Живет в городе сорока-белобока
Эту птицу — черно-белую, длиннохвостую — знают по имени все от мала до велика. И называют во всех регионах России одинаково.
Сорока — главный герой многих сказок. В русских сказках она всегда этакая умница-разумница, хитрюлька. Деток своих воспитывает в труде, а коллективно сваренную кашу делит не поровну, а по «коэффициенту трудового участия», и бездельнику не достается ничего, кроме мудрого: «ты крупу не толок, дрова не рубил, воду не носил, печку не топил…» Не сорока, а прямо кандидат экономических наук!
Человеческие детки, прослушав сказку про сорокину кашу, сразу задумываются, стараются помочь родителям и вырастают работящими людьми. А кто не слышал эту сказку, тот так и остается бездельником до конца дней своих.
В некоторых регионах России деревенские люди считают: надо в детстве съесть хотя бы одно сорочье яйцо, чтобы стать умным и разумным. Эта примета упоминается и в некрасовской поэме «Кому на Руси жить хорошо»: там управляющий имением у барина слыл умником, потому что «сорочьи яйца ел».
Сорока в лесу
Вообще-то сорока — птица лесная, но по мере того как человек оставляет все меньше лесов в погоне за деньгами, она приноравливается жить рядом с людьми.
Видимо, эта разумная птица поняла, что люди не особенно ею интересуются, не зарятся на имущество: гнезд не разоряют, яиц и птенцов не забирают. А вблизи человеческого жилья всегда можно поживиться чем-либо вкусным и питательным, особенно в зимнюю голодную пору. Главное тут — ловкость…
Стали селиться сороки даже вдоль оживленных автодорог в лесных посадках, и в городе — в шуме и гаме. Причем гнезда часто располагаются совсем невысоко — в двух-трех метрах от земли.
Несколько лет жила сорока в скверике у входа в нашу сельхозакадемию, в полутора метрах от окна ректорского кабинета — и снабжала его свежими новостями из студгородка. Обновляя фасад, маляры срезали ветку с гнездом, так сорока свила новое тут же рядом, на лиственнице, ближе к тротуару. Днем ее не видно, но рано утром и поздно вечером, когда людей мало, сорока всегда у своего городского дома.
В лесу сорока — первый информатор для всех здешних жителей, которые, от самой мелкой пичуги до медведя, понимают язык сорочий. А она сидит на самой высокой ветке самого высокого дерева, все видит издалека, все замечает, оценивает, и в случае опасности тревожным стрекотом оповещает округу: берегитесь, опять эти охотники!
Как только в середине февраля в природе прибавляется света, у сорок начинаются свадьбы. В пойме Туры, на болотах, в густом непролазном ивняке, собираются десятки птиц. Все происходит в глубокой тайне, а чтобы никто не нарушил обряд и не подсмотрел, на верхушку высокой осины усаживается зоркий сторож.
К брачной поре в организме сорок происходят сложные гормональные преобразования, и в результате улучшается внешний вид птиц. Перья их приобретают особые цветовые переливы, будто птицы одеты в атласные черно-белые одежды. Это брачный наряд. Люди тоже на свадьбу одевают не абы что.
Птицы спускаются на снег, бродят по нему, не поднимая лап, бороздят снег когтями и концами маховых перьев на крыльях. Сороки издают при этом необычно нежные воркующие звуки, мелодичные и чистые. Когда слышишь это впервые, не верится, что эти стрекотухи с обычно резким голосом способны издавать столь звонкие переливчатые звуки.
Такое токование продолжается с неделю, после сороки разлетаются по окрестностям, и в первой половине марта начинают поправлять старые и строить новые гнезда.
Гнездо сороки похоже на шар: над нижней его частью, куда птица кладет яйца, она возводит из палочек крышу, в ней же делается входное отверстие.
Сорочьи свадьбы мне удавалось подсмотреть в бинокль и, подобравшись ближе, подслушать в пойменных ивняках в пойме реки Туры. Это не всегда удается, так как верный страж с верхушки осины подозревает в человеке врага, издает резкий стрекот, вся стая взлетает и перемещается в другое место. Туда уже незамеченным не подойдешь. Только когда-нибудь после.
Слепой инстинкт
Это было в мае 1979 года. Пожилые люди помнят, что в том году было небывало высокое половодье, и Тюмень спасали от подтопления.
В майские праздники мы с друзьями выехали за деревню Решетникову. Однажды под вечер сели в лодку и поплыли по разливу. Было тихо, мощным потоком струилась полая вода, в ней отражалось небо с облачками и солнцем, верхушки затопленного ивняка, и трудно было отличить, где тут верх, где низ. Какой-то фантастический голубой шар, и мы внутри него…
На краю обширного ивового куста в воде болталось полузатопленное сорочье гнездо. Мы подплыли к нему, и я заглянул внутрь через отверстие. Там на воде качалась пара сорочьих яиц. Сын мой спросил, можно ли взять одно. Я разрешил, так как яйца, видимо, давно плавали в холодной воде, и вывестись из них птенцы уже не могли.
Сын сунул руку в гнездо и тут же отдернул назад. «Кто-то там щиплется. Больно», — сказал он. Я заглянул в гнездо. Там, под куполом, ухватившись лапами за прутья, сидела сорока. Под ней на воде плавали яйца, а она их будто насиживала. Обернув руку платком, я с трудом извлек из гнезда наседку. Она стрекотала и пыталась ущипнуть каждого, кто протягивал к ней руку. Сорока была крупная, но легкая, как пушинка. Неизвестно, сколько суток она инстинктивно исполняла свой материнский долг.
Я отпустил сороку, она улетела, но уселась неподалеку. Едва мы отплыли метров на сто, она опять нырнула в свое гнездо. Инстинкт властно направлял ее туда, к уже мертвым яйцам.
На другой день мы не нашли в гнезде ни яиц, ни сороки…
Блестящее гнездо
Однажды мы ходили на лыжах по озеру у бывшей деревни Парфеновой (теперь ставшей частью Тюмени) и обнаружили гнездо городской сороки. Если за городом эти птицы строят гнезда из прутьев, то городские стали на путь модернизации и используют все, что блестит. Основу жилища составляли провода разноцветной пластиковой изоляции, конфетные обертки, куски алюминиевой фольги из-под шоколада.
На зимнем солнце гнездо сияло и горело разноцветными блестками, но все это не маскировало его, а выдавало всем, кто интересуется такими сооружениями: воронам, например. Возможно, поэтому гнездо просуществовало один сезон, ко второй зиме оно разрушилось.
Строят свои жилища сороки очень быстро, хотя выбирают место долго. В березовом садике в Заречье десятков пять берез, но пара бездомных сорок (или молодоженов) облюбовали одну, долго прыгали по ее веткам, приглядываясь и прицеливаясь, — и однажды апрельским вечером, когда поток пешеходов поблизости почти иссяк, взялись за строительство. На что ушло две зари: вечерняя и утренняя.
Когда назавтра утром я спешил к восьми часам утра на автобус, сорочий дом был уже готов, а его хозяева отдыхали от праведных трудов на верхушке березы. Они удачно вывели птенцов, но больше гнездо не подновляли, и оно разрушилось. С земли палочки собрали другие сороки и вороны — и в птичьем мире строительные материалы ценятся! И то, что пригодно, используется многократно.
О воровских замашках сорок много занятного могут рассказать наши дачники, но я очень удивился, увидев на площадке тюменского метеорологического пункта наблюдений в поселке Московский металлическую решетку в виде ящика над выложенными на почве термометрами. Спросил: а это зачем? Мне пояснили: чтобы сороки не воровали термометры, они ж стеклянные, выпуклые и так привлекательно блестят, что птицы не могут удержаться… Вот и придумали защиту.
Сорока на кране
Под окном нашего дома заложили фундамент новой стройки, и рабочие поставили два башенных крана. По каким-то причинам один стоял без работы, и он приглянулся сорокам: на самом краю горизонтальной стрелы, у блока, через который переброшен трос, те соорудили свое гнездо.
Когда рабочие трудились, птиц не было видно, они возводили свой дом утром и вечером, и птенцов кормили три раза в день — утром, вечером и в обеденный перерыв, пока рабочие уходили обедать в свой вагончик.
Интересно было наблюдать, как конспиративно сороки посещали свой дом. Они никогда не летели прямо к гнезду, а садились с пищей в клюве на край крыши нашего дома, потом камнем падали к подножию крана, внутри его вертикального ствола вспархивали по металлическим перекладинам наверх и между арматурой горизонтальной стрелы пробирались к гнезду.
Разгрузив принесенную пищу во рты подрастающих деток, сороки улетали от гнезда уже открыто, как будто они ни при чем. Вскоре опять возвращались с кормом — и повторялся скрытный путь среди металлической арматуры.
Едва у рабочих кончался обеденный перерыв, сороки исчезали…
Была улочка — Сорочий Колок
Сороки издавна жили и в Тюмени, и в ее окрестностях, в том числе и в Заречье, поселялись в ивняковых и осиновых колках — обширных густых зарослях.
В Старой Зареке между улицами Обской и Игарской была даже крохотная улочка с красивым названием — Сорочий Колок. Там в самом деле гнездились сороки. Однако это веселое название не поглянулось городским властям еще в далеком 1940-м году, и ее переименовали… Во что бы вы думали? В переулок Литовский. Тогда как раз Литву включили в состав Советского Союза, так что переименование было политическим актом.
А жаль… Сорочий Колок — красивое название!
***
фото: