Случай Чернышёвой
На втором Всероссийском конкурсе композиторов имени Андрея Петрова в Санкт-Петербурге преподавателъ тюменской академии искусств и культуры Екатерина Чернышёва заняла третье место в номинации «эстрадная песня и эстрадный романс».
— Всего было 147 заявок и в них более трехсот песен. Я отправила в Петербург три песни. И вдруг мне звонит продюсер конкурса и говорит, что я в числе 12 музыкантов прошла в финал. У меня было чувство удивления и какой-то детской радости. Настолько была счастлива.
Тюмень — город, безусловно, музыкальный. Но что касается композиции, то на слуху, как говорится, а в музыке слух — обязателен, всего несколько имен. Даже если начинать с Алябьева. Жил здесь некогда, уже в советское время композитор Петр Золтс, но его имени нет даже в Большой тюменской энциклопедии. Как нет имени Михаила Бирмана-старшего. Как нет Авенира Проскурякова, который даже возглавлял местное отделение Союза композиторов. Но это к слову. К тому, что надо бы в данном конкретном случае, случае Чернышёвой, заглянуть в самое начало нашей истории.
А лежит это начало в небольшом уральском городке Верхняя Пышма, где и сейчас живет семья Чернышёвых. Папа — и в свои 73 года машинист грейдера. Мама работала на фабрике мягкой игрушки. Естественно, дети. Что касается музыки…
— Ничего такого особенного. Правда, папа петь абсолютно не может, все фальшиво. Но всегда стремился на чем-то играть. Как только инструмент какой-то видит, он сразу понимает, что на нем надо играть.
— Что-то получается?
— Да.
— Но на дорожных машинах получается, наверное, лучше?
— Конечно. Он участвовал в конкурсах, в том числе за рубежом. Орден Трудовой славы у него есть. А мама очень хорошо поет. Она из деревни, с Украины, из Хмельницкой области, там у них все поют. А она была запевалой. У нее слух есть. Но никто образования не получал, потому что все воспитывались в деревне. А у меня случайно получилось. Хотя нет, наверное, не случайно. Еще в садике, я и сама помню, было игрушечное пианино, я постоянно за ним сидела: ля-ля-ля, ля-ля-ля. А потом мне купили настоящий черный инструмент Свердловской фабрики, и я сама пришла в музыкальную школу.
После музыкальной школы Катя Чернышёва поступала на дирижерско-хоровое отделение знаменитого училища имени Чайковского в Свердловске. И. не поступила. Сольфеджио, по которому в школе у Кати были круглые пять, оценили на три с минусом. Предлагали на отделение народного хора, но Катя отказалась.
— Я хотела только на дирижерско-хоровое, как Зинаида Николаевна Осипова, моя любимая учительница в Верхней Пышме. Я — максималистка!.. И уехала в Тобольск. Среди абитуриентов в Свердловске ходил педагог из тобольского училища. Я на него не обращала внимания, думала: ну я-то поступлю! В общем, у девчонок взяла адрес тобольский и поехала туда. И уже там училась у Любови Григорьевны Токмаковой. Мне у нее учиться нравилось, и она меня все время настраивала: тебе в консерваторию надо идти. Конечно, на дирижерско-хоровой. Вот я закончила училище как дирижер хора, Токмакова сказала, что надо ехать. Я очень боялась. Другие учились в Свердловске, а я в Тобольске неравные условия. Провинция. Нет филармонии, нет насыщенной музыкальной жизни. Токмакова настояла. Мне сразу поставили по специальности пять, и я больше ничего не сдавала. Хотя у меня не было красного диплома.
Чтобы закончить с «послужным списком», отметим, что Екатерина Чернышёва преподает на кафедре хорового дирижирования. Правда, мы все еще в прошлом, все никак не доберемся до сути нашего разговора, до композитора Чернышёвой. Наверное, вы полагаете, что теперь, когда Екатерина выучилась, пришло время обратиться к композиции? Думаете, что здесь как выключатель: щелкает — раз! — и проявляется склонность к сочинению?
Признаюсь, я опустил часть нашего разговора, когда моя собеседница рассказывала о своих первых «композиторских» опытах еще в школе. О том, как разучивала классиков и «сочиняла на ту же тему» (это ее слова). Как занимала первые места на школьных конкурсах. Даже сыграла для меня свое раннее «полифоническое сочинение «Волшебный замок» (здесь она повернулась к роялю и как будто прозрачные льдинки-сосульки стали перезваниваться, переговариваться друг с другом).
— В тобольском училище у меня был просто расцвет. Нам сочинять иногда задавали. Я приносила ноктюрн — удивлялись. Я не афишировала это, но студенты знали. Много у меня песен было тогда написано. А всего их более ста. Может быть, даже 150. О любви, конечно, это все было о любви, да!
Я прошу сыграть, Катя растеряна. Надо вспомнить. Она поет: «Наверное, ты больше ко мне не вернешься.»
— Вот так мы распевали на все училище. Стихи я сначала сама писала. Но у меня в училище утащили ту тетрадь. Знакомого взяли в армию, на подлодке он служил. Он и выменял эту тетрадку у моего брата на что-то.
Если у автора нет музыкального образования, то бессмысленно рассуждать с композитором: почему тут, скажем, бемоль, а там — диез? Но если хорошенько задуматься, то -природа творчества одинакова. Роден видел в каменной глыбе «спрятанную» скульптуру, писатель улавливает в обычном разговоре сюжет будущей книги, музыкант в окружающих шумах различает неслышную остальным мелодию. Так и мне хотелось узнать, допроситься, выяснить у Екатерины Чернышёвой, как рождается ее музыка? Как она перекладывает то, что сама чувствует, в музыкальный узор из семи нот?..
Разговор был непростой. Мне казалось, что собеседнице легче сочинить мелодию, чем разобрать на составные элемент великий механизм творения.
— Меня спрашивают, приходится задумываться. Но когда начинаешь следить за собой — земное все приземляет. Все, чем человек живет, все варится в одном котле. Я вижу текст, вдруг он начинает для меня звучать в тональности, в мелодии. Когда я начинаю писать мелодию, сразу чувствую, какая должна быть тональность. Может быть, это озарение. Какое-то замирание, и я — раз! -играю тональность, интуитивно. А не думаю: напишу-ка я в ре-бемоль миноре. Тональность — это окраска, появляется образ, который тянет за собой какой-то шлейф общепринятых формул.
— А когда вы просто читаете книгу — музыкальное сопровождение тоже присутствует?
— Не то, чтобы сама мелодия или гармония, а ощущение — какая она могла бы быть? Возникает основная идея, и ты начинаешь развивать ее. А там, в развитии темы, в кульминации приходит какой-то гармонический ход. Как он возникает? Я считаю: все, что связано с текстом, сокрыто в самом тексте. В Северянине — одно, в Ахматовой — другое. Но над этим надо серьезно думать. У меня, может, еще не подошел возраст, когда это можно сформулировать. Чувствую.
— В монологе Гамлета есть фраза, которую, помнится, даже из фильма вырезали: «Так всех нас в трусов превращает мысль». Как же формулировать мысль в музыке, если нет слов?
— Мысль в музыке — это образ, который выражается в музыкальном материале, в звуке. Мой сын, ему пять лет, спрашивает: мама, что такое звуки? Откуда они возникают? Я каждый раз отвечаю по-разному. Звуки — это то, что звучит. И все-таки композитор идет от образа. Если есть ярко выраженный образ, любая музыка будет понятна. Кстати, современная музыка, современное письмо часто понятнее людям, которые не посвящены в музыку, они на вибрационном каком-то уровне воспринимают музыку, даже не задумываясь о гармонии. А музыкант, хочет он этого или не хочет, сразу начинает анализировать.
— Значит, нынешняя «шумовая» техномузыка, которую люди моего поколения воспринимают с трудом, молодым слушателям понятна даже без подготовки?
— Это же ритм, в основном. А ритм — это то, что было первоначально, еще до музыки. До мелодии. Но я говорила об академической музыке. Мой муж — не музыкант. Но когда мы слушаем Шнитке, он говорит: «Музыка мощнейшая». Любой человек находит в ней какие-то ассоциации со своими ощущениями, мыслями, событиями. Как-то для курса истории хоровой музыки я нашла «Реквием» Вячеслава Артемова. Он посвящен многострадальной России и в другом варианте — жертвам сталинских репрессий. Его слушаешь — к горлу подкатывает: такое чувство любви к Родине, сострадание к жертвам. Когда я вижу фильмы о войне, у меня такое ощущение, как будто я жила в то время в ком-то, потому что меня увиденное потрясает. Иногда я чувствую, как будто это уже было со мной. И когда читала Шаламова, у меня слезы лились.
— Что же такое музыка? Сжигающий вас огонь или умиротворяющий бальзам на страдающую
душу?
— Слушателя она умиротворяет. Может быть. А композитора -сжигает. Му сама по себе. Она где-то уже есть. Только иногда ты к этому как бы присоединяешься. И еще — у меня постоянно где-то что-то звучит в голове.
Среди написанного Екатериной Чернышёвой, наверное, больше известна кантата «Душа и мир». С этой кантатой для солиста, хора и оркестра сама автор и декламатор Вячеслав Медведев много раз выступали в конце 90-х. А если творческую работу Чернышёвой выразить в цифрах?
— У меня около двухсот произведений. В основном связанных со словом. В том числе около ста песен. Я периодически убираю те, что можно уже не упоминать, из которых я уже выросла… И кантата «Душа и мир». И цикл для смешанного хора, для женского хора. Есть романсы, в том числе и те, что Ирина Николаевна Бибеева исполняла в свое время. Инструментальные произведения и песни.
— А самое любимое?
— Невозможно ответить. Больше тяготеешь к тому, что в последнее время написала. Например, мне очень нравится поэзия Ольги Чернышовой, главного редактора газеты «Ишимская правда». Когда я сборник стихов, который она подарила, открыла, то вдруг поняла, что я их — знаю. И песня «Отпускаю», которую я только что пела, — на ее стихи. Будет и новая песня.
Екатерина что-то играет без слов, печальное, а мне почему-то вспоминается — плач Ярославны.