Экзамен, который мы сдали
Фестиваль Дениса Мацуева. Третий и последний день. Мацуев и Тюменский государственный симфонический оркестр экзаменуют тюменского же зрителя. А в экзаменационном билете не очень легкий вопрос — Концерт Сергея Прокофьева для фортепиано с оркестром N 2 соль минор. Тот самый, который при первом же его исполнении в Петербурге рафинированная столичная публика и столичная же пресса приняли едва ли не в штыки. По общим оценкам, хотя и столетней давности, первое исполнение провалилось.
В Тюмени событие, определенное нами как экзамен, имело место во втором отделении, которое резко отличалось от более привычной программы первого.
… Первое впечатление — непривычная, нечеловеческая музыка. Какая-то буря в мыслях и чувствах. Так осыпается скала, гремя и громя, все погребая под собой. И в оглушенном мозгу невольно вспыхивают и тут же гаснут обрывки фраз из старых публикаций о «формалистических вывертах», о «сумбуре вместо музыки»… А буря продолжается, стихая на какие-то мгновенья, а потом продолжает бушевать с новой силой. Олицетворением этой бури, этого камнепада был Денис Мацуев, нависающий над клавиатурой рояля и мечущий в зал громы и молнии. Волны этого цунами, этого извержения прокатываются по оркестру и затихают, дробясь, где-то в задних рядах, а за первой волной идет другая, за ней — третья, потом еще и еще.
Однако ошеломленный тюменский зритель, прошедший школу Михаила Бирмана, который уже второе десятилетие испытывает наш слух и наши чувства, этот зритель оказался на высоте.
Когда прозвучал последний аккорд, когда с облегчением стих оркестр, то уже из зала на сцену покатилась волна восторга, такого же неистового, как только что отзвучавшая музыка. Зал вопил и аплодировал стоя. И это были не те, нередко звучащие в концертах аплодисменты, которыми зритель как бы говорит артисту: вернись, сыграй еще! Это были аплодисменты признательности и благодарности.
… Прокофьев закончил работу над Вторым концертом в 1913 году. (Он прожил еще сорок лет и умер в один день со Сталиным -5 марта 1953 года. По этой причине, как считают многие, его смерть прошла незамеченной в стране). А тогда, в 1913-м, композитор Николай Мясковский, друг Сергея Сергеевича, писал ему: «. когда я вчера ночью читал ваш концерт (уже лежа), я все время бесновался от восторга, вскакивал, кричал и, вероятно, если бы имел соседей, сочтен был бы за сумасшедшего. Вы просто ангел!»
Второй концерт трагичен. Траурная нота то усиливается, то ослабевает, но не исчезает совсем. Он посвящен памяти Максимилиана Шмидтгофа, с которым Сергей Прокофьев учился в Петербургской консерватории и был очень дружен. Максимилиан покончил с собой в апреле 1912 года, написав Прокофьеву прощальное письмо.
Историки музыки отмечают, что Второй концерт до такой степени не похож на все, к чему привыкла санкт-петербуржская публика, что первое исполнение, по сути, провалилось. Газеты того времени пестрели репликами: «дикий темперамент концерта», «композитор нас высмеивает», «кошки на крыше поют лучше». Деликатный и огорченный Мясковский, который тоже был на этой премьере, оценивает поведение публики более интеллигентно: «… она вела себя не вполне пристойно.»
Второй концерт стал самым любимым произведением Прокофьева, который часто исполнял его. Любил этот концерт и великий Святослав Рихтер, хотя, как оговариваются биографы, «никогда не играл его в своих концертах».
… Одно из первых публичных выступлений Тюменского симфонического оркестра показывает нам, до каких высот мы еще должны расти как зрители.
***
фото: Денис Мацуев и Тюменский симфонический оркестр.