Благодаря полузабытому слову «гласность»
Так случилось, что я видела почти все этапы рождения новой книги Рафаэля Гольдберга «Кошка по имени Гласность».
Автора можно было застать в его кабинете, где он, обложившись вырезками из газет «Тюменская правда» и «Тюменский курьер», читал то, что сам написал пять, 10, 20 лет назад. Выбирал то, что нравится ему самому. Сомневался, советовался. Старался разработать оптимальную структуру книги. Менял названия разделов, выдергивал из них отдельные очерки, ставил другие, возвращал первые. Сам верстал книгу, сам подбирал шрифты. Распечатывал главы на рабочем принтере, раскладывал, примерялся: удобно ли, читаемо ли, хорошо ли?
Я тогда, помнится, подумала, что он одновременно как сценарист, режиссер и исполнитель главной роли в кино. То есть, «Кошка по имени Гласность» — это абсолютно его ребенок, от первой буквы и до последней точки. Может, привлеки автор к работе специалистов какого-нибудь издательства, книга вышла бы более насыщенной в плане оформления, сильнее бросалась бы в глаза с полок в магазине.
Но, в конце концов, совершенно не в этом дело: не в продажах, не в дизайне. Это второстепенно. Все знают, что Гольдберг свои книги, в основном, просто дарит друзьям, библиотекам и тем людям, что хотят их прочесть. Все знают, что большинство книг Гольдберга оформлены им самим в едином стиле: он узнаваем и, мне кажется, тоже характеризует автора своей лаконичностью и строгостью. Все самое главное, скорее, не на обложке, а под нею. Впрочем, и на обложке главное тоже есть -слово, за которое цепляется взгляд и ум.
— Ни одной строки из этой книги не могло быть напечатано, если не было бы гласности, — сказал Рафаэль Соломонович на презентации книги, которая состоялась вчера в литературно-краеведческом центре.
Об этом же автор говорит и в предисловии: «Причем тут кошка? Какое отношение к этой кошке имеет полузабытое ныне слово «гласность»?
Говорят, в одном из американских пресс-клубов, где свои разговаривают со своими на понятном обеим сторонам языке, есть традиция — в зависимости от обстоятельств ставить на стол статуэтку кошки. Если кошка черная, все сказанное — не для печати. Если же кошка серебряная, каждый волен писать.»
Так вот, то, что оказалось под обложкой новой книги Гольдберга могло быть и не напечатано вовсе. Например, очерк «Объект Збарского», опубликованный в газете «Тюменская правда» в 1988 году. Подробно, захватывающе интересно Гольдберг рассказывает о том, что долго было секретом: о времени, когда в Тюмени хранилось тело Владимира Ленина. Автор совершенно прав, когда выносит в эпиграф к очерку высказывание: «Об этом многие знают многое, все — что-нибудь, и никто достаточно.»
О факте пребывания тела вождя пролетариата в нашем городе (в здании сегодняшней сельхозакадемии, а тогда — сельхозтехникума) знают все. Но фамилия академика АМН СССР Бориса Ильича Збарского, который привез в Тюмень тело Ленина, знакома немногим. А уж связать это имя с тюменскими событиями 1941 года могут, наверное, только историки.
Но даже не сверхсекретность материала захватывает меня больше всего, а родной город. Глубокий тюменский тыл словно встает перед глазами: жесткий дефицит электроэнергии, нехватка учителей в школах, суровая зима, заметенные снегом улицы — те же, что и сегодня, но такие непохожие сами на себя. Тюмень на страницах книги Гольдберга удивительно живая, и даже немного неуютно становится от того, что всего этого могло и не быть — всех этих слов, сведений, личного заинтересованного отношения, словом, самой книги. Хорошо, что в 80-х годах замаячила на условном столе серебром та самая тоже условная кошка, и собранный с таким трудом материал удалось опубликовать.
Или вот другой очерк, точнее, интервью, которое взяли в 1991 году у бывшего первого секретаря Тюменского обкома Геннадия Богомякова сотрудники «Тюменских ведомостей» Рафаэль Гольдберг и Виктор Строгальщиков. Мы, нынешние курьерцы, историю этого интервью знаем наизусть, но другим-то она не знакома. Гольдберг учит нас отстаивать наши репортажи и корреспонденции, спорить, как он сам спорил с Богомяковым, когда тот взялся править, сокращать и убирать целые куски текста перед публикацией. Его напечатали, как есть, и мы его теперь можем прочесть — тоже как есть.
Под обложкой вообще все так, как есть, как это было. Гольдберг, взгляды которого, возможно, за прошедшие годы несколько изменились (не меняет точек зрения только глупый человек), не стал «причесывать» очерки под свои сегодняшние убеждения. Разве что «убрал явные глупости». Хотя, подозреваю, желание поправить самого себя у автора порой возникало.
… Во время презентации книги Рафаэлю Соломоновичу задали, что называется, вопрос по теме: «Когда было интереснее работать: в то время, когда властвовала цензура, или теперь?» Хороший вопрос, на мой взгляд. Как там было, в том времени, когда журналистам многое приходилось писать между строк, а читателям между этих же строк — читать, выискивая вторые смыслы? Романтика? Чудеса изворотливости ума?
— Тогда было интересно, — ответил Гольдберг. — Но вообще, мне всегда было интересно работать — и тогда, и теперь. Любопытство — это главная черта журналиста.
… Не знаю, как покажется другим, но я, читая книгу еще на стадии ее сборки, еще на листах обычной офисной бумаги формата А4, узнавала автора на каждой станице. Это его лексика, он и в жизни разговаривает практически так же. Это его лирика: сотрудники газеты знают, что обычно резковатый Гольдберг удивительно лиричен в своих текстах, порой даже сентиментален. Это его трепетное отношение ко всему, что было до нас, потому что история (пусть это и прозвучит банально) — урок, назидание и предупреждение. Урок, который с помощью книги «Кошка по имени Гласность» можно получить. Удастся ли нам, читателям, его выучить и использовать — вот вопрос. Хочется на это надеяться.
***
фото: Рафаэль Гольдберг проводит презентацию новой книги;Татьяна Афанасьева — одна из первых читательниц.