Переулок Капитана Лухманова
Вступление к роману
Роман
Продолжение. Начало в NN 114, 115, 116, 118, 119.
Они пошли домой, и каждый взял кораблик. У Костика это была «Победа» с капитанской рубкой из кубика сосновой коры, у Чука -«Дункан» с двумя парусами — гротом и марселем, у Вадика — похожий на крохотную скрипку «Аккорд», у Бомбовоза — крутобокая «Аврора», у Бамбука — легонькая «Ласточка»… Потом опять сошлись вместе — на крыльце у Саранцевых. Костик пришел последним. Исполняя обычай, он сказал:
— Бом.
И ему ответили: Брам», хотя и не очень дружно. Похоже, что у всех скребло в горле.
Отправились на берег. Через репейник и бурьян выбрались к бывшей луже, которая теперь стала лужайкой с пышной травой. Доцветали одуванчики. Кое-где еще горели желтые звездочки, но большей частью они уже превратились в пушистые шарики семян.
Теперь надо было спускаться к воде. Но Костик попросил:
— Подождите. — И пошел к заводской стене. У самой стены, в тени, трава была высокой и влажной. Костик на ходу поджимал ноги, но храбро двигался вперед. Друзья постояли и пошли следом.
— Ты чего хочешь-то? — сказал в спину Костику Бомбовоз.
— Написать название.
— Какое? — спросил Чук.
— Лухмановский переулок. Пусть это место называется так всегда.
— Лучше «Капитанский»… — посоветовал Вадик Саранцев.
— Нет, надо полностью, — возразил Чук. — Переулок Капитана Лухманова.
— Ладно, — согласился Костик. Он выбрал на стене место, где были самые ровные кирпичи. На уровне глаз. Достал из кармана потрепанных штанов с лямками палочку мела. Вывел на стене печатную букву «П», ростом сантиметров десять, заглавную. Потом букву «е» — чуть поменьше. Получилось немного криво.
— Пусть Витя пишет, — посоветовал Бамбук, — он хорошо умеет писать и рисовать.
Костик не обиделся, отдал мел Бомбовозу.
— Можно написать не «Переулок», а сокращенно, «Пер» с точкой, — подсказал Вадик. Но Бомбовоз покачал головой и начал чертить полное слово: «Переу.»
Работа оказалось непростая, медленная. От мела сыпалась тяжелая белая пыль. На букве «а» (в слове «капита.») Бомбовоз устало выговорил:
— Мела может не хватить.
— У меня есть еще… — сказал Костик.
Друзья посмотрели на него одобрительно. Каждый держал у груди свой кораблик (только Бомбовоз отдал свою «Аврору» Бамбуку). А Чук прижимал к рубашке не только «Дункан», а еще и книгу «Морскiе разсказы». Это был талисман тэковцев — книга, которую не только сочинил, но и когда-то держал в собственных руках капитан Лухманов. На которой были его живые, рукописные строчки. Чудилось, что от книги исходит особое морское волшебство и дружеская сила.
Наконец, надпись была закончена. Протянулась она метра на два. Бомбовоз, и правда, писал красиво. Он уложил аккуратные буквы как раз в высоту больших кирпичей. Только заглавные оказались перечеркнуты щелями, но это их не испортило, а наоборот придало старинный вид. Будто они были здесь всегда.
— Бомбовоз, ты мастер, — похвалил художника Чук. Тот довольно посопел
… Потом, конечно, буквы поблекли, сделались плохо различимыми. Но это не имело значения. Все, кто хоть раз побывал здесь в те времена, запоминали, что это — переулок Капитана Лухманова. Правда, заглядывали сюда немногие, место глухое. Да и кто такой капитан Лухманов, известно было не всем. Но то, что здесь пахнет морской солью, ощущали все.
Постояли перед надписью с минуту.
— Бом… — напомнил Чук. Словно сказал пароль капитану.
— Брам… — отозвались остальные.
И все стали спускаться по заросшему откосу к воде. Пересекли протянувшиеся вдоль берега рельсовые пути, пошли дальше. Под полусгнившими лодочными мостками хлюпала волна от проходивших буксиров.
На мостках ни кого не было. Крикливые тетки с бельем для полосканья не решались ходить сюда — очень уж хлипкие доски. Пристанская жизнь кипела в полукилометре отсюда, выше по течению. Там швартовались пассажирские пароходы и катера, суетился народ на лодочной переправе, слышались в репродукторах голоса диспетчеров. А здесь только покрикивали на путях маневровые паровозы.
Встали на краю мостков. Каждый понимал, что наступил особый момент. Строгий такой. И Чук опять сказал:
— Бом.
И все ответили:
— Брам.
Тогда Чук проговорил:
— Мы сейчас отправим наши кораблики в далекое плавание. Может быть, они по рекам доберутся до океана. Мы потом сделаем другие, но у этих — последний парад. На память о нашем капитане Дмитрии Афанасьевиче Лухманове… Давайте ребята.
Он взял книгу под мышку, встал коленками на влажные доски. Остальные опустились рядом с ним. Ухватили суденышки за кончики мачт, поставили их на воду.
— Старт… — скомандовал Чук. И все разжали пальцы.
Погода решила помочь тэковцам. Вниз по течению тянул ровный ветерок, попутный для корабликов. Они побежали ровной шеренгой, не цепляя и не обгоняя друг друга. Друзья встали. Последний раз помахали своим кораблям: «Авроре», «Дункану», «Ласточке», «Аккорду», «Победе». Чук махал не только рукой, но и книгой. Потом он сказал:
— Пошли. И не надо оглядываться, это плохая примета.
Они опять пересекли рельсовые пути и стали подниматься по откосу. Тропинок в зарослях было много, выбирали наугад и оказались не на той, по которой пришли сюда. Ноги путались в жестких стеблях, у Костика башмак застрял в чем-то твердом, не сдвинешь с места. И все же он сдвинул. И вытащил ее вместе с тяжелым ржавым кольцом, в котором застрял носок растоптанного башмака. Было кольцо размером с баранку и с перемычкой в середине.
Башмак освободили, кольцо подняли и осмотрели.
— Это звено от якорной цепи, -уверенно определил Чук. Я видел такие еще давно, в Севастополе.
— А откуда здесь-то оно? — засомневался Вадик, — такое большущее.
— В наши реки раньше заходили морские корабли, — вспомнил Костик. — Северным морским путем. В краеведческом музее лежит цепь из таких колец. Экскурсовод говорил, что крупные якоря нужны были здесь для торможения плотов при лесосплаве, но, по-моему, дело не в плотах. Там использовались канаты.
— Наверно, экскурсовод не знает, — сказал Чук. — Ясно же, что это цепь от большого корабля …
— Ясно, что это знак от капитана Лухманова, — тихо, но решительно объяснил Бамбук. — Его привет… с дальних морей. Это примета.
Никто не заспорил, не стал критиковать Бамбука за веру в приметы. Наоборот.
— Пусть это будет наш знак, — предложил Бомбовоз. — Наш этот… как его… тал…ли.
— Талисман, — подсказал Вадик. И добавил: — Чук, это в твою честь.
— Почему!?
— Смотри, эта штука будто буква «Фита». Такая же старинная, как «Ять», — объяснил начитанный Вадик. — Смотрите, она и в имени Лухманова есть. То есть в отчестве «Афанасьевич».
Все пригляделись, в самом деле, вместо буквы «ф», второй по счету, стояла буковка, похожая на «о» с перекладинкой. Раньше на нее не обращали внимания, думали, что это просто так, вроде украшения в шрифте. А сейчас.
— А я-то здесь причем? — пробормотал Чук.
Вадик объяснил:
— С этой буквы начинались некоторые имена, в том числе и «Федор». Это можно тоже в книжке увидеть. — Вадик подбородком показал на книгу, которую держал Чук. — Там есть капитан Федор Иванович Бирк, я запомнил.
— Ну и что?..
— А твоя фамилия от этого же имени. Значит, раньше писалась бы с «Фиты».
— Вот это да, я и не знал! Теперь обязательно сделаю наколку. Вот здесь. — Чук уголком книги почесал левую руку повыше большего пальца, а в правой покачал кольцо. — Раньше хотел якорь, а сейчас пусть будет «Фита». И новый кораблик так же назову. — Он подумал и разъяснил, — не потому, что фамилия такая, а потому что это наш знак…
— Я тоже сделаю, — задохнувшись от собственной храбрости, пообещал Костик. — Это называется татуировка.
— Тетушки сделают тебе эту… татуровку. Ниже спины, — пообещал неделикатный Бомбовоз.
— Фиг им!..
Бамбук взял у Костика увесистое кольцо, тоже покачал в ладонях.
— Надо его прибить к стене. Пусть всегда будет здесь.
— Сопрут, — сказал Бомбовоз.
— Не сопрут, если повесим высоко. — Чук прицельно глянул на гребень стены.
— А как туда забраться-то? — засомневался Бамбук.
— Придумаем.
— Думай. Ты ведь у нас цирковой человек… — напомнил Вадик. Без насмешки и даже с капелькой уважения.
— Ага, — согласился Чук и вспомнил, — ой, у меня же есть для вас контрамарки. На сегодня. Пойдете?
Четверо переглянулись. И, похоже, что каждый вспомнил, как убегали от мостков кораблики.
— Знаешь, Чук, не хочется. -ответил за всех Костик. Не такой день.
Чук опустил плечи и кивнул. Вынул из кармана бумажные квадратики, скомкал и кинул по ветру.
— Да. А мне придется идти. Работа.
АРТИСТ
Пора, наконец, рассказать о цирковой жизни Вальки Федорчука.
В середине апреля, перед первым представлением, Валька в школе отозвал тэковцев в сторонку и вытащил из кармана курточки бумажные квадратики. На каждом была лиловая печать и неразборчивая подпись. Чук, посапывая от смущенья, сказал:
— Вот… контрамарки. Можно пройти. Только сидеть надо будет, кто где сумеет: в проходе и на ступеньках, потому что все места распроданы.
Сперва даже не поверили такому счастью.
— Чу-ук. откуда? — выдохнул Костик.
— Дядюшка дал. Его теперь снова взяли в униформисты, вот он и раздобыл. А я там маленько тоже.
— Что «тоже»? — подозрительно сказал Вадик.
— Ну, приходите, увидите. — Чук неловко переступал растоптанными ботинками на тонких ногах.
Оказалось, что Чук настоящий артист. Правда, сам он говорил, что работает лишь «на подхвате», но ребята вопили и хлопали от восторга. Например, когда выступал клоун Казимир Лукич и появлялся на сцене с контрабасом в футляре, Чук ловко вытаскивал большущий, но легкий инструмент и относил в сторонку. Униформисты убирали контрабас, а Чук прятался в футляре. Казимир объявлял свой музыкальный номер, вынимал за лямки из футляра мальчишку и начинал пилить его смычком. Чук издавал громкое мяуканье. Казимир Лукич пугался, а потом пускал из глаз длинные струи. Чук начинал утешать клоуна, давал ему крупную баранку. Они ломали баранку на двоих, начинали жевать ее, мирились и уходили с арены в обнимку. А опустевший футляр скачками спешил за ними следом — его дергали за невидимую веревку. Казалось бы, не так уж много смешного, но хохот стоял — под самый купол.
А другое выступление Чука выглядело просто героически. Был в программе номер «Живые скульптуры». Парень и девушка, сплошь покрытые алюминиевой краской, выполняли всякие акробатические выступления, принимали позы садовых статуй и балетных танцоров. Им охотно хлопали. А под конец они прыгали на мотоцикл и начинали описывать по арене круги. Парень даже вставал на руки. На третьем круге выскакивал из-за барьера Чук с длиной палкой. И оказывался на заднем сиденье. На ходу Чук раскручивал на палке широкий красный флаг.
Для этого номера был у Чука специальный костюм: матросские клеши из белого атласа и алая рубашка с таким же, как брюки, блестящим воротником. Штанины и воротник трепетали, флаг полоскал на встречном ветру, оркестр играл музыку из фильма «Небесный тихоход».
Мальчишки из четвертого «А» готовы были носить Чука на руках, но он не гордился, смущался даже и старался всегда быть с тэковцами. Таким образом, цирковая слава задевала крыльями и Костика, Вадика, Бамбука и Бомбовоза. «Ребята, попросите раздобыть контрамарочку», — канючили одноклассники.
Чук старался не отказывать. В цирке его любили, а дядюшку жалели за неудачливую жизнь, и с контрамарками проблем обычно не было.
Окончание следует.