Safari под Kilimanjaro. Часть третья
Окончание. Начало в NN за 4 и 8 июля.
Сегодня в нашем лагере появились русские. Соня шла после ужина к палатке и слышала, как кто-то проорал: «Илюха, а где у них тут туалет?» Соня не стала себя обнаруживать, поди и сами как-нибудь разберутся. Тем более что туалет в лагере Ньяни самое популярное — а значит, и самое ярко освещенное место. Ведь электричества в кемпе нет, все пользуются налобными фонариками.
У нас на Нгоронгоро уже состоялась судьбоносная встреча с согражданами. Причем из Тюмени. Причем оказалось, что с Таней мы вместе заканчивали музыкальную школу, а Антон был у Риты вожатым в английском лагере! Невероятно, но факт. Выяснилось, что они едут из Серенгети в Нгоронгоро, а мы в обратную сторону. Договорились увидеться на Занзибаре, куда и мы, и они собирались по окончании сафари.
Завтра ранний подъем — в 6-30. Нам надо выехать за пределы национального парка Серенгети не позднее 11 часов, а иначе придется платить за лишний день. Утешаем себя тем, что, пока мы с бешеной скоростью трясемся по пыльным дорожкам к границе парка, можем смотреть животных. Но в реальности мы почти никого не видим. Мы, но не Джозеф. У того глаз наметан, он даже на полной скорости ухитряется все замечать.
— You see? Lion. — Where? I can`t see. И тут же я увидела. Львица стояла прямо по курсу, на куче камней.
Она оказалась единственным представителем местной фауны, ради кого мы немного притормозили в этот пыльный день.
А потом мы уговорили Джозефа сделать остановку в масайской деревне. Этого пункта в планах не было, и идея посетить масаев возникла после рассказа наших новых знакомцев о том, как в масайской школе они дали детям урок. Ну то есть Слава потыкал указкой в написанные на доске буквы и слова, изображая учителя, а дети хором повторяли. Антон записал все это на видео; это было забавно, и нам срочно захотелось Славу переплюнуть.
В общем, мы заехали в первую встречную деревню. Там уже стояло несколько джипов с туристами. К нам подошел высокий мужчина, замотанный в синее покрывало, он представился начальником (я — брат вождя, сказал он) и сообщил, сколько будет для нас стоить знакомство с деревней и культурой древнего народа (60 американских долларов), а потом ловко соединил нас с семьей только что прибывших туристов из Израиля.
Девочки налево, мальчики направо, а я, вооруженная сразу двумя фотоаппаратами, металась между девочками и мальчиками, пытаясь одновременно заснять и как Яша соревнуется в прыжках (традиционная забава масайских мужчин), и как Рита и Соня в бисерных ожерельях водят африканский хоровод. Затем «вождь» завел нас к себе в хижину (стены которой сделаны из коровьих лепешек), показал внутреннее убранство, где спят, как готовят еду, ответил на наши вопросы, а потом повлек знакомиться с изделиями местных мастеров народного творчества.
При этом он технично отделил нас от израильтян — те пошли на экскурсию в школу. Думаю, масай не хотел, чтобы мы скооперировались и заплатили вдвое меньше. Чем больше туристов, тем труднее их окучивать и больше вероятности, что они уйдут, ничего не купив.
А так дети выбрали себе бусы и браслеты, Яша — тяжеленную деревянную колотушку, Соня — мухобойку из хвоста зебры (до сих пор лежит дома в пакете, потому что вонь от нее идет страшная!). Вождь посчитал наши сувениры и назвал цену — 200 долларов. Мы чуть не упали в обморок. Первым желанием было все бросить и быстро бежать отсюда. Но… молчаливые рукодельницы сидели рядом в тени хижины и осуждающе смотрели на нас. Чумазые ребятишки ползали у них под ногами. Строго говоря, они не выглядели несчастными, они просто грязные и одеты не полностью, но мозг дает нам сигнал: нищета!
Хотя, если подумать, нужна ли детям хорошая одежда, чтобы валяться в пыли? И надо ли родителям тратить привозную воду, чтобы попытаться привести детей в божеский — то есть привычный нам — вид? Уверена, что нет никакой связи между чистотой и счастьем, как и убеждена, что подачки белых туристов чрезвычайно развращают масаев. Но все равно торговаться в таких условиях совершенно невозможно. На то и расчет. Хорошо, что Слава предупредил нас, что цена у масаев завышена минимум в два раза. Мы сбили цену в два раза, но все равно она осталась высокой. Ладно, будем считать это материальной помощью. А теперь пошли наконец в школу.
Школа в деревне — щелястый сарай со скамейками. В центре сарая на видном месте стоит сундучок для пожертвований. Это если кто из туристов не захватил с собой подарки для бедных масайских детишек. У нас есть с собой фломастеры, вот. Отдаем учителю, он сдержанно благодарит, дети тонкими голосами запевают какую-то песню. Про что песня? — спрашиваю. Учитель — он один говорит по-английски, — поясняет, что это песня про национальные парки Танзании. То-то мне показалось, что я слышу там знакомые названия.
— А теперь, дети, мы вам споем русскую песню, — объявляю я торжественно. — Она тоже про Африку.
И вот тут все они удивились. А-а, в Африке горы вот такой вышины! А-а, в Африке реки вот такой ширины! Мы поем с большим чувством, потому что мы все это только что видели своими глазами — и горы, и реки, и крокодилов, и бегемотов. Детишки хихикают, таращатся на нас, а стоит нам взять паузу — принимаются хлопать в ладоши. Конечно, не каждый же день у них заезжие артисты выступают с бесплатным концертом! Но поскольку они нас то и дело перебивали аплодисментами, третий куплет мы решили не петь, ограничиться двумя. Учитель сиял как медный пятак. Правда, скоро он поскучнел и сказал, что экскурсия окончена. Потому что на подходе уже были новые туристы. Я видела, что масаи за воротами уже снова скачут и поднимают пыль в ритуальном приветственном танце. Жаль, я увлеклась своим пением и не успела как следует поснимать ребятишек.
Джозеф и Патрик ждут нас около машины и глядят на масаев с явным неодобрением. «Что, они вот так целый день и пляшут?» — спросила я Патрика, и тот мрачно кивнул. Но нам надо было увидеть это своими глазами. Чтобы окончательно решить вопрос, должны ли богатые, белые туристы (богатые и белые здесь синонимы, поэтому ставим запятую) везти с собой чемодан канцелярских принадлежностей в подарок бедненьким африканским детям. Теперь я убеждена, что делать этого не надо. Пользы от этого барахла на копейку, а вред огромный.
Конечно, есть другие деревни, лежащие в стороне от дорог, и другие масаи, не пляшущие целыми днями перед туристами, а пасущие скот. Мало кто знает, что именно благодаря масаям и сохранился богатейший животный мир Восточной Африки. Эти воинственные люди, вооруженные копьями, — не охотники, а пастухи. Они не употребляют в пищу мяса диких животных, а если и убьют льва, то только ради защиты или чтобы доказать свою мужественность. Как правило, одного раза бывает достаточно. Зато, охраняя свои территории от посягательств других племен, сохраняют и животный мир.
Поэтому правительство Танзании поддерживает масаев, разрабатывает программы сохранения их культурного наследия и образа жизни, помогает материально. От туристов ждут только одного: чтобы вели себя достойно.
К слову, заслуга сохранения животного мира Восточной Африки принадлежит не только масаям. Но и мухе цеце. Ею тут целые районы заселены. Укусы мухи цеце вызывают сонную болезнь, от которой страдают и люди, и домашний скот. Поэтому белым колонизаторам пришлось отступиться, оставить эти территории. Удивительно, но обитавшие в этих местах дикие животные к мухе цеце оказались абсолютно невосприимчивы.
Конечно, муха цеце никуда не делась и сегодня. Но люди научились с этой проблемой справляться. В кемпах по периметру развешивают куски ткани, пропитанной специальным репеллентом. Две полосы синие, между ними черная. Похоже на чей-то флаг. Я спросила Джозефа, какой смысл в такой раскраске ткани. Он сказал: просто так. Вернулись в Арушу, а здесь — интернет и плохие новости: авиакомпания Precision air отменила наш утренний рейс из Аруши на Занзибар и предлагает вылет из аэропорта Килиманджаро, но вечером. Эх, знали бы мы, лучше бы еще один день провели на сафари. Идем теперь с Бобби в офис авиакомпании — вдруг удастся поменять вылет на более ранний.
В офисе Precision Air Бобби выбрал неудачную девушку-менеджера: она оказалась беременной. По моему опыту, беременные сотрудницы авиакомпаний самые зловредные. Вот и эта сказала: у нас есть сегодня еще один рейс на Занзибар, но он уже полностью укомплектован пассажирами. А мы кто — не пассажиры? Девушка пожала плечиками и посоветовала обратиться к другой авиакомпании.
Мы отправились к Fly-540, оттуда в «Тропикаль», но результат не изменился. Тогда мы вернулись в Пресижн Эйр и поговорили со старшим менеджером, но максимум чего добились — что она перед нами извинилась за доставленные неудобства и выразила надежду, что полет наш пройдет хорошо. «Вы понимаете, мы же не просто так переносим рейсы, — проникновенно сказала она. — Мы печемся о безопасности своих пассажиров, в первую очередь о безопасности. Вы понимаете?» О да-да, мы понимаем.
В качестве компенсации за неудобства, а также чтобы не бросать нас на произвол судьбы, Бобби повез нас в парк змей. Неожиданно детям там понравилось. В сопровождении тихого гида мы переходили от террариума к террариуму, а гид рассказывал, как та или иная змея убивает свою жертву. Кое-где даже висят фотографии.
В вольерах со змеями бегают белые мышата. Гид сказал: пока змея не голодная, она их есть не станет. По-моему, эти крошечные белые комочки могут умереть от инфаркта, ожидая, пока змея проголодается.
От змей, коих оказалось великое разнообразие, мы перешли к птицам, которых в зверинце держат просто из жалости (кто-то поймал или нашел и попросил позаботиться). Таким же образом сюда попала и самка желтого бабуина. Ее отобрали у браконьеров, а отпустить на волю нельзя, не зная наверняка, где ее семья, ведь чужие ее убьют. И вот эта скотина сидит себе в клетке на приступочке и тянет лапу сквозь решетку — вроде как хочет поздороваться. Наш гид пожал ей лапу, потом Андрей, потом Соня протянула ей свою руку, а у Сони на руке плетеный браслетик болтается. В один момент обезьяна мертвой хваткой вцепилась в этот браслетик. Пару секунд они боролись, и всем было ясно, что обезьяна ни за что не отступит. Соне было жаль браслет, она сама его сплела, но она почувствовала, что бабуинша ей сейчас палец оторвет, и просто испугалась.
И вот эта хулиганка с победоносным видом уселась на свою приступочку и принялась теребить и покусывать оборванную фенечку. Она явно понятия не имела, что с ней делать. В отместку мы ее обсмеяли. Надеюсь, она обиделась.
После стычки с бабуином мы перешли к крокодилам, а потом нам дали подержать змею и черепаху. Черепаха как черепаха, а вот ощутить пальцами мускулистое тело змеи было ужасно интересно.
В стоимость зоопаркового билета входит посещение музея масайской культуры. И не просто посещение, а с экскурсоводом. Полная девушка, очень хорошо говорящая по-английски, показала нам макет жилища масаев, рассказала про их быт и обычаи. Поскольку иностранных туристов более всего интересует традиция циркумцизии, которой подвергают половозрелых масайских мальчиков, то значительная часть экспозиции посвящена именно этому вопросу.
Я спросила у Бобби, что он думает о масаях. На что он выдал загадочную фразу. «Они так быстро меняются», — сказал он.
После музея Бобби повез нас на пикник. Вернее, в ресторан за городом — типа ресторан, сказал он, что-то вроде шале или охотничьего домика в лесу. Бобби сказал, что это очень популярное место и что по вечерам, особенно по выходным, здесь невозможно найти свободный столик. И что публика любит заказывать здесь мясо экзотических животных, но мы заказали курицу и свинину. Как-то после сафари нам показалось некорректным требовать стейк из зебры или что-то такое. Хотя все относительно. Почему зебру должно быть жалко, а свинью нет?
Пообедали на 42 тысячи шиллингов (танзанийских). Бобби заплатил за себя сам, хотя перед этим взял у нас 50 тысяч на бензин.
В общем, хорошо посидели, рассуждая о том, о сем, а также непонятно о чем (это когда Бобби принимался рассуждать). Бобби сказал, что хотел бы изучать русский язык и что есть какая-то программа в Санкт-Петербурге, но увы, это очень далеко от Москвы.
— Что ты! — вскричали мы. — Санкт-Петербург это как раз очень близко от Москвы!
— Нет, далеко, — возразил Бобби, — это ведь шесть-семь часов на машине!
— Ну так это и есть — рядом с Москвой. Вот, для сравнения, до нашего города от Москвы надо ехать часов 30. А ведь мы даже не на окраине, а в центре страны живем.
Бобби был шокирован. Позже, прощаясь с нами в аэропорту, он сказал, что, возможно, приедет в Россию студентом. Вот, кстати, вопрос — а сколько ему лет? Сегодня мы выяснили, что Гилберту он — младший брат. Что-то такое я почувствовала, когда он отозвался о Гилберте: мол, тот целыми днями за компьютером сидит. Наверное, мне послышалась ревность в его голосе. И я прямо спросила, не брат ли ему Гилберт. И он прямо ответил.
Нне тупа тупа — объявляет диктор в аэропорту номер нашего рейса на суахили. 433-й у нас рейс. Авиакомпания Пресижн Эйр поставила на этот рейс «боинг-737», так что мы летим архибыстро: едва взлетели и успели выпить водички, как начали снижаться. В аэропорту Килиманджаро мы встретили двух мужиков из России, один был толстый, другой тонкий. Экипированы модно, в пробковых шлемах типа «в этой шапке я воевал с сипаями». Они сказали, что поднимались на Килиманджаро.
Мы зря расстраивались, что так и не увидели эту знаменитую гору своими глазами во всем ее великолепии. По дороге в аэропорт Бобби неожиданно съехал на обочину и молча показал в зеркало заднего вида. Мы оглянулись и ахнули: высоко над нами плыла заснеженная вершина, как будто даже не имеющая основания, окутанная легкой дымкой. Ну до чего же красиво, боже мой.
Все, теперь можно уезжать.
***
фото: Масаи;Дети, особенно мальчики, чумазые, но не выглядят несчастными;Патрик и Джозеф наблюдают с неодобрением за плясками масаев;В масайской деревне;Снежная шапка Килиманджаро.