С «Интернационалом»
Начало в NN100, 102, 103, 104, 106, 107.
Долги наши… интернациональные
По поводу истребления кадров коммунистической эмиграции в СССР в 30-х годах бывший предсовмина Вячеслав Молотов на склоне лет рассуждал с удивительным спокойствием: «Бела Кун едва ли был троцкист. Что послужило причиной его гибели? Думаю, он был не совсем устойчивый. В период революционного подъема он был очень хорош. А уже в 30-х годах… Его компания… Был представителем Венгерской кампартии в Москве. Многих тогда убрали…, старых социал-демократов. Польских много было убрано…»
В общем, подписал в свое время расстрельный список на представителей братских коммунистических партий, а за что их уничтожили, толком и не помнит.
Большую чистку Коминтерна Сталин начал со своего главного соперника (после высланного из СССР Троцкого) председателя Исполкома Григория Зиновьева, который после смерти Ленина был реальным претендентом на вакантное место главы партии и государства. Решающая схватка разгорелась на XIV съезде РКП(б), где Сталин и его сторонники сумели нанести полное поражение возглавляемой Зиновьевым новой оппозиции. В 1926 году под предлогом борьбы с фракционностью Сталин добился снятия Зиновьева с поста председателя Ленинградского совета и Исполкома Коминтерна. Дважды (1927 и 1932 гг.) тот исключался из партии, но затем восстанавливался.
Последний удар настиг Зиновьева в декабре 1934 года. Убийство первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Кирова породило миф о том, что идейными вдохновителями этого преступления являются бывшие лидеры «новой оппозиции». 24 августа 1936 года бывший соратник Ленина, председатель Петросовета и создатель Коминтерна, был расстрелян по делу «троцкистскозиновьевского террористического центра».
И другие коминтерновцы по приказу времени стали шпионами: польскими, румынскими, немецкими, японскими… И чередой, из московских коминтерновских квартир в «черном воронке» на Лубянку, и после пыток и признаний конвейер поднимал их на второй этаж на бессонные глаза верховных судей СССР — ровно на несколько секунд, чтобы послушать приговор. И опять же по лестнице их направляли в подвал, где дежурный комендант стрелял в затылок.
С правой, еще теплой, поджатой ноги снимали обувь и на большой палец бечевкой приматывали фанерную бирку с номером, намалеванным чернильным карандашом, — имя больше не требовалось.
В Тюмени исчезла улица Зиновьева (до 1922-го 1-я Монастырская). Вернее, улица осталась, сменив в очередной раз название на Димитрова, нового руководителя Коминтерна, будущего Генерального секретаря ЦК Болгарской коммунистической партии и председателя совета министров НРБ (умер в 1949 г.). Сейчас на этой улице, примыкающей к Коммунистической (бывшая Большая Монастырская), мирно соседствуют православная духовная школа Тюменской-Тобольской епархии и церковь Христа «адвентистов седьмого дня», и на этот пример толерантности идей, течений и теорий мудро взирает от стен Свято-Троицкого монастыря сибирский епископ, мессионер и просветитель Филофей Лещинский.
В октябре 1937 года Димитров и секретарь ИККИ Мануильский обратились в ЦК ВКП(б) за помощью: исполком парализован из-за того, что органами НКВД выявлен ряд врагов народа и вскрыта разветвленная шпионская организация в аппарате Коминтерна. Нужны кадры…
Обескровив Коминтерн, Сталин, не отказываясь от идеи советизации всей планеты, сделал ставку на сугубо тоталитарные методы влияния в международных и коммунистических делах. Тайные сговоры, усиление агентурного влияния в стране и за рубежом, инициирование нужных процессов в государствах с антиимпериалистическими настроениями стали методами «революционных» действий Сталина.
Когда в 1936 году американский издатель Говард задал ему вопрос: «Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию?», Сталин ответил:
«Таких планов и намерений у нас никогда не было».
Заявлено это было без тени смущения: ложь являлась его союзницей.
Через три года, 7 сентября 1939-го, когда прошла неделя после нападения гитлеровской Германии на Польшу и началась Вторая мировая война, Сталин сказал Димитрову:
«Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Неплохо было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население».
Несколько раньше, 23 августа, между Германией и Советским Союзом был подписан печально знаменитый договор о ненападении, вошедший в историю как пакт Риббентропа — Молотова. Секретные протоколы к этому пакту и последующему советско-германскому договору о дружбе и границе стали одним из самых тщательно охраняемых секретов советской власти. Ведь само их наличие компрометировало Сталина и Молотова как поджигателей Второй мировой войны, наряду с Гитлером и Риббентропом. Правда, секрет удалось сохранить недолго. После разгрома Германии в 1945 году микрофильм с протоколами был захвачен западными союзниками СССР, а затем опубликован в сборнике «Нацистско-советские отношения». Москва объявила немецкий текст протоколов фальшивкой, но на Западе ей никто не поверил. Тем не менее, и после этого советские оригиналы секретных протоколов оставались тайной за семью печатями до начала 90-х годов.
По поводу их содержания бард Александр Городницкий сочинил «Вальс тридцать девятого года».
Полыхает кремлевское золото,
Дует с Волги
степной суховей.
Вячеслав наш Михайлович
Молотов
Принимает
берлинских друзей.
Карта мира меняется
наново,
Челядь пышный готовит
банкет.
Риббентроп преподносит
Улановой
Хризантем необъятный
букет.
И не знает закройщик
из Люблина,
Что сукна не кроить ему
впредь,
Что семья его будет
загублена,
Что в печи ему завтра
гореть.
И не знают студенты
из Таллина,
И литовский седой садовод,
Что сгниют они
волею Сталина
Посреди туруханских болот.
Акт подписан о ненападении —
Можно вина в бокалы
разлить.
Вся Европа сегодня
поделена -Завтра Азию будем делить!
Смотрят гости на Кобу
с опаскою,
За стеною ликует народ.
Вождь великий
сухое шампанское
За немецкого фюрера пьет
С начала Великой Отечественной войны важнейшим фактором отпора германской агрессии стал патриотизм. Абстрактные идеалы интернационализма для бойцов и командиров Красной армии представлялись неубедительными и чуждыми, когда встал вопрос жизни или смерти Отечества. Начальнику Главного политического управления Красной армии Щербакову приписывалось выражение: «фронтовикам Бородино теперь ближе, чем Парижская Коммуна».
На историческом параде в Москве 7 ноября 1941-го Сталин призвал вспомнить о славе русских военачальников — Александра Невского и Дмитрия Донского, Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова. В тыловых городах их именами назвали улицы — Тюмень не стала исключением. В армию вернулись погоны и георгиевские ленты, появились гвардейские полки и дивизии, солдатский орден Славы заставлял вспомнить о Георгиевском кресте, о традициях русского воинства, сражавшегося с немцами в XVIII и в начале XX века. Восстановили православное патриаршество, внедряли идею славянского братства. Сохранение фактически не существовавшего Коминтерна мешало внедрению новой национально-патриотической идеологии: в июне 1943-го он самораспустился.
Однако ставка только на патриотизм, на историческое прошлое была политически небезопасна. Легитимность (законность) большевизма была, мягко говоря, сомнительной. Хотя все революции нелегитимны по своей сути.
Окончание следует.
***
фото: : дом на углу улиц Димитрова и Коммунистической;купола сверкают под лучами полуденного солнца.;памятник Филофею Лещинскому