На углу Ишимской и Томской
Здесь в сентябре 1919 года разместилась Тюменская губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности — таково официальное название этого учреждения, более известного в отечественной истории и народной памяти как ЧК.
С чекистским мандатом
Об учреждении в Тюмени красного карательного ведомства пережившие колчаковщину обыватели узнали 15 сентября 1919-го из опубликованного в местной газете «Известия» постановления Тюменского (Тобольского) военно-революционного комитета.
Председателем губчека был назначен Степан Александрович Комольцев. Он родился 22 августа 1888 года в деревне Хрипуны Красногорской волости Ялуторовского уезда в семье крестьянина середняка. Вскоре после рождения сына его родители переехали в волостное село Красногорское. В то время в нем было: «дворов — 145, жителей — 613, в том числе ссыльных — 105, переселенцев — 5, сторонних лиц — 18, нищих — около трех десятков, безлошадных — 25 дворов, бескоровных — 38».
Осевшие в Красногорском каторжане кротким нравом не отличались. Под их влияние подпал и молодой Комольцев: «О царе батюшке частушки срамные забазлал под гармошку». Мировой судья по требованию старожилов посадил 20-летнего парня на месяц в каталажную тюрьму — на хлеб и воду. После отсидки начались его скитания по волостям Ялуторовского уезда: Лыбаево, Авазбакеевские юрты, Слобода-Бешкильская…
Узнав о февральской революции 1917 года, он уехал в Омск, где сошелся с большевиками. В декабре того же года с мандатом III Западно-Сибирского съезда Советов возвратился в Ялуторовск, где создал уездную большевистскую организацию. Просуществовала она недолго — 10 июля 1918-го белые захватили Ялуторовск, а еще через десять дней — Тюмень. С красногвардейским отрядом Комольцев отступал до Перми.
Расследованием причин поражения красных войск на Урале занималась специальная комиссия ЦК РКП (б) во главе со Сталиным и Дзержинским, которые назначили Комольцева председателем военно-революционного трибунала при 3-й армии Восточного фронта. В подсудность такого трибунала входили должностные преступления военнослужащих: самовольное оставление боевых позиций, нежелание выполнять приказы командиров и дезертирство.
Очень красочно отразил процесс ране советского судопроизводства поэт Михаил Голодный в своей балладе «Судья ревтрибунала»:
… Стол накрыт сукном судейским
Под углом.
Сам Горба сидит во френче
За столом.
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры провокатора
Ведут.
«Сорок бочек арестантов!
Виноват!..
Если я не ошибаюсь,
Вы — мой брат.
Ну-ка, ближе, подсудимый.
Тише, стоп!
Узнаю у вас, братуха,
Батин лоб …
Вместе спали, вместе ели,
Вышли — врозь.
Перед смертью, значит,
Свидеться пришлось.
Воля партии — закон.
А я — солдат.
В штаб к Духонину!*
Прямей держитесь, брат».
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры песню «Яблочко»
Поют.
Вместе с Комольцевым в Тюмень из Перми отправили группу латышей, на которых возлагалось приведение в исполнение смертных приговоров. Первоначально чекисты разместились в доме тюменского купца Россошных на улице Знаменской, 20 (сейчас улица Володарского), уже занятого сотрудниками Особого отдела 3-й армии. Очень скоро это месторасположение чекистского органа было признано неудобным из-за трудностей с захоронениями тел расстрелянных. В Сибири чекисты не утруждали себя копкой могил: кладбища здесь заменяла река. Поэтому после отъезда армейских «особистов» в Ялуторовск оставшиеся в Тюмени «территориалы» переместились в дом крупного тюменского судовладельца и фабриканта Василия Лавровича Жернакова, построенный в 1909 году на углу улиц Ишимской и Томской, рядом с Масловским взвозом, ведущим к реке Туре.
Приговоренных к «высшей мере социальной защиты» расстреливали из револьверов в каменной конюшне усадьбы, а потом тела вывозили на берег… Зимой их сбрасывали в проруби под лед.
Расположенный недалеко купеческий дом Набоких (сейчас улица 25 Октября, 31) превратился в чекистское общежитие. Владельцы этих зданий бежали из Тюмени вместе с колчаковскими войсками.
Архивные документы свидетельствуют, что вся деятельность первых тюменских чекистов заключалась в проведении арестов недовольных Советской властью и конфискации принадлежащего им имущества. В сводке работы секретно-оперативного отдела губчека с 15 по 30 сентября 1919 года отмечено:
«… выдано ордеров — 42. По сем (так в тексте — А.П.) ордерам обнаружены деньги и ценности, закопанные в земле. По 12 ордерам — спрятанное имущество бежавших из Тюмени хозяев, по трем ордерам — скрытое оружие, по двум ордерам — очень большие запасы скобяного товара… Арестовано 57 человек, из них шестеро расстреляны, у 26 конфискованы вещи и одна лошадь… По одиннадцати ордерам ничего стоящего не обнаружено…»
Основаниями для повальных обысков и арестов служили массовые доносы: за две недели их зарегистрировано в губчека более четырехсот (!). Мотивом доносительства — позорного, но весьма распространенного в России явления — чаще всего была зависть к более удачливому конкуренту, сопернику, соседу.
Золотое искушение
В результате бесконтрольных арестов состоятельных тюменцев и конфискаций принадлежащего им имущества в губчека поступали значительные денежные и материальные ценности, часть которых местные чекисты присваивали.
В октябре 1919 года Тюменский военно-революционный комитет информировал Сибревком о необходимости очищения губчека от «политически сомнительных элементов» и направления ее работы «по прямому назначению — борьбе с доподлинной белогвардейщиной и контрреволюцией».
По заключению особой следственной комиссии ВЧК, «председатель губчека Комольцев, заведующий секретно-оперативным отделом Зернин, председатель Тобольской уездной ЧК Падерно, комиссары губчека Сирмайс, Добилас, Ратнек, Синцев, Залевин, комендант Иноземцев, кладовщик Ваксберг расхищали разные вещи, изъятые при обысках…»
***
фото: Дом Жернакова.