Апофеоз
Апофеоз — слово греческое. Как утверждают словари, употребляется в двух значениях: прославление, возвеличение «кого-чего-нибудь» или торжественная массовая сцена театрального представления.
То, что происходило в тюменской филармонии вечером 12 июня, — апофеоз в обоих смыслах. На закрытии концертного сезона Тюменский государственный симфонический оркестр и две хоровые капеллы — тюменская и магнитогорская — исполняли Девятую симфонию Бетховена.
. Здесь по сюжету требуется пауза, чтобы читатель смог оценить весь масштаб новости, о которой мы хотим ему сообщить. Но газетный текст — не радио- или телепередача. Люфт-паузы здесь технически невозможны. Поэтому продолжим.
Девятую симфонию, написанную уже практически оглохшим композитором, считают вершиной его симфонического творчества. Eе называют уникальной, философской, открывшей новые пути для симфонистов XIX века. Eе называют «памятником, который воздвиг себе композитор». Не будучи музыкантом, я даже не стану пытаться совершить невозможное — передать словами совершенство Девятой симфонии.
Вместе с тем мне хотелось бы предположить (только предположить!), что исполнение этой симфонии тюменским оркестром в качестве финала первого концертного сезона говорит не только о мастерстве исполнителей, не только о вполне понятной дерзости музыкантов, упоенных свершенным, но и о том, что этот молодой коллектив отныне громко и уверенно заявил о себе на музыкальном пространстве страны. И как знать, каким эхом еще отзовется этот концерт в его прекрасном, я не сомневаюсь, будущем.
Я видел работу оркестра с высоты третьего яруса. Именно — работу. Видел, как напрягались спины и плечи. Как стремительно скользили по струнам пальцы. Как надувались и опадали щеки флейтистов, трубачей, валторнистов. И как трудился, быть может, самый работающий человек на этой сцене. Дирижер.
Ну сколько там весит его маршальский жезл — дирижерская палочка, кусочек дерева, отполированного воском, длиной около 40 сантиметров? 15-20 граммов? Но отчего же так жарко дирижеру на его возвышении? Пот заливает лицо, и приходится едва ли не поминутно поправлять соскальзывающие очки. А в коротких паузах так и вовсе вытирать лицо и шею.
Сколько весит эта палочка в руке Eвгения Шестакова, главного дирижера тюменского симфонического, — двадцать граммов? Немного. Но ведь на другом конце невидимой нам нити, соединяющей этот символ власти с каждым уголком большой сцены, — сотня музыкантов с их инструментами. И почти невесомые серебряные флейты, и закрученные в спирали валторны, и изящные скрипки, и тот, взрывающийся грохотом, барабан.
В этот вечер, в накрытом ступенчатым куполом пространстве большого концертного зала, торжествовала музыка. Но не только она.
Две с половиной тысячи ладоней слились в сотрясающей стены овации. Да, это был апофеоз Людвига ван Бетховена. Да, это был апофеоз Девятой симфонии. Да, это был апофеоз молодого Тюменского государственного симфонического оркестра. Но был еще кое-кто, блестяще проявивший себя в этот вечер.
Это Тюменский Зритель. 1200 человек, что пришлепали под проливным дождем, а потом, затаив дыхание, слушали. Первую часть симфонии — сонатное аллегро (16 минут), потом вторую часть — стремительное скерцо (11 минут), потом третью — Adajio cantabile (16 минут) и, наконец, финал, в котором звучит текст «Оды к радости» Фридриха Шиллера (25 минут). И — подлинный восторженный благодарный финал этого вечера — более четверти часа аплодисментов.
Двадцать лет назад молодой директор тюменской филармонии Михаил Бирман начал не сразу замеченный нами, местными слушателями, поворот музыкального корабля от массовой культуры к классике. За двадцать лет в городе вырос и воспитался новый слушатель. Я спросил Бирмана после концерта: какой из двух результатов его радует больше — успех оркестра или успех зрителя? И после маленькой паузы Михаил Михайлович показал в сторону зрительного зала.