Жизнь по существу
Василию Петровичу Кулакову, ветерану Великой Отечественной войны, на этой неделе исполнится 90 лет. Но считает он по-другому. Говорит, что им на пару с супругой -175.
К своему возрасту ветеран относится с юмором. Такое богатство, конечно, не спрячешь. Но и выставлять как орден напоказ — не в его натуре. Тихо бы и скромно он отметил в семейном кругу. Пришли бы дети, все восемь внуков и семь правнуков. Посидели бы, чай попили. Но друзья из совета ветеранов не дали утаить дату, позвонили в редакцию.
«Сходите, — говорят, — к Василию Петровичу, не пожалеете, а то еще и влюбитесь. Сейчас и молодые-то стихи читают редко, а у нашего Петровича их в запасе много — и о жизни, и о любви.»
И мы пришли. Но самого ветерана такая рекомендация почему-то смутила. И вместо стихов он заговорил о прозе жизни.
— Родители мои были неграмотные крестьяне, — начал рассказывать он. — Жили в небольшой деревушке под Тугулымом. К колхозам не примыкали, хозяйство вели единоличное, держали скотину: коров, овец, лошадей, поросят. Одна была задача — прокормить большую семью. Народилось у них 11 детей, я получился самым младшеньким — мама носила меня, когда ей уже 42 года было.
О своих родителях Василий Петрович вспоминает с особым почтением. Не только потому, что так его воспитали. С высоты прожитых лет понимает, как тяжело отцу с матерью приходилось.
— За всю жизнь никто из нас слова плохого от родителей не слыхал, — вспоминает Василий Петрович. — Выражения, которые сейчас называют непечатными, и тогда были. Только мужики их просто так, через слово, не употребляли. В песню или в частушку ввернуть — другое дело. Слова перченее получаются. А вот в жизни да при детях — было не принято.
И будущую жену — Анну Александровну он тоже сразил своей культурностью. Как-никак был первым гармонистом на деревне. Да еще и красавцем. Все девчонки на него заглядывались. И отплясывали перед ним, и глазками стреляли. А он почему-то выбрал ее — не плясунью, не певунью.
Его Аннушка была тоже родом из крестьянской семьи. Только ее родителям пришлось помотаться по Уралу в поисках более сытной жизни. В Дубровино переехали из Шадринска. Ей тогда было всего четыре года. Мать рассказывала, как посадила дочку на сундук, сундук поставила в колясочку, в колясочку впрягли корову. Так и шли. Уж сколько — она сейчас и не помнит. Но, видимо, не зря судьба вела своими извилистыми дорожками.
— Да ничего он о любви мне не говорил, — смущаясь, отмахивается Анна Александровна. — Просто приглянулись друг другу и стали жить вместе. Его отец нам в доме горницу выделил. Кровать поставили — вот и вся любовь. Церкви в селе не было, расписываться было негде. Так и жили — авансом.
Василий Петрович тут же эту тему подхватывает и читает нам стихи «про любовь» в стиле Игоря Губермана.
Анна Александровна, вооружившись половником, смеясь, реагирует: «Уж постеснялся бы». Хотя все в них вполне прилично. Просто написано смешно о серьезном.
Правда, тут же Василий Петрович сознался и в том, что его с самого начала смутило. Не он автор тех стихов, которые так часто декламирует. А его старший брат Лев, уже покойный. Но поэтический архив после брата остался большой — на любую тему: от политики и философии до таких вот игривых опусов.
… На фронт Кулакова призвали в 1942 году. Всего четыре месяца он отучился в пехотном училище, даже звание не успели присвоить. И сразу — на фронт, на передовую. Бросили их в бой под деревней Сухиничи на границе с Белоруссией. Потом его дивизии поставили задачу передислоцироваться под Харьков. Там он чуть не отстал от своей части. Командир послал его во время марша добыть продовольствия в соседней деревне, а документом никаким не снабдил. Продукты-то он получил, а свою роту автоматчиков потерял. И попал в заградотряд (бои под Харьковом были тяжелые, город не раз переходил из рук в руки).
— Тяжело было идти по Украине, страшно, — вспоминает Василий Петрович, — все деревни сожжены, от домов одни головешки остались. Еды не хватало. Да еще началась распутица. Обозы проехать не могли, в грязи вязли. А нашим очень нужны были снаряды. Приходилось их за несколько километров таскать в руках. Местное население нам помогало. Правда, так было не везде. На Западной Украине нас встречали не очень дружелюбно, из домов не выходили, хлебом-солью не встречали. А одна бабка так и сказала: «Дак при немцах-то нам лучше было».
Еще одно его яркое военное воспоминание: Берлин. Но не столько сами бои, сколько город. После капитуляции Германии его поделили на сектора. И однажды он, засмотревшись, дошел до Александрплац, зашел в фотоателье, потом решил спуститься в метро. А это была уже американская зона. Еще бы немного — и попал в руки патрульных. Да и в части его, как потом выяснилось, потеряли — чуть самоволку не впаяли. Но он успел, и фотография на память осталась.
К сожалению, почти весь семейный фотоархив Кулаковых сгорел в 1963 году. Дом вспыхнул, как спичка, когда все были на работе. Пожарные приехали уже к пепелищу. Сохранились только те фотографии, которые когда-то и кому-то дарили. Сгорели в том пожаре и снимки, связанные с работой Василия Петровича в «Мостоотряде-36». А он делу возведения мостов отдал 33 года своей жизни. Теперь, говорит, нас, старых мостоотрядовцев, с каждым годом становится все меньше. На первой встрече ветеранов в 1985 году их было 70, в этом году пришло только 10.
… И на прощание он снова прочел нам стихи брата:
80 лет — слишком стар человек.
Жить бы да жить,
но короток век.
Но почему бы не жить?
Жизнь так хороша.
Душа не стареет.
На лице же — гармошка.
Одно есть желанье —
Пожить бы немножко.
***
фото: Василий Кулаков в Берлине;Василий Петрович и Анна Александровна.