Человек рисует счастье
Я уже не помню, как ко мне в дом впервые попала небольшая картина Наташи Таберт.
Семейная сцена: смешные, какие-то мультяшные человечки выясняют отношения. В комнате кавардак. Она — уткнулась носом в заваленный посудой стол. Он — улегся на диван и демонстративно задрал ноги к потолку. Но по всему чувствуешь, что конфликт исчерпан, еще немного и он слезет с дивана, сядет рядом. Семейная жизнь уцелела!
Я, конечно, понял и пересказал сюжет по-своему. Но добрая улыбка художника, струящаяся из небольшого картона, мне видится по-прежнему.
А потом у меня случился юбилей, и мой добрый приятель спросил: чего подарить-то? Картину Наташи Таберт — ответил я. Уже не желтое с коричневым, а много-много сверкающей синевы, какие-то города и дома, летящие в пространстве, и спящая девочка, которая видит космические сны. Видимо, автор знает, что такое женское счастье. Вот я и спросил известного тюменского художника Наталью Таберт: что такое женское счастье?
(Дальше магнитофонная пленка).
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
— Ой, господи!.. Без подготовки!..
— «Ой!» — это хорошо. А если, как в школе, полным ответом: счастье — это.
— Значит, составляющие такие -счастливые дети, здоровые. Чтобы рядом был любимый мужчина. Любовь, конечно!
— А вы помните, как в первый раз влюбились?
— В детском саду. Там был мальчик Димка, он только мне разрешал смотреть дырку в его голове — его другой мальчишка толкнул на батарею. Только я могла разбинтовать и посмотреть. Такой беленький, голубоглазенький — вот и все мои воспоминания. А еще в садике мы играли в пиратский корабль. Я была кошкой — других женских ролей не предполагалось. Я бегала и мяукала.
О «ЖЕНСКОЙ ЖИВОПИСИ» И ЖИВОПИСИ ВООБЩЕ
— Есть масса живописных ужасов. Гойя, Босх. Пытки, издевательства, кошмары. А как выразить счастье на живописном полотне?
— То, что вы перечислили, это мужские категории. Мужчина приходит в мир, чтобы это делать и показывать. А любовь и материнство — главные темы женские. Конечно, через цвет.
— Разве бывает женский цвет и мужской?
— Женский мягче, легче, тоньше.
— А колорит какой — синий женщинам, черный мужчинам?
— Я не делю цвета. Более нежный — женский, более брутальный — мужской. Хотя и мужчина может в бледно-розовых или нежно-зеленых написать.
— Но крупными мазками, мастихином?
— Я тоже люблю мастихин. Я все люблю, чем можно рисовать. И мастихин, и тоненькую кисточку, и росписи огромные. Все.
— Любите ли вы рисовать вообще?
— Вот недавно я была умотанная вусмерть, просто сидела и смотрела на кисточку. И поймала себя на мысли, что обожаю эту кисточку. И готова все оставить и взять ее в руки. В этом я — счастливый человек. Сейчас еще одну историю расскажу. Я в детстве серьезно болела, ко мне вызвали скорую. И вот скорая уже стоит у дома, а я говорю: подождите, я дорисовываю, как Гагарин в космосе летает, мне надо закончить. И всегда так было.
— Бывает, когда не хочется рисовать? Что это такое — рисование: состояние, лекарство? Или чувство, или попытка вылить раздражение на бумагу, на картон?
— Нет. Если раздражение, я не подхожу к краскам. Просто плачу — по-женски в подушку, или громко в ванной. Я не рисую в таком состоянии. Это… как в таком состоянии нельзя близко подходить к чему-то святому. Да и не получается ничего.
— Вы любите смотреть на картины других художников?
— Обожаю.
— Зачем?
— Вы спрашиваете мужские вопросы. А женщины не анализируют. Все на уровне — чувствую — не чувствую, нравится — не нравится. Выставка: иду-иду — вот эта цепляет — не цепляет. Хотя сама работа ни о чем.
— А что бы на моем месте спросила женщина?
— Она бы спросила: что я хочу почувствовать?
— То есть вы идете «за чувством»?
— Да. Темы, в общем-то, мало различаются, можно пальчики загибать. Но о каждой мы говорим по-разному. Через картину я понимаю проявление божественной воли. Ну, есть у меня такая градация: Бог, потом мужчина, потом женщина.
— ?
— Может, я как-то неправильно сформулировала? Это не значит, что женщина хуже мужчины. Это значит, что мужчина как бы выполняет волю Бога и оберегает женщину. Вот.
— В Тюмени много рисующих женщин. Художницы. Те, что хотят быть художницами. Это случайно?
— Не знаю.
— Не от климата же? Суровый край, край механизмов и машин. И вдруг — женщины с их изящным письмом.
— Было здесь такое время нефти и железа. Сейчас оно отпустило. Стало можно рисовать чувства. Значит, разрешили.
— Не знаю и я, ведь для меня есть лирика в расплавленном металле. И колодец с вьюнком, что нарисовала Аля Юрчак, тоже задевает. Можно ли написать железо акварелью?
(На пленке — смех)
— Все из взаимопроникновения противоположностей. Людей притягивает именно противоположное. Надо тонко это соединять.
ЛЮБОВЬ И НЮ
— Есть то, что вы еще не нарисовали?
— Сейчас как раз готовится выставка, которая будет называться «Только любовь». До этого мужчины не присутствовали в моих работах. Только в голове держались. А на картинах — мама, ребенок, семья. Сейчас новый пласт. Поняла что-то в мироустройстве, появилось взрослое отношение.
— Тогда о взрослом. О том, что называется обнаженной натурой. У художников в этом плане, кажется, не бывает комплексов. Наоборот — стремление передать красоту человеческого тела. А в обществе мы видим, скажем мягче, ханжество. Каково ваше отношение к этой теме?
— Ой, сейчас время такое. Лет пятнадцать назад я, может быть, отнеслась бы по-другому. Пятнадцать лет назад, не имея детей, я бы сказала: да, это имеет право на существование. Сейчас я скажу: ЭТО должно быть в музеях. Потому что такой массовый идет террор со всех сторон — террор чернухи и порнухи. Тут я сразу такая серьезная стала. Ребенок увидит это в газете и скажет: а почему ты мне запрещаешь смотреть? Ребенок еще не умеет анализировать. Поэтому я была бы против. Наверное.
— Наверное?
— Я понимаю: искусство, да, должно быть. И ничего против обнаженной натуры в живописи не имею. И на фотографии. Но я сейчас говорю с позиции матери…
— Родители вам запрещали?
— А тогда не было такой атаки. Мир переменился. Очень большой поток информации, которая не фильтруется ничем и никем, а детский мозг сам не может фильтровать и понять, почему мама запрещает смотреть на то, что показывают днем? Здесь у меня материнская позиция.
СНЫ НАТАЛЬИ ТАБЕРТ
— Вернемся к живописи. Что вам снится? Картины?
— Нет, картины мне не снятся.
— Или, вы хотите рисовать, а у вас кисти сухие или красок нет.
— Я сплю как мама, а не как художник. Идет взросление в живописи, попадание во взрослую жизнь, поэтому сны тревожные. Картины не снятся, картины приходят по-другому. Например, происходят какие-то женские, любовные переживания и сразу, как кадр какой-то — если не успела вовремя зацепить, закрепить. Конечно, если это очень что-то серьезное, сильное, качественное, оно все-таки всплывает позже, и в графике я успею. С картинами так бывает.
— Значит, сами они не приходят, не стучатся в дверь?
— Все прозаичнее: копится, копится материал, откладывается в голове, в душе, на бумажке. А делать некогда, потому что надо деньги зарабатывать, детей растить… Потом происходит лето, случается выезд на дачу, и там уже все идет просто.
— Одна из первых ваших работ — «Поссорились»…
— Две девчонки сидят спиной друг к другу. У меня такой способ разряжать ситуацию — нельзя долго находиться в состоянии конфликта, надо мириться. Там же, в рисунке — на стене висит картина, где девчонки обнимаются.
— Как вы называете этот жанр?
— Даже не знаю. Началось, когда я забеременела. Поняла, что надо украшать комнату. А мне мой папа, когда я родилась, повесил в комнате копии книжных иллюстраций, сам копировал. Но я же художник. И стали сами рождаться рисунки — для детей, для украшения детских комнат. Потом обнаружилась прослоечка — про дружбу, про любовь…
— Сначала вы рисовали для детей, потом — детей. Кем станут ваши девочки?
— Лиза, старшая, как только смогла держать карандаш, стала рисовать круги на стенах. Я ее в художку не стала отдавать — пусть будет то, к чему придет сама. Мы смотрели фильмы «Нэшнл джио-график» и впитывали это все. Много было натуры. Если нужно, я объясняла, но техники никакой не давала. И у нее своя какая-то манера самобытная. А потом она пошла в керамику, где я ничего не умела. Лиза очень успешно занималась. Ну, а теперь — бунтарский возраст. Но рисует она все равно, не бросила. Хочет быть писателем, иллюстратором и психологом — как это соединить? А младшая Вера очень хорошо рисует, но говорит: вас уже двое и — оставьте меня в покое. Что она выберет? Сейчас хочет завести ветеринарную клинику и лечить бродячих собак.
— Последний вопрос: как бы вы нарисовали картину счастья?
— Мой любимый мужчина, мои девочки и еще один детеныш, наш общий, дом с садом, с мастерскими. Мы — в серединке, за нами дерево, за домом… море. С одной стороны солнце, с другой — дождь. Корова, лошадь, много кошек и собака.
— Мир, наполненный жизнью и счастьем?
— Я — художник, мне легче нарисовать, чем сказать. Когда внутри есть это ощущение, благостная обстановка — все расцветет.
***
фото: Наталья Таберт;Рисунок Н. Таберт «С любовью и радостью».