Везло и на суше, и но море
Щамову Василию Николаевичу в феврале этого года исполнилось 89 лет. Родился он в Костромской области, детство и школьные годы провел в городе Юрьевец Ивановской области и уже четыре десятка лет живет в Тюмени. Судьба его сложилась так, что в начале войны он был еще подростком, а в конце ее — воевал наравне со своими старшими товарищами. Поэтому о той поре есть у него и детские воспоминания, и вполне взрослый военный опыт.
Рассказывает Василий Николаевич:
— В 1941 году мне было 15 лет, заканчивал седьмой класс, в троечниках не ходил, был крепким «ударником». Но больше всего мне нравился спорт и военное дело. Нас учили стрелять, нести караулы, знать уставы, сдавать нормативы ГТО. Ребята мы были крепкие — выросли на Волге, все время проводили на воде, на воздухе, в каждой семье была лодка. Самые сильные даже Волгу переплывали — возле нашего города она была не такая широкая. Еще я занимался боксом, защищал честь школы на лыжных гонках, отлично стрелял. Так что мы с друзьями ходили просто увешанные спортивными значками.
Когда перешли в восьмой класс, к нам в школу пришли агитаторы и рассказали про кавалерийский отряд. И я туда записался. За каждым из нас закрепили выездную лошадь. Мы за ними ухаживали, чистили и даже принимали участие в городских праздниках. В 1942 году они еще проводились, несмотря на войну. Но самая главная задача нашего конного отряда — борьба с лазутчиками и дезертирами. Хотя не помню, чтобы мы хоть раз кого-то поймали.
Вообще у нас, мальчишек, было вначале совсем несерьезное отношение к войне. Даже проводы на фронт нам больше напоминали праздник, чем драму или трагедию. И нам хотелось поскорее принять в нем участие. Все мы мечтали об одном — поскорее бы на фронт. В 1943 году меня и двух моих одноклассников вызвали, наконец, в военкомат. Всех побрили налысо, и мы со дня на день ждали призыва. Моих друзей мобилизовали почти сразу, а меня нет. Помню, что со слезами на глазах говорил отцу: «Ну, как же так? Почему меня не берут?» Он пошел в военкомат и узнал, что меня приписали на Балтийский флот, но отправка задерживается. Блокаду Ленинграда тогда еще только-только прорвали, и обстановка на фронте оставалась сложной.
В конце концов, состав с такими же, как я, новобранцами отправился в Ленинград через Волховстрой. В составе нашего поезда были платформы с зенитками. Двигались только в темное время суток, днем маскировались в лесных массивах.
В Ленинград мы прибыли глубокой ночью. Долго шли пешком до места назначения. Там прошли санобработку и дополнительную медкомиссию. Меня распределили в плавсостав и отправили учиться на радиста в Кронштадт. Туда нас переправили в трюме баржи под прикрытием дымовой завесы.
Учиться было тяжело. К концу дня голова просто пухла от морзянки. Да и питание сил не восстанавливало — давали, в основном, кашу на воде. Случались и обстрелы, снаряды попадали в учебные классы, несколько человек погибло.
В июне 1944 года меня вызвали к начальству и сказали, что переводят на дальнейшую службу в бригаду торпедных катеров. Там же в Кронштадте стоял на ремонте торпедный катер, радист погиб, и меня послали ему на замену.
Наш катер был с деревянным корпусом, имел рубку и три мощных двигателя (подобные катера в те годы делал и Тюменский судостроительный завод). На вооружении было две торпеды, два крупнокалиберных пулемета ДШК и автоматическая пушка. Наше судно стало головным в отряде из шести катеров.
Передо мной поставили задачу: обеспечивать связь с другими катерами, берегом и истребителями прикрытия при выходе в море. Такая схема стала применяться после того, как несколько катеров, вышедших без прикрытия, расстреляли немецкие самолеты. С командиром корабля я напрямую связывался по рации, связь с берегом держал зашифрованной азбукой Морзе, а с другими катерами отряда переговаривался позывным. У нашего был позывной «Малиновый 17».
В отличие от учебки, тут нас кормили хорошо. Норма питания на флоте считалась самой высокой. За каждый выход в море более чем на два часа выдавали дополнительный ходовой паек: шоколад, мясные консервы, табак и спирт.
Я был самый молодой в команде. Ни табака, ни водки еще ни разу не пробовал. Поэтому курево отдавал товарищам, от спирта тоже отказывался. А они возмещали мне шоколадом. Вначале этому радовался, но потом сладкое приелось. Я закурил. Правда, после демобилизации бросил.
Но случалось, что иногда мы вообще оставались без довольствия — когда оказывались в отрыве от своей службы обеспечения. Тогда по несколько дней приходилось питаться только воблой и сухим печеньем. Но моряки шутили, что при качке — нет пищи лучше.
В этот период шла борьба за полное очищение Финского залива от немецкого присутствия. На морском театре военных действий главная роль отводилась катерному флоту. Мы высаживали десант на финские берега, боролись с подводными лодками противника. Однажды в наших водах обнаружили немецкую субмарину. Всем, находившимся в ее зоне катерам, отдали приказ бомбить глубины ее предполагаемого местонахождения. Мы поняли, что достали ее, когда на поверхность в скафандрах всплыло несколько человек, как потом оказалось — командир и четыре члена экипажа. Всех взяли в плен. Так я впервые вблизи увидел немецких моряков. И удивился: ничего особенного они собой не представляли.
Позднее за те бои меня наградили медалью «За оборону Ленинграда».
А фронт двигался на запад. Мы шли из порта в порт, чаще всего с десантом. Особенно тяжелые бои были у островов Даго и Эзель вблизи Таллина. С берега велась плотная орудийная и пулеметная стрельба. К пирсам было не подойти. Приходилось прыгать в воду. А какая там глубина — не знали. Страшно! Но командир скомандовал: «В воду!» И мы, скинув шинели, чтоб в них не запутаться, прыгнули. И медленно продвигались вперед, несмотря на встречный огонь, который косил людей, как траву. Много было убитых и раненых. А потом — награжденных. Я получил медаль адмирала Нахимова.
Когда началась битва за Кенигсберг, наш отряд направили на поддержку сухопутных сил со стороны моря. Бои шли ожесточенные. Мы потеряли своего командира, но ком ан да осталась цела.
В мае 1945-го отряд перебросили под Клайпеду, где все еще сопротивлялась либавская группировка немцев. Десантники на катерах были готовы к высадке. Но вдруг мы заметили летящий на малой высоте немецкий самолет. И тут же получили странную, как тогда показалось, команду: «Не стрелять!» Оказалось, это летели парламентеры. А позже нам объявили о капитуляции Германии. Что тут началось! С катеров стреляли пушки и пулеметы, солдаты палили из оружия. Пролетающие самолеты выпускали боезапас в пучину моря. Стреляли так, что заводская труба в порту стала похожа на решето.
По окончании войны наш отряд перевели на постоянное место базирования в военно-морскую базу Балтийск, охраняющую вход в Калининград (тогда — Кенигсберг). Оттуда в 1946 году нас отправляли в спецкомандировки для приема трофейных немецких кораблей. В одной из таких командировок мне пришлось осваивать радиооборудование немецкого военного танкера, на котором я прослужил несколько лет.
В 1950 году по кораблям пошла агитация о поступлении в вечерние школы. Решил окончить школу и я, ведь на фронт ушел, не доучившись. Вначале в нашем классе было около 40 учеников, но потом осталось только 13. «Вечерку» закончил с отличием, за что получил от командира корабля благодарность и десять суток внеочередного отпуска. Решил съездить в Ленинград, где жил мой брат, и неожиданно для себя подал документы в Ленинградскую лесотехническую академию. Наверно, заговорили гены, захотел пойти по стопам отца, который работал лесником.
… В начале 70-х годов судьба привела меня в Тюмень, устроился на работу в Тюменский лесоперевалочный комбинат «Тура» начальником конструкторского отдела. Потом из небольшого перевалочного комбината предприятие выросло в мощное производственно-лесозаготовительное деревообрабатывающее объединение. Потом я принимал участие в сооружении домостроительного комбината.
… Оглядываясь назад, могу сказать, что трудностей в жизни было много, но плохого я не помню. Может, и не было его. А может, мне просто везло — на людей, на события. Повезло, что выжил, что встретил свою любовь, что сейчас не одинок, что есть у меня верная подруга, дети, внуки, правнуки. Так что мой корабль еще на плаву.
***
фото: Василий Щамов сегодня;Во время службы на флоте.