгей — самый современный, по манере игры, а не только по костюму, персонаж. Он воспринимается современным благодаря Сергею Оленбергу, явно герою нынешних, а не старых драм. Единственный раз на протяжении спектакля в Медее видна женщина, которую желают, и это играет Сергей Оленберг. Но все же остается впечатление неуместности персонажа. Эгей, подобно прочим, — из другой оперы.
Медея в спектакле Александра Цодикова по пьесе Людмилы Разумовской — цельный характер, монолит, осколок древнего мира. Человек сильных страстей, глубоких чувств, силу которых не способны выдержать обычные люди. По сравнению с Медеей они конформисты, приспособленцы, мелочь недостойная. У них плутающий ход мысли и дробные чувства. Но они такие, как мы, нам близок их опыт.
По идее, спектакль должен привести нас к осознанию трагического разрыва, ошеломить, если не потрясти потерей: погибла античная героиня, которая одна только и умела любить — слепо, верно, до конца.
Медею играет Татьяна Пахомеева, вернувшаяся на сцену после долгого перерыва. Хорошая актриса. Все делает правильно. Но ей не хватает силы и магнетизма, чтобы вытащить на себе спектакль, оправдать неувязки, оживить идеи. Вдобавок против актрисы работают костюм и свет.
Так зачем?
***
фото: Сцены из спектакля.