С правом на надежду
Уважаемого в городе человека, советника при ректорате академии культуры, искусств и социальных технологий, профессора Михаила Анатольевича Капеко знают отбывающие наказание в исправительных колониях юга Тюменской области.
Лет двенадцать назад — до того, как пришел в комиссию по вопросам помилования при губернаторе, — он и сам такого представить не мог. Говорит, что раньше о тюрьме вообще никакого представления не имел. Разве что в советские времена один единственный раз побывал в колонии в Тобольске, читал осужденным лекцию о международном положении.
— Слушали, вроде, внимательно, — рассказывает Михаил Анатольевич. — Потом руки стали тянуть. Ну, думаю, по теме сейчас что-нибудь спросят, а они: «Гражданин лектор, там на воле ничего про амнистию не слышно? А то нам сидеть уже надоело!»
После лекции начальник колонии повел Капеко на экскурсию. Возле одной из камер остановился, сказал, что в ней сидят приговоренные к высшей мере наказания — смертники.
— А там, за дверью, смеются… Представляете?! На меня это произвело неизгладимое впечатление: люди даже в таком, казалось бы, безвыходном положении тянутся к жизни.
Сейчас Уголовный кодекс РФ не предусматривает высшей меры наказания, поэтому люди, находящиеся в местах лишения свободы, тянутся не просто к жизни, а к жизни на воле. Один из шансов, которые они используют на пути к заветной цели, — это ходатайство в комиссию по вопросам помилования. С апреля 2002 года комиссия рассмотрела 1118 обращений, рекомендовала к помилованию 159 осужденных, из которых президентом реально помилованы двадцать два.
— Загвоздка в том, что если мы, на местах, имеем возможность лично встретиться с тем осужденным, который просит смягчить ему наказание, — пообщаться, понять, что он из себя представляет и действительно ли готов к выходу на свободу, — то до администрации президента доходят только безликие списки, — говорит Михаил Анатольевич. — Как по этим спискам понять, кто действительно заслуживает помилования? Конечно, количество рекомендаций о помиловании, поступающих из всех регионов страны к президенту, — велико. Но я все равно придерживаюсь того мнения, что и там — наверху — необходимо разбирать каждый случай индивидуально. Потому что за каждым — судьба человека, а то и всей его семьи.
— Вы сами часто голосуете за помилование?
— В комиссии обо мне мнение — как о либерале. Порой с коллегами у нас завязываются жаркие и долгие споры. Кто-то настаивает: «Пусть сидит!» А я считаю, что у человека должно быть право на надежду. Может быть, президент и не одобрит его кандидатуру, но осужденный будет знать, что мы его рекомендовали к помилованию. Так что я лучше лишний раз проголосую «за», чем «против». А вообще, придерживаюсь того мнения, что нет людей однозначно плохих или однозначно хороших. Все люди и плохие, и хорошие в разных отношениях. И если увидеть в человеке положительное и выразить ему свое доверие, может быть, он действительно станет лучше.
— А есть такие ходатайства, которых вы не поддерживаете?
— Есть. Я никогда не поддержу человека, который совершил преднамеренное тяжкое преступление. Скажем, убийство. Со всем тем, что касается наркотиков, педофилии, насилия, я тоже непримирим. Обсуждение подобных случаев на наших заседаниях, как правило, короткое. Ну, вот, например, рассматривали прошение о помиловании таксиста, который завез молодую девушку в поселок Московский, изнасиловал ее, убил и закопал тело в лесополосе. Помиловать его? Нет, конечно!
— Вы считаете, тюрьма исправляет?
— Ни один лишний день, проведенный в тюрьме, не делает человека лучше. Однако я имею в виду людей, оказавшихся там случайно, по глупости, — таких в наших колониях много, их надо оттуда вытаскивать, иначе тюрьма не то что не перевоспитает их, но погубит.
— Многие недоверчиво относятся к раскаянию осужденных: мол, все они там льют крокодиловы слезы, лишь бы только скостили срок. Что вы думаете по этому поводу?
— За двенадцать лет, что работаю в комиссии, я научился, как мне кажется, разбираться в людях — по их письмам, по разговору, по поведению… Если в письме осужденный еще может как-то схитрить — бумага все стерпит, то при встрече ему это сделать гораздо сложнее. Именно поэтому мы довольно часто выезжаем в колонии, чтобы лично пообщаться с осужденными. Поначалу эти поездки производили на меня тягостное впечатление. Люди подходят, просят, начинают наперебой рассказывать свои истории: у этого два маленьких ребенка дома, у того — четыре, у третьего — мать-инвалид при смерти, которую он не увидит, если будет сидеть до конца срока… Более того, случались и совсем неожиданные встречи, когда ко мне, например, подошел парень и сказал: «Михаил Анатольевич, а вы моего отца должны знать.» Оказалось, и правда, знаю — замечательный известный в городе человек. Сын попал в тюрьму за то, что в драке убил человека, а отец, узнав это, умер от инфаркта. Была и другая встреча — меня узнала осужденная из женской колонии, с которой, как выяснилось, мы какое-то время жили в одном доме. Начальник колонии рассказал потом, что у нее клептомания — сидит пятый раз и все за кражу кожаных курток. Я говорю ей: «Милая, тебе нужна была куртка? Так обратилась бы ко мне!» Она: «Да не нужна мне была куртка, просто красть нравится.»
— Не устали от подобных историй, чужих судеб, просьб, которые не всегда удается выполнить?
— Устал. Уже второй год говорю об этом нашему председателю Владимиру Ульянову, но он попросил меня задержаться еще на год. Я же, получается, ветеран — должен передавать опыт новым участникам комиссии. Ну, что ж, буду работать дальше. И дальше настаивать на том, что в каждом человеке есть что-то хорошее, надо только внимательнее присмотреться.
… Я слышала немало отзывов о работе комиссии по помилованию и в принципе о помиловании в нашей стране — в том числе от скептически настроенных осужденных, многие из которых даже и не пробуют писать прошений. Дескать, чего марать бумагу, если все равно «там зарубают 99 процентов ходатайств». Но Михаил Капеко искренне верит в то, что делает. И хочет, чтобы люди, которые действительно «насиделись» и готовы выйти на свободу с чистой совестью раньше положенного срока, тоже верили: инструкция, кого и в каком порядке можно просить о помиловании, вывешенная на информационной доске каждой колонии, — не просто бумага, но шанс на нормальную жизнь.