Эх, растяни меха, гармошка!
Дмитрий Сироткин — вообще-то технический директор ООО «ТМК Пилот». Правда, это для других он — специалист и начальник. Для меня он — друг и отец моей крестницы Маши. И… музыкант. И… реставратор музыкальных инструментов. Больше скажу — самоучка.
А вообще он — человек-оркестр! Воспоминание: лет десять назад на одном из праздников-застолий Дима вдруг принес всем гостям по инструменту. Кому-то досталась гитара, кому-то варган, кому-то дудочка. Показав всем, как и что надо играть, Дима удовлетворенно уселся на стул и, прижав ладонь к уху (до сих пор не знаю, зачем — отгородиться от нашей музыкальной какофонии?), запел.
К сожалению, теперь уже не помню, что именно. Может, это была песня «На горе мак» Сергея Старостина, может, что-то из репертуара его любимого коллектива «Разнотравие». Он пел, мы усердно дудели и бренчали. Тогда на моих глазах впервые проявилась Димина способность сделать из банального застолья небольшое чудо. Из таких потом складываются самые добрые воспоминания.
ВАЛЬС И СЛЕЗЫ НА ПЕРРОНЕ
О том, что Дима и музыка — одно целое, неразрывное, я узнала сразу. Моя любимая еще со школы подруга Наташа познакомилась с ним на сайте одной из музыкальных групп, нравящихся им обоим. Интернет не так давно вошел в обиход, у меня дома даже еще не было компьютера! А у нее был, и вот в нем-то, за стеклом монитора нашелся москвич Дима.
Это был первый на моих глазах роман по Интернету и в смс-сообщениях: счастье, вдохновение, волнение — а вдруг не мой? А вдруг забудет, не полюбит? Оказалось — ее. Не забыл. Полюбил. Приехал в Тюмень и молниеносно все для себя решил. Нет места сомнениям, он был, как скала, человек, которому легко, потому что он принял решение.
И вот я уже подружка невесты, а моя Наташа уезжает с Димой в Москву. Они почти плачут в своем купе, прижавшись носами к оконному стеклу, плачут на перроне Наташины родители, а мы -друзья — принимаемся танцевать вальс. Ну, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Клоунадный вышел танец: что там Наташа с Димой, пассажиры выглядывали из других вагонов — посмотреть на двух чудиков, которые душной летней ночью отплясывают и корчат рожи на перроне.
… Сейчас от Димы можно запросто услышать нечто вроде: «Мы, тюменцы» или «А у нас, сибиряков». Есть такое хорошее слово — засибирился! Очень к нему подходит. Сироткины вернулись в Тюмень через год столичной жизни, и теперь глава семьи знает наш город получше иных коренных тюменцев.
АМОСЯ
Так маленькая Димина дочь Маша называет гармонь. А сын Даня не позволяет убрать синтезатор из своей комнаты, хотя не играет на нем. Да и сам Дима не всегда находит время, чтобы пройтись по клавишам. Но инструменты — неотъемлемая часть жизни всей семьи Сироткиных. У них дома вообще все хочется рассмотреть и потрогать. Видно, что живут люди увлеченные: музыкой, живописью, чтением, шитьем -много чем!
Про «амосю» Дима сказал «не для протокола», то есть, не для печати, но уж больно ласковое и поэтичное словотворчество у Маши вышло — никак не пропустить. И отлично отражает ту нежность, которую ее папа испытывает к замечательному инструменту.
… Гармонь началась еще в детстве Димы, на ней играл отец. Сложных композиций не исполнял, но наигрыши его были эмоциональными и выразительными. Был неисчерпаемым кладезем частушек.
— Помню, как родня собиралась большим кругом и пела частушки, — вспоминает Дима. — Но папу никто перепеть не мог. У него на каждую частушку был ответ. Мне это очень нравилось, хотя многих куплетов я тогда не понимал, а многие были, скажем так, хулиганскими, но гармошка мне нравилась. Я пытался ее растянуть, и не получалось. Пальцы были непослушными. Поэтому играл с гармонью по-своему: воображал, будто это печатная машинка. Или пульт космического корабля. Вероятно, еще тогда родилась моя тяга именно к этому инструменту.
А потом гармонь из семьи исчезла. Куда, Дима не помнит, возможно, ее потеряли при переезде. Поэтому семья на праздники брала инструмент на прокат, в основном, на свадьбы, которые праздновались тогда без нынешнего блеска, зато задорно и весело.
— Классе в восьмом я очень захотел играть сам, — рассказывает Дима. — И вдруг оказалось, что наша старая гармонь существует! Где-то у родственников, в ужасном уже состоянии, потому что оказалась под дождем и размокла. Нашли ее, пытались отремонтировать, но сразу получилось плохо. Тем не менее, я играл на ней и понемногу приводил в порядок. В итоге гармошка зазвучала!
Игре Диму пытался учить отец, но, видимо, тот был не слишком усердным учеником. Потом нашелся самоучитель игры на баяне. По нему-то и пришлось осваивать нотную грамоту, которую Дима сравнивает с математикой. Играл песни советских композиторов, старался «отделить» левую руку от правой.
ИНСТРУМЕНТ В ТВОИХ РУКАХ, КАК ПТИЦА
Жизнь Димы, кажется, была связана с музыкой и инструментами всегда. Или, вернее, сказать, он все время, сколько себя помнит, что-то чинил. Будучи еще мальчиком, отремонтировал телевизор. Сейчас говорит, что в реставрации того, что много лет назад создано другим человеком, есть своя поэзия. Так реставратор живописных полотен именитых классиков перенимает чужую манеру письма и, условно говоря, на время становится немножко Боттичелли.
Поэтому Дима и не чувствует себя коллекционером инструментов. Это при том, что дома их больше двух десятков!
— Коллекционирование — это методичное собирание каких-то вещей. У меня не совсем так. А как? Слышишь какую-то потрясающую музыку, потом ходишь, а она звучит в голове. Хочется, чтобы не только в голове, но чтобы тут -вживую, без динамиков проигрывателя. Вот так в руки и попадает какой-то музыкальный инструмент. Если есть средства и возможности, конечно. Он у тебя в руках -насовсем! Учишься извлекать из него звуки, те мелодии, что тебе нравятся. Вот оно — чудо.
Сейчас дома у Димы несколько флейт (кена, калюка, диджерида и другие), гитара, варган, синтезатор, два баяна, аккордеон, балалайка.
— Балалайка интересно досталась: один из друзей увидел ее в своем подъезде рядом с мусорным ведром, забрал и подарил мне. Замечательная!
Есть гусли, на которых Дима еще не научился играть. И больше десятка гармошек. Некоторые пока требуют ремонта. Да и вообще, инструмент — такая вещь, которую можно совершенствовать. Наш герой занимается этим, понемногу учась у своих друзей-музыкантов (в основном, московских) и самостоятельно, делая ошибки и исправляясь. Инструменты он любит: каждый из них — этап его жизни. Тронь струны, приложи к губам мундштук флейты, растяни меха, и все оживет, все вспомнится.
— Спасибо семье, что понимают мое увлечение, — говорит Дима. — Позволяют мне иногда заниматься гармошкой. Делаю это, в основном, ночью. У ночи, правда, свои издержки: трудно настраивать инструмент. Хотя читал мнения мастеров гармонного дела, что как раз ночью, когда вокруг тишина, можно это сделать особенно тонко. Но лучше не рядом со спальней, а где-нибудь в бане, где тебя никто не слышит.
Была у Димы мысль заниматься гармонью на работе. Но так хорошо это дело пошло, что быстро понял: работой теперь заниматься будет некогда! Все мысли о гармошке. Пришлось вернуть все на круги своя.
— Тут, мне кажется, один выход: заняться этим делом профессионально. Потому что от него у меня душа поет!
ГЛАЗА БОЯТСЯ, А РУКИ ДЕЛАЮТ
Реставрация гармони объединяет в себе множество умений мастера. Здесь работа с картоном и тонким металлом. Столярное дело. Требуются даже математические познания. Необходимы и музыкальные данные. Это теперь есть электронные приспособления для настройки инструмента, но раньше все делалось на слух. Дима в основном идет тернистым путем проб и ошибок.
— Очень хочется найти время и по-настоящему поучиться у мастера гармонного дела. Та дорога, которую кто-то уже прошел, другому не обязательно проходить заново. Хочется что-то перенять и идти дальше. В голове много идей: как усовершенствовать инструмент, как сделать свой. Не хватает навыков. На простейшие вещи я трачу много времени. Например, долго искал способ, как красиво запрессовать металлические уголки на мехах гармони. А ведь все должно быть красивым в инструменте. У гармошки есть душа, которая слагается и из настройки, из внешнего вида, из ее дыхания, из звучания. Каждая тонкость играет роль. И так с любым инструментом.
… Можно долго и много рассказывать о том, с какими трудностями приходится сталкиваться отцу семьи, чтобы не отказаться от увлечения. Сколькие из мужчин забросили! О том, как он играет на фестивалях. Иногда — с именитыми артистами. Сколько энергии это дает.
Но вообще, все это — о жизни, в которой, помимо работы (пусть любимой!) и быта (пусть — для любимых!), есть еще та, на первый взгляд, необязательная часть, которую в народе называют «для души». Искренне всем и себе тоже ее желаю.
***
фото: Дмитрий Сироткин;Любимые инструменты;Голые меха старого аккордеона.