Лишь бы досыта наработаться
В музее «Городская Дума» живет история о том, как однажды в 1984 году на пороге появился незнакомый мужчина и сходу предложил директору Татьяне Исламовой: «Я отремонтирую ваши башенные часы!»
Часы к тому моменту стояли полвека. Мастер перебрал их до последнего винтика, исправил ошибки кустарей-предшественников, часть деталей выточил сам. Спустя два года, на четырехсотый День рождения Тюмени, часы пошли.
До сих пор в механизме не пришлось ничего исправлять, нужен лишь регулярный уход, говорят в музее. Бывает, наведывается сам мастер — Павел Петрович Ларионов, 1927 года рождения, уроженец поселка Чугунаево Велижанского (Нижнетавдинского) района. Его здесь помнят и любят. Но многие ли знают о жизни Павла Петровича до эпизода с часами?
… Он рассказывает, и становится понятно: все закономерно, эти часы мог отремонтировать только он.
— Мы с Кировской области. Дедушка ездил по России, строил водяные мельницы. Видимо, прилично заработал и остановился в Чугунаево, место ему понравилось. Была кузница, лошадь, пчелы. Отцу уже под тридцать, когда приехали, тут они с мамой познакомились, поженились. В 1914 году родилась старшая сестра Васса, а отец ушел на войну. Вернулся, и стали появляться мы — три парня, еще две девчонки. Их никого нет уже, я один остался.
В 30-х советская власть пришла к нам домой. Отца вызывают в район, старший брат запрёг двуколку, а я отца так любил — не отстал. Приехали в Велижаны, он ушел, нет и нет — уже темно. Выходит милиционер: отец остается, поезжайте домой. Мало ли что, откуда мы знаем… Уже на пенсии, когда я в музее работал, увидел «Книгу расстрелянных» и нашел в ней отца. Там же еще четверо с нашей деревни: четырех деловых мужиков забрали. Был передовой колхоз, а потом — как корова на льду.
Из дома выселили: жили в бане. В нашем доме — молоканщик, а в доме брата сделали молоканку. Работы не давали. Старший брат ушел на мельницу в соседнее село, средний потом пастухом стал, мы с сестрами по миру ходили. Но благодаря молоканщику Мухину выжили. Он что делал? Когда из ушатов сливки сливал, на стенках оставалась густая сметана. Даст нам по ушату, говорит, мол, только спрячьтесь, и мы с Толей в огород: руками сгребали, вылизывали эти ушаты — так, что и хозяйка не сможет. Спасал нас. Огород весь засадил и удивлялся, что ничего не трогали. Мама строго-настрого наказала: нас и так опозорили, не вздумайте брать!
А через полтора года нам отдают все… Мы в дом заехали, дом пустой. Старшая сестра вернулась из Ханты-Мансийска с мужем, разрешили работать, стала телятницей. Так ухаживала за телятами, все триста голов сохранила: наградили коровой. Как-то мама утром пошла доить, а корова пропащая. Отравили ее.
Еще сдать надо было шерсть, молоко, яйца. А ничего нет. Коммунист Пестов предложил: я вам быка, а вы мне свой дом. Маме деваться некуда, переехали, плакали: дом мало-маленький, крыши нет. Вот тут нас война и застала.
ВОЙНА
Старшего брата Ивана сразу забрали, Толю — в 42-м, меня — в 44-м. Жить стало невозможно, колоски собирать нельзя, по миру ходить — у людей самих ничего нет. Васса уехала работать в Карагандинский. Я тоже приезжал к ней туда, в школу ходил. Но так как зимой носить было нечего, четвертый класс так и не закончил.
В 1942-м колхоз отправил меня в Тюмень — учиться на тракториста в школе ДОСААФа. Иду как-то в общежитие на улице Володарской, навстречу мне дяденька: ты брат Анатолия Ларионова? Да. Толя перед тем, как на войну уйти, сказал заведующему мельницей, мол, бери моего брата, он парень толковый. «Давай ко мне работать!» — говорит Михаил Иванович. Посадят же? «Не посадят, об этом не беспокойся: ответственная работа — на всю область молоть муку». А у меня выбор разве был?
Поставил меня старшим кочегаром. Зиму перезимовали, летом встали на ремонт. Я в двигателях понимал немного, почистил золотник. Устанавливать — смотрю, там «окна» неодинаковые. Я их выровнял. Выхлоп раньше был хромой: чах-чах, чах-чах. А стал: так-так-так-так. Вот молодец! — говорит Михаил Иванович. На месяц пуд буса давали — это осадки муки, там и пыль может быть, и все вместе. Эту муку маме относил. После случая с двигателем сделали меня машинистом паровых машин, я уже величиной стал!
Потом с Велижан приезжает Корсуков, механик электростанции. И то ли Михаил Иванович поделился с ним обо мне. Но через некоторое время приходит мне повестка из военкомата. Мама плачет, сестра плачет: что такое, два брата ушли, а тут и пацана забирают. Васса меня проводила до самых Велижан; показываю повестку. Говорят: вот квартал, там поворачивай, за мостиком будет электростанция — тебе туда. Встречает меня начальник, фронтовик Георгий Иванович Обросов.
«Мы тебя вызвали, а сами в тюрьму собираемся, — говорит Георгий Иванович. — На 7 ноября гуляли, воду не спустили и блок двигателя разморозили. Встала районная станция». Ну, я посмотрел. Давайте, говорю, помощника: картер снимем, если внутри рубашка не лопнула, то двигатель вычиним. Тяжеленный этот картер, чугунный, кое-как его сняли с пареньком. Рубашка — целая. «Ну, Георгий Иванович, все нормально, -говорю, — только помогите нам картер обратно поставить.» В общем, сделали: посадил я заплату, запустили электростанцию.
С питанием, правда, хуже стало. 500 граммов хлеба давали, пока на работу иду, весь его съем. Был киоск — торговали суфле, молоком. Пока при деньгах, покупал. Хозяйка видит, что у меня котелки: один побольше, в нем — меньшего диаметра. Спрашивает, где взял? Сам сделал. А можешь ванну ребенку слатать? Почему нет, если жесть есть. Ванну ей сделал, с тех пор прихожу: только подаю котелок, а она мне туда сливок. Была заведующая пекарней Нюра Гусева, ей ванночку сделал. Подкармливала: с утра на пекарню — там дырка в заборе — она мне булку. Тогда я зажил по-другому. Начал и ведра делать, котелки. Маме стал помогать кое-что. Велосипед отремонтировал и в Чугунаево чуть ли не каждый день ездил.
А в 1944 году попал в Омск, в 104-й запасной стрелковый полк. Радиотелеграфистом в отдельную артбатарею. В то время радио было — вообще непонятное дело. Помню, когда с мамой по поводу отца в Велижаны ездили, встану возле радиоузла и стою: очень интересно. Однажды мужчина завел меня внутрь, дал лампочек всяких, индуктор телефонный. Ох, я радешенек был! Вот и в армии на радиотелеграфиста стал учиться.
Только приняли присягу, понадобился жестянщик. Старшина увидел мою работу, кричит: ты где такому научился?! В утробе еще, -отвечаю. На следующий же день перевели меня в артмастера. Десять человек нас в мастерской: ружмастер, пульмастер, оптико-мастер. У меня пушки. Правда, через пару месяцев полк наш отправили на восток. Мы орудия сдали и — в школу сержантов в Омск, в «Черемушки». Зиму проучились и поехали в летний лагерь в Новосибирск. Там опять меня заметили, отправили на Чукотку. Это уже 1945 год.
ПО РАЙОНАМ
Старший брат Иван пропал без вести. Анатолий в 1943 году пришел после ранения: работать практически не мог, умер в конце 50-х. Я демобилизовался в 1951 году. Торопился домой, внезапно хотел появиться. Захожу, мать стоит спиной. «Мама», — говорю. Она обернулась и падать. Подхватил ее. Шутка ли, семь лет дома не был.
Месяц погулял. Назначили мастером производственного обучения в училище при судостроительном заводе, прихожу туда: «Не хватало нам еще врагов народа!» Ушел к директору радиотрансляционных сетей Евгению Ивановичу. Уже не стал про отца ничего указывать и поступил на работу.
Клич дали: голос Москвы в каждый дом! Три года строил радиоузлы. Тогда-то и поездил по области, посмотрел, как нищенски люди живут… Ужас! Два района, где более-менее сыто — Новозаимский (Заводоуковский) и Исетский. А остальные. В Омутинке познакомился с девушкой, пригласила к себе. Чай пить — а лепешки с травой, горькие. Елкидвадцать, думаю, ой-ой-ой.
Жену встретил в Упоровском районе, в деревне Слободчики. Прихожу в сельсовет командировку отметить, а как раз в тот день Сталин умер, две девчонки его портрет оформляют. Я посмотрел на нее, думаю: вот-вот, это все. И захомутал: 61 год живем с Марией Михайловной.
Брался за любую работу, квартиру зарабатывал. На судоремонтном заводе укладывал коленвалы, токарем был, телефонную станцию налаживал. Ну, потом отучился в Свердловском электротехникуме связи, с 1964 и до 1982 года работал радиоинженером на телевидении. Вышел на пенсию. Год просидел, что тут делать? Я привык работать — лишь бы досыта наработаться. Потому и пришел в музей: часы эти — я еще на тракториста учился, видел, что они стоят. Ну, и пришел, и отремонтировал.
Уже в музей к Павлу Петровичу наведывался его бывший начальник из РТС Евгений Косицын. Однажды Ларионов признался: дескать, утаил я от вас, Евгений Иванович, я ведь сыном врага народа считался. На что Косицын ему ответил: я тоже.
***
фото: Павел Петрович в 2004 году у музея;Отец Петр Иванович;Мать Елена Николаевна.