Кусочек сахара на всех сирот
Валентина Александровна Голикова говорит, что не знает другой профессии, кроме геологии. Всю жизнь она посвятила этому нелегкому даже для мужчин делу. Работала в геологоразведочных экспедициях в Югре и на Ямале, в «Главтюменьгеологии», позже преподавала в вузе. Но никакие трудности не лишали ее присутствия духа. Поколение, пережившее страшную войну, уверено, что хуже ничего быть не может.
— Война сделала меня сиротой: отец ушел на фронт, а мама почти сразу после этого, в 1941 году, умерла. Мне тогда едва исполнилось четыре с половиной года. Старшую сестру, которая уже могла работать (ей было 11), забрала к себе тетка и устроила рассыльной в какую-то организацию. Меня отдали в детский дом. Тогда многих ребятишек постигла подобная участь. Детские дома росли, как грибы, под них отдавались любые свободные здания.
Нас не бомбили. Баку и Грозный — нефтяные города, они хорошо охранялись, и фашистов туда не пустили.
Самое сильное воспоминание о военном времени — не проходящее чувство голода. И умирая, буду помнить, как помогали нам выжить в детдоме наши воспитатели — азербайджанские женщины. Тогда не делили детей по национальностям, они обо всех одинаково заботились. Помню нашу спальню — длинные ряды деревянных кроваток с брезентом вместо сеток. Когда кому-то из воспитателей удавалось раздобыть или приберечь с обеда кусочек сахара, она перед сном подходила к каждому, гладила нас по головкам и давала лизнуть этот кусочек. К последним кроваткам сахара уже не оставалось, и мы облизывали ее пальцы.
Нас учили танцевать. В Баку эвакуировали несколько балетных школ. Дети жили с нами в интернатах, а преподаватели учили нас танцам. У меня хорошо получалось. В четыре года кости только формируются, так что до сих пор осталась та, балетная, постановка ступни. Единственное, что мешало занятиям, — недоедание. Иногда мы падали в обморок прямо на репетициях. Начинаешь кружиться, и все — в голове поплыло.
Голодно было и после войны. Вплоть до 1947 года. В это время вернулся мой папа. Он еще несколько лет после Победы проработал на закрытом военном заводе, а когда уволился, разыскал нас с сестрой, и мы стали жить вместе. Работая на заводе, он познакомился с очень хорошей женщиной — грузинкой по национальности, ставшей нам с сестрой второй мамой. Ее первый муж погиб на фронте. К нам она относилась как к родным детям.
В том же году я пошла в школу, мне было уже десять лет. Раньше просто не в чем было, а о портфеле, учебниках или тетрадях и речи не шло. Училась я хорошо. Жадная была до знаний, любила читать. После семилетки поступила в нефтяной техникум. Чтобы учиться в старших классах, надо было заплатить около 200 рублей — это очень большие деньги, их в нашей семье не было. Высшее образование я получила позже, когда работала на севере.
Еще в 1947-м отменили продуктовые карточки. Помню, как папа сказал тогда: ну все, теперь с голоду не умрем. Действительно, в магазинах начали появляться продукты. Но голод меня мучил еще очень долго.
В Тюмень я приехала в 1961 году по комсомольской путевке и поразилась, сколько здесь было продуктов на прилавках магазинов. Я тогда весила 40 кг вместе с одеждой. Эрвье, принимавший меня на работу, покачал головой:
— Какой тебе север? Тебя же там ветром унесет.
И направил поближе — в Шаимскую геологоразведочную экспедицию. Первым моим местом работы стало Трехозерное месторождение. Мы неделями и месяцами жили в тайге, ели в основном макароны с тушенкой, и я все не могла наесться. Разбудили бы меня среди ночи и спросили: хочешь есть? Я бы сказала: хочу! В результате за несколько лет сильно поправилась. До сих пор макароны терпеть не могу. Позже жизнь вошла в колею, я тоже пришла в норму.
Когда работала в Сургуте, ко мне в гости приезжала мама. Недолго, правда, погостила, не могла спать в белые ночи и удивлялась: как вы засыпаете, ведь на улице светло как днем? Да еще комары донимали и мошки. А нам, молодым, все было нипочем. Жили и работали с азартом!
В геологии тогда много было прекрасных людей! Умные, честные, преданные своему делу. О каждом можно книгу написать, да о многих из них и написано уже не по одной.
Мой земляк Фарман Курбанович Салманов с первых дней знакомства отнесся ко мне как к родной сестре, очень оберегал. И когда выходила замуж, сказал будущему мужу: смотри, не дай бог ее обидишь. Он вообще к людям хорошо относился. И специалистом был прекрасным. Карты читал, как газету, — запоминал каждую точку.
Много лет я работала в Горноправдинске, который в то время называли «салмановской вотчиной». Это был образцово-показательный поселок. Там тогда активно развивали подсобное хозяйство. В теплицах круглый год выращивали огурцы и помидоры, была и своя свиноферма. Там же поставили первую телевизионную вышку и создали первый в Югре телецентр. Даже в Ханты-Мансийске еще не было телевизоров, а мы уже смотрели.
Старшим геологом геологоразведочной экспедиции у нас работал Антон Иосифович Баран. Это ходячая энциклопедия! У него было среднее техническое образование, но к нему все обращались за советом и помощью. Даже люди, окончившие институты и с большим опытом работы. Вообще, хочу сказать, что образование в то время было очень хорошее. И в техникумах учили не хуже, чем в вузах.
В 1981 году меня перевели в Тюмень. Я проработала в главке в отделе испытаний до 1992 года. Примерно в это время Иван Иванович Нестеров, с которым мы знакомы еще по работе на севере, предложил мне преподавать геологию в нефтегазовом университете… Вот 15 июня защитились мои дипломники. Последние уже. Решила, что пора на пенсию. И, знаете, впервые в 77 лет поняла, что отдыхать, оказывается, тоже неплохо!
Дома я сидеть не люблю, навещаю своих знакомых-ветеранов геологии. В душе мы остались прежними — детьми войны, как нас сейчас называют. Моя дочь говорит иногда: «Мама, ну что ты за человек? Не украсть, не покараулить!» Я отвечаю: «Нас так воспитали». А с нынешними взглядами на жизнь, не знаю, удалось бы вынести то, что выпало на нашу долю?
***
фото: Поселок Горноправдинск;Дети геологов и нефтяников;Молодые геологи, Валентина Голикова — крайняя справа.