Нам придется стать добрее
Когда мы сталкиваемся лишь с намеком на детский суицид, то первый порыв — отыскать виновного.
Детский суицид пугает взрослых значительно больше, чем самих детей. Дети и подростки не до конца осознают собственную смертность, конечность своего бытия. А взрослые осознают. Для них дети — один из немногих способов бороться со страхом смерти. И когда перспектива продолжения жизни на Земле начинает уничтожать сама себя, это вызывает чрезвычайно сильный душевный зуд, требующий немедленного действия — найти ответственного, принять меры. «Ведь не могло же ребенку быть до такой степени невыносимо! Просто за ним не досмотрели.»
И в первую очередь палец общественности показывает на родителей: «Они должны были заботиться о душевном комфорте ребенка!» Бесспорно — они самые близкие люди. Теоретически.
И вот шелестят страницы монографий по психологии, перечисляющих, что должен и чего ни в коем случае не должен делать современный родитель: должен хвалить, но не слишком; должен давать свободу, но выставлять рамки; должен приучать к самостоятельности, но не забывать о контроле.
Конечно, неплохо бы будущим мамам и папам перед походом в ЗАГС получать педагогическое образование, но. Вернемся в реальность: каждый родитель, вчитываясь в противоречивые рекомендации, всплескивает руками: «Я же на работе! Что он будет есть, если я, забросив дела, возьмусь воспитывать его круглые сутки!»
И в этом ровно столько же правды, сколько и в призывах «обратить, наконец, внимание на собственных детей».
Поэтому обвиняющий перст разворачивается на 180 градусов и утыкается в школу: «Вот кто занимается детьми по шесть-восемь часов в день. Им за это еще и зарплату платят!»
Классные руководители, психологи. Первые, может, и рады бы уделять больше внимания каждому ученику, но три десятка детей в своем классе да еще занятия по предмету в других. Мы привыкли предъявлять к педагогам невероятно высокие требования, ведь это у нас просто работа, а у них — призвание. Нет, даже так: Призвание! Но они тоже живые люди. И их ресурс — как внутренний, душевный, так и банально временной — ограничен.
Eсть еще школьные психологи. А кто такие психологи? Люди с дипломом гуманитарного вуза, не знающие толком, как влияют гормоны на поведение, и по какому принципу работает мозг. Все их инструменты — на бумаге. А то и просто в голове — ты хорош настолько, насколько эмпатичен (чтобы понять проблему) и насколько харизматичен (чтобы в чем-то клиента убедить).
Конечно, есть профессионалы, которым для эффективной работы хватает и этого. Но их мало. В большинстве же психологи поступили в свой вуз по той же причине, по которой пошли туда многие филологи, историки и социологи — там, где надо сдавать математику или химию, шансов не было.
При этом они занимаются проблемами околомедицинскими. Но, в отличие от врачей, не сдают регулярно экзаменов, подтверждающих квалификацию. Можно просидеть несколько лет дома и потом выйти на работу школьным психологом: если в первой попавшейся школе усомнятся в твоей квалификации, то во второй примут — оклад на этой должности невелик и желающих работать за него немного.
Заметит ли грустное детское лицо в коридоре специалист, плохо приспособленный к своей работе, да еще и заваленный дополнительной нагрузкой (психологу тоже надо детей кормить)?
. Но даже если представить, что завтра мы проснемся, и все эти проблемы разрешатся, останется еще одна. Травля в школе. После конфликтов в семье — вторая по распространенности причина, по которой подростки пытаются свести счеты с жизнью: особенно страшно дети изводят себе подобных именно в возрасте 11-15 лет. Изгоем может стать худой или толстый, глупый или начитанный, но чаще в жертв превращают тех, в ком видят «социально неодобряемые качества». Eсли родители ругают мигрантов, дети будут травить тех, чья кожа хоть на тон темнее их собственной; если родители презирают бедных, дети набросятся на одноклассника, который не имеет «айфона»; если родители ненавидят геев, дети ополчатся против «немужественных» мальчиков и «неженственных» девочек. Они слышат все, что вы говорите, и отражают ваши слова в кривом зеркале.
Пока большие не прекратят публично ненавидеть, маленькие будут страдать.