Чтобы жить, надо двигаться
Каждые две недели призовая дорожка Тюменского ипподрома принимает участников бегов и скачек. Даже в самые непростые времена здесь не отказываются от проведения соревнований.
Уже несколько лет наш ипподром — собственно, как и все другие ипподромы страны — находится в подвешенном состоянии. В августе 2011 года в целях модернизации коневодства в России и создания прогрессивной системы управления национальной коневодческой индустрией был издан Указ Президента РФ N 1058 «Об открытом акционерном обществе, объединяющем ипподромы Российской Федерации». Примерно в это же время все российские ипподромы вывели Министерства сельского хозяйства, прекратив тем самым их финансирование из федерального бюджета.
Предполагалось, что созданное ОАО «Российские ипподромы» тут же подхватит эстафетную палочку, приняв осиротевшие ипподромы под свое заботливое акционерное крыло. Однако на деле все вышло иначе…
В субботу я встретилась с директором Тюменского ипподрома Иваном Петровичем Тестешевым. Беседовали в его кабинете под доносящиеся с улицы реплики комментатора и возгласы зрителей.
— И это еще рядовые соревнования. А знаете, сколько людей собирается, скажем, на скачки фаворитов? Яблоку негде упасть! — говорит Иван Петрович, с удовольствием прислушиваясь к звукам ипподрома. — Народ тянется к конному спорту: семьями приезжают к нам, детей привозят. Ипподром всегда был местом культурного досуга. Хочется, чтобы таковым он и оставался. А для этого надо шевелиться. Ведь ипподрому, как и лошади, чтобы жить, требуется постоянное движение. Поэтому стараемся не останавливаться.
— Насколько я знаю, последнее время вам это дается нелегко: нет определенности, нет денег… Почему реструктуризация коневодческой индустрии так затянулась?
— Дело в том, что перед «Росипподромами» предстал колоссальный фронт работ: ведь чтобы составить реестр, акционерному обществу необходимо собрать документы на все российские ипподромы, проверить их состояние, убедиться в их жизнеспособности. Было и такое, что проверяющие приезжали на какой-нибудь ипподром, а вместо него видели. заброшенный пустырь. В общем, открылось много информации, которая долгие годы не анализировалась и не структурировалась, — в кратчайшие сроки свести все воедино просто невозможно.
— Тем не менее, чтобы вывести вас из Министерства сельского хозяйства, много времени не потребовалось. Финансирование перекрыли в одночасье?
— Нет, нас в некоторой степени подготавливали к этому — в течение 2011 года финансирование урезали постепенно — то по одной статье расходов, то по другой. Так что мы относительно закаленные, научились выживать.
— Чем ипподром живет сейчас?
— Сейчас мы полностью обеспечиваем себя сами — живем, в основном, за счет частных конезаводчиков, которые арендуют денники. Ну, и разные мелочи: чай с булочками на соревнованиях продаем, детей на лошадях катаем… Местные экскурсионные бюро организуют к нам платные экскурсии. Правда, было и такое, что некоторые фирмы на нас наживались — брали с людей за билет гораздо большую сумму, чем ту, которую оговаривали с нами.
— Ого! Битый небитого везет.
— Что-то вроде того.
— Но вход на соревнования у вас по-прежнему бесплатный?
— Безусловно! Наша главная задача — это популяризация конного спорта среди людей всех социальных групп. Так что мы просто не имеем морального права ограничивать вход на бега и скачки. Ни при каких обстоятельствах! Точно так же я, например, не могу себе позволить зарабатывать на социальных лошадях — тех, которые принадлежат муниципальным спортивным школам, или тех, на которых проводят реабилитацию детей-инвалидов. У нас, пожалуй, самые низкие цены на аренду денников — с питанием, медицинским сопровождением, уходом. И цена аренды у нас одинаковая и для муниципалов, и для частников.
— Чтобы не было недовольных?
— Конечно. Именно по этой причине я не имею на ипподроме личной лошади. Чтобы никто не сказал: мол, наши лошади худые, а директорская скоро лопнет от овса. На ипподроме у меня нет, так скажем, личного интереса, есть только интересы общественные — за них и бьюсь.
— Слышала, что в связи с пере ходом на самофинансирование вам пришлось отказаться от части государственных, ипподромовских лошадей.
— Это действительно так. Если раньше у нас на содержании находилось как минимум 25 орловских рысаков, то сейчас их 14. Остальных пришлось продать в другие хозяйства или частникам. Это продиктовано и тем, что сейчас ипподром уже не занимается селекционной работой: если раньше мы регулярно вывозили своих жеребцов в разные районы области на случку — вон, у меня на стене еще карта осталась с отметками, где какой жеребец находится, — то теперь селекционная работа стала прерогативой конных заводов. Такой у нас есть в Ишиме, в Нижней Тавде. А ипподром теперь — это испытательная площадка для лошадей. Здесь они зарабатывают рейтинг, баллы… Я уже говорил, что лошади для полноценной жизни нужен постоянный тренинг. Именно поэтому мы проводим соревнования круглый год — благо, беговая дорожка нам это позволяет. Таких всесезонных дорожек по России всего пять.
— А сколько по России ипподромов?
— Было 47, сейчас только 22. Для сравнения: во Франции 236 ипподромов! Налоги, которые с них взимаются, — это четвертая статья доходов государства.
— То есть, государство вкладывает и взамен получает еще большую отдачу.
— У нас такое тоже было. До 1917 года Московский ипподром, например, полностью содержал Большой и Малый театры вместе со всеми актерами.
— Когда, все-таки, ждать окончания реструктуризации?
— Обещают, что к концу этого года все утрясется.
— А золотые горы обещают? Финансировать ипподромы будет новое ОАО?
— Скорее всего, обеспечивать себя мы по-прежнему будем сами. Но с окончательным переходом в «Росипподромы» у нас появится больше возможностей. Во-первых, мы наконец-то получим официальный статус, а значит, на законных основаниях сможем привлекать к работе инвесторов, спонсоров, предоставлять новые услуги. Во-вторых, к нам вернется тотализатор. Хотя это тоже дело длительное — необходимо будет создать единую систему тотализатора.
— А «Росипподромы» чем будут помогать?
— Ну-у-у, там говорят, что будут помогать нам, в том числе, советами.
— Наверное, советовать и вносить предложения будут даже те, кто никогда не работал в конноспортивной отрасли?
— ... (Тестешев улыбается).
— Кстати, о предложениях. Многие выступают за то, чтобы вынести все ипподромы и тюрьмы, которые находятся в пределах городов, на окраину.
— И построить их в одном месте (смеется). Не знаю насчет тюрем, но ипподромы, на мой взгляд, должны находиться поближе к людям, чтобы добраться до них можно было на общественном транспорте.
— Вы по большей части хозяйственник, нежели конник?
— В какой-то степени — да. До того, как стал директором ипподрома в 2007 году, я руководил Выставочным залом. Казалось бы, разница большая, но это только на первый взгляд. И то, и другое — это коллектив, специалисты каждый в своей сфере. Если я сейчас дам слабину и допущу, чтобы тренеры, конюхи, ветеринары ушли, я вряд ли потом найду такие ценные кадры. Так что по мере сил я стараюсь создать условия для работы людей, а они, в свою очередь, создают условия для жизни нашим лошадям.
— Людей, я поняла, вы любите. А лошадей?
— А разве их можно не любить?
***
фото: Иван Тестешев;Субботние бега на Тюменском ипподроме.