Давние тайны монастырских подворий
Окончание.
Начало в N 9.
«ПАРТИЯ ЖЕЛТОГО ДЬЯВОЛА»
Чистая прибыль от ограбления православных монастырей, лавр и церквей составила 17 тысяч пудов золота, или два с половиной миллиарда золотых рублей. Некоторые историки утверждают, что эти цифры можно увеличить раза в три, потому что учет поступающих в Гохран ценностей, по мнению того же Красина, «безобразен — Гохран место явно заколдованное!»
А как же обстояло дело с закупками хлеба? Официальная советская статистика отметила, что в 1922-1923 годах хлеба за границей было закуплено всего на один миллион рублей, и то на семена.
Для сравнения: для организации «Американская администрация помощи» (АРА), которую еще в 1919 году создал и возглавил министр торговли США Герберт Гувер (между прочим, ярый антикоммунист), конгресс США выделил 20 миллионов долларов (!) на отправку в Россию 36 млн пудов зерна, а потом еще 24 млн долларов на закупку для России продуктов и медикаментов.
Гувер убедил конгрессменов понятным им доводом: «Продовольствие, которое мы хотим направить в Россию, является излишком в Соединенных Штатах. Мы сейчас скармливаем молоко свиньям и сжигаем кукурузу в топках.»
Уже 1 сентября 1921 года пароход «Феникс» доставил в Петроград первую партию продуктов. Вскоре американцы открыли здесь 120 кухонь для 42 тысяч детей. С января 1922 года в Россию под флагом американской помощи ушло 30 судов с зерном и кукурузой (это, заметьте, при отсутствии дипломатических отношений между Советской Россией и США!) Благодаря «миссии Гувера» в России было спасено от голода 10 млн человек, в том числе 7,5 млн детей.
Впрочем, с самого начала деятельности АРА в России у органов ГПУ практически не было сомнений, что «под маской овцы будет скрываться лев». Как только первые функционеры АРА оказались в России, за ними был установлен негласный надзор. От чекистов требовалось повысить «революционную бдительность», поскольку за американцами «необходим зоркий, но вежливый глаз».
Дипломатического искусства и максимальной выдержки при общении с представителями АРА и их помощниками на местах у чекистов хватило ненадолго.
Церкви уже разграблены, как и приказал Ленин «с беспощадной решительностью» и «в кратчайший срок». Расстреляны 32 митрополита и архиепископа, тысячи священнослужителей и верующих. В мае 1922 года патриарх Тихон (в миру Василий Белавин) заточен в Донском монастыре, затем под давлением международной общественности переведен под домашний арест. Он умер при невыясненных обстоятельствах в 1925 году в возрасте 60 лет.
Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра Крутицкого (Полянского) отправили по тюремному этапу в Абалак, затем в селение Хэ (сейчас Надымский район Ямало-Ненецкого автономного округа). Его жизненный путь закончился в 1937 году, в Верхне-Уральском полит-изоляторе расстрелом. Тогда же участь несломленного в вере митрополита Петра разделили 8530о священников.
Представителей АРА обвинили в «подрывной контрреволюционной деятельности» и выслали из России, а их помощников из числа советских граждан расстреляли за «шпионаж».
На что же пошли изъятые у РПЦ несметные сокровища? На организацию мировой революции -впадающий в безумие больной Ленин все еще грезил насильственным коммунистическим переустройством Европы.
«Лихорадка на мировых биржах, вызванная резким падением цен на золото, связывается специалистами с поступлением на мировой рынок больших партий этого металла из России. Партию большевиков, правящую ныне в этой несчастной стране, вполне можно назвать «партией желтого дьявола», — писала английская газета «Гардиан» в марте 1923 года.
Некто Яков Райх, он же «товарищ Томас», вспоминал: «Из России с дипломатической почтой шла не только валюта, но и разного рода драгоценности. Бриллианты, коллекции произведений искусства и нумизматики. Деньги шли на подкуп различных полицейских чинов, аренду транспорта, в том числе самолетов, приобретение конспиративных квартир. Деньги лежали в чемоданах, сумках, шкафах, иногда в толстых пачках на книжных полках или за книгами. Передача денег производилась на наших квартирах поздно вечером, в нескольких картонных коробках весом по 10-15 кг каждая.»
Газета «Таймс» отмечала: «Покупка левыми социалистами двух шестиэтажных домов в деловой части Лондона по аукционной цене в 6 миллионов фунтов стерлингов за дом и установка за 4 миллиона фунтов стерлингов помпезного памятника Марксу на месте его погребения свидетельствуют о том, что большевикам в Москве есть куда тратить деньги, конфискованные у церкви якобы для помощи голодающим».
КЛАДОИСКАТЕЛИ ИЗ ГПУ
Забрав из православных храмов все, что блестело, чекисты занялись поиском церковных кладов: «В начале сентября 1922 года губотделом ГПУ в тюменском Троицком монастыре были обнаружены скрытые церковные ценности в виде серебряных риз до 9 пудов веса. Активное участие в сокрытии ценностей принимал заключенный в Рабдоме епископ Иринарх, который через несколько времени за это преступление был снова судим, приговорен к 7-ми годам заключения в Рабдоме. Этим епископ Иринарх окончательно был выведен из сферы борьбы религиозных течений православной церкви».*
Сообщение об обнаружении клада пришло от уполномоченного ГПУ по Тобольскому уезду Кузнецова: «В присутствии понятых — монахинь Ивановского женского монастыря Галашевой Венедикты и Манежных Евгении — произвел раскопку земли в подвале летней церкви, при какой обнаружил следующие предметы (см. список).
Все вышеупомянутое за отсутствием весов и эксперта-специалиста учесть и определить точно невозможно.»
Суть чекистского кладоискательства предельно ясно и просто объяснил на специально созванном совещании полномочный представитель ГПУ по Уралу Раппопорт: «Стране и партии крайне нужно золото. Ценный металл у нас есть, но он в кубышках, зарыт в земле, припрятан в тайниках и сундуках. Какими путями будете выполнять задание партии — решайте сами, на то вы и чекисты. Но незаконно хранящееся золото надо изъять».
Участвовавшие во всероссийской операции «Золотой поиск» ветераны госбезопасности вспоминали много и с удовольствием:
— Трясли прежних купцов, бывших предпринимателей периода НЭПа, представителей высшего света царской России, попов, золотопромышленников, ювелиров, часовщиков. Учитывалось и то, что по уральским и сибирским уездам проходили пути отступления белогвардейцев, которые надеясь на скорое возвращение, прятали свои ценности в тайниках.
— Да-а-а. Статьи нет, а основания вроде имеются.
— Сами создали. Зачем прятали свои ценности в разных местах: замурованными в стенах, отверстиях просверленных в поленьях дров. У родственницы бывшей тюменской купчихи Гусевой нашли драгоценности в чугунке, который стоял в русской печи среди другой посуды. Получались клады. А клады — уже собственность государства. Вызывали такого хитреца в ГПУ. На первом допросе ему предлагали добровольно сдать ценности. Как правило, он утверждал, мол, ценности отсутствуют или уже сданы государству. Но на втором допросе задержанный обычно признавался, что у него действительно ценности имеются, и указывал даже места тайников.
— Почему же он менял свои первоначальные показания? Неужели его пытали?
— Зачем: после первого «неудачного» допроса этого человека помещали в камеру, где в течение нескольких дней кормили лишь селедкой и не давали воды. Спустя какое-то время он сам просился к следователю с признаниями — созревал.
Тогда каждому органу ГПУ давался на месяц план по изъятию золота и других ценностей, находящихся в тайниках. Как хочешь, так и выполняй — даже если для этого нужно перекопать половину Урала и Сибири. В этой работе экстерриториальность не соблюдалась: работники одного аппарата ГПУ ехали на территорию другого «инкогнито» или под «легендой» каких-нибудь заготовителей или исследователей природы, забирали золото и увозили к себе, не ставя в известность местный орган. Я, например, секретно ездил в Тобольск, Омск, Харьков, Ташкент, Оренбург, Челябинск.
В Тюмени от бывшего приказчика, служившего у купца первой гильдии Гогина, чьи лавки находились в нескольких городах России, нам стало известно, что весь свой золотой капитал Гогин спрятал в специально отлитый для этой цели чугунный ящик. После конфискации имущества бывший купец вместе с внучкой жил в небольшом домике, купленном у одинокой старушки. При обыске откопали в огороде медный чайник, в котором было рублей 300 золотой царской чеканки. В предбаннике под половицами нашли корзину с аккуратно уложенными серебряными и золотыми столовыми приборами и часами. Но где чугунный ящик? Вечером решили еще раз допросить Гогина. Вместе с ним в ГПУ пришла внучка. Старик продолжал упорствовать. Девочка заплакала. Гогин гладил ее по голове и утешал: «Не плачь, вот сходишь к монастырю на могилу к матери, и полегчает».
По телефону доложили о ситуации полпреду ГПУ по Уралу Раппопорту. Тот сказал: « Решайте сами, но помните — религиозные чувства людей не задевать».
Ночью, — рассказывает один из ветеранов, — мы вместе с красноармейцами отправились на монастырское кладбище. Здесь стояло несколько мраморных памятников Гогиным. Копали всю ночь, и лишь под утро лопаты ударились по металлу. В чугунном ящике, отлитом на заводе Машарова, обнаружили 17 тысяч золотых монет и несколько ценных украшений из золота.
Помню, в Тюмени у одного бывшего торговца и владельца конного обоза (ломовщика), дом которого находился недалеко от тюрьмы, искали очень долго: хозяин умер, а его жена забыла, где спрятано золото. Копали мы в сараях двое суток и все-таки нашли. Золото было заложено в водосточной трубе, согнутой коленом. Когда высыпали на стол, то он оказался полным. Или еще такой интересный случай.
— А куда сдавали изъятые ценности? — спрашиваю я.
— Куда надо!
Золотой след, взятый чекистами на монастырских подворьях, привел их в октябре 1933 года в подвал дома бывшего тобольского рыбопромышленника Корнилова, где в двух стеклянных банках, вставленных в деревянные кадушки, хранилась часть сокровищ царской семьи Романовых «на сумму в три миллиона двести семьдесят тысяч шестьсот девяносто три золотых рубля».
Бывшая монахиня Ивановского монастыря Марфа Уженцева на следствии показала: «Весной 1918 года царя, царицу и одну из дочерей увезли из Тобольска. В мае месяце того же года увезли и остальных членов семьи. Перед увозом последних ко мне на монастырское подворье пришел камердинер царя Чемодуров и передал мне для игуменьи большой сверток. Чемодуров сказал, что в нем находятся ценности царской семьи, о чем я и сама догадывалась. Ценности эти, завернутые в бумагу и вату, хранились у игуменьи до весны 1923 года, когда был закрыт монастырь. При закрытии монастыря игуменья спрятала монастырские ценности, а ценности царской семьи. передала мне, попросив сохранить их до тех пор, пока не установится «настоящая власть». Я взяла сверток, крепко обмотала его полотенцем и спустила в колодец на монастырском огороде. Вскоре меня арестовали, и я просидела в тюрьме 18 суток. Там я очень беспокоилась за ценности, боялась, что они испортятся в колодезной воде. Как только меня выпустили из тюрьмы, я сразу бросилась в монастырь на огород к колодцу. Вытащив ценности из колодца, я зарыла их в могиле на монастырском кладбище. От страха я потеряла и сон, и аппетит, и память. Измучившись совсем, я решила бросить ценности в реку Иртыш. Перед тем, как исполнить это решение, обратилась за советом к Василию Михайловичу Корнилову — местному рыбопромышленнику, который был связан с нашим монастырем . Он страшно испугался и замахал на меня руками: «Что ты, что ты! Ведь установится настоящая власть, тогда с тебя отчет спросят, в Иртыш заставят за ценностями лезть». Тогда я упросила его взять ценности на хранение. Он сначала отказывался, а потом дал согласие. Через несколько дней я пришла к нему на квартиру и принесла ценности и две стеклянные банки. В эти банки я переложила ценности из свертка. Потом вместе с Корниловым спустились в подполье, положили банки в два туеска (кадки из бересты) и зарыли их.
Это было, кажется, в 1925 году, точно не помню. Через некоторое время Корнилов уехал из Тобольска. В его квартире поселились новые, незнакомые мне жильцы. Я все время беспокоилась за ценности, боялась, как бы они не испортились, или как бы их не украли. Особенно боялась весной какого года — не помню, когда Иртыш вышел из берегов, и двор дома, где хранились ценности, был сильно затоплен.
В октябре 1933 года я была арестована ГПУ и доставлена в Свердловск. Здесь я призналась в хранении ценностей царской семьи и вместе с Корниловым указала место, где они были зарыты.»
Ликвидаторская акция против РПЦ и других религиозных конфессий будет повторена в 1929 году, чтобы сломить духовное сопротивление крестьян насильственной коллективизации. Она прошла без заметных бунтов и волнений. Надо признать: исход священников был воспринят новым внерелигиозным поколением даже с некоторым удовлетворением, как необходимое условие новой идеологии и новой жизни. Тихо и незаметно пройдет ликвидация церквей — так как это произошло с храмом Александра Невского в Челябинске или Благовещенским собором в Тюмени. Несколько бюрократических зацепок и постановлений исполкомов местных советов превратили церковь (со всей ее утварью по описи вплоть до восковых свечей, медной посуды и жестяных рукомойников) в обычное помещение, предназначенное для хозяйственных нужд советского государства.
*Иринарх Синеоков-Андреевский (род. в 1868) окончил Киевскую духовную академию, сподвижник епископа Гермогена по Закавказью, Саратову, Тобольску. При Колчаке — епископ Тобольский и Сибирский. В 1923 г. в Тюмени осужден за сокрытие ценностей на 7 лет, в 1928 г. выслан в Краснококшайск (сейчас Йошкар-Ола) на три года. В 1932 г. в Тюмени приговорен к 10 годам лишения свободы. Умер в Сиблаге.