Маленький человек в большом суде
За то время, что я посещаю суды в качестве слушателя, у меня сложилось четкое представление о здешней иерархии: если у тебя есть возможность нанять адвоката, который будет в процессе держать лицо «кирпичом» и сыпать сложносочиненными терминами, твою позицию, может быть, примут во внимание.
А если некий гражданин рискнет сунуться в калашный ряд правосудия со своим не юридическим рылом, то пусть будет готов пожинать плоды столь опрометчивого поступка: придется краснеть, мямлить, ронять стулья, пробираясь к нужному месту в зале под окрики судебных приставов: «Да не сюда, а вон туда!», невпопад вставать и садиться при стремительном появлении судей в развевающихся мантиях. Чего-то хотите от закона? Так получайте же по первое число!
Во время общения с людьми, оказавшимися один на один с проблемами, требующими судебного разрешения, у меня часто свербит в носу. До слез. Слабачка! Вот бы мне выдержку, как у судей, — из серии «ничего личного, только работа». Интересно, дают ли они уроки на эту тему? Думаю, если задам подобный вопрос кому-нибудь из судейского сообщества, то презрительного испепеляющего взгляда, под которым скукожусь, растекусь лужицей, а потом и вовсе испарюсь, мне не избежать.
Бьюсь об заклад, именно так — испаряющейся лужицей — чувствовала себя Надежда Игнатьевна. В среду она пришла на апелляционное заседание в областной суд, где рассматривали жалобу ее бывшего мужа, который не согласен с решением суда первой инстанции о разделе совместно нажитого имущества. Дело болезненное, что всегда бывает, когда споры возникают между некогда близкими людьми. И по-бытовому запутанное.
Надежда Игнатьевна и думать никогда не думала, что в зрелом возрасте вдруг придется разводиться с супругом, с которым прожили 17 лет и родили ребенка. Так что не готовила никакой подушки безопасности в виде документов, свидетельствующих, какой финансовый вклад внесла лично она в покупку квартиры в центре города. Все последнее время была занята несколько другим — работала на трех работах, разрываясь между ними и тяжело больной матерью. А когда все- таки дошло до развода, то пошла в суд и подала иск о разделе имущества.
— Хотя большая часть средств, вложенных в покупку новой квартиры, — это деньги с продажи квартиры моих родителей, — говорит Надежда Игнатьевна. — Ну, да ладно… Покупали-то мы ее, когда были в браке, и по закону она считается совместно нажитой.
Признаюсь честно, мне сложно судить, насколько справедливо суд первой инстанции «раскидал» доли между супругами (даже дипломированные юристы, работающие на ниве жилищных споров, постоянно обновляют свои знания, сверяясь с судебной практикой и поправками в многочисленных законодательных актах). Но факт в том, что жена с этим решением согласилась, а мужу показалось мало, и он пошел дальше по инстанциям. Но сам на апелляционное заседание не явился, отправив туда своего представителя — женщину с вкрадчивым голосом, которая говорила все правильно, по протоколу, радуя слух судей.
Сбивчивые же речи растерянной Надежды Игнатьевны («я же ничего в этом не понимаю», — успела она шепнуть мне перед началом заседания) поверенных Фемиды явно раздражали — повышенный тон тому свидетельством. В конце концов, кто-то из трех судей не выдержал и припечатал:
— Это не наше дело! Это ваше дело! И вы обязаны предоставить по нему все доказательства.
И ведь не поспоришь — опять получается все правильно. Только на протяжении всего заседания кажется, что перед коллегией судей сидит на краешке стула не запутавшаяся в специфических формулировках (все слова по отдельности несут определенный смысл, но когда они складываются вместе, получается что-то мало понятное для обывательского сознания) женщина, а нерадивый ученик. И строгие учителя выговаривают ему (ей!) за невыученный урок, щедро осыпая терминами, витиеватыми математическими формулами и окатывая волнами собственного непререкаемого авторитета.