«Здравствуй, земля целинная!»
Окончание. Начало в N 199.
На бригаде
Из 12-й бригады пришли три гусеничных трактора, прицепили наши три комбайна, сзади – жатки, и поехали мы километров за 20 в степь по грунтовой плохо наезженной дороге среди поспевающих и уже созревших хлебов.
Поля уходили к далекому горизонту, везде совершенно ровному, без всяких ориентиров. Пшеница на земле, сверху выцветшее от жары небо в редких облаках – и все. И среди пшенично-небесного простора гремят наши комбайны – «степные корабли», как уже стали писать о них журналисты.
Наконец, догремели до бригады. У перекрестка степных дорог огорожен квадрат сто на сто метров. Посреди – вагончик бригадира, вагончик-кухня и еще один, для комбайнеров и помощников. Открытый ток с зерноочистительными машинами заасфальтирован. Работающие на току студенты – отчасти наши однокурсницы, отчасти из других вузов – живут в огромном шалаше. Бульдозером вырыт в земле длинный котлован глубиной метра полтора, над ним поставлена накрытая соломой крыша. Шалаш посредине поперек разделен дощатой стенкой: с одной стороны живут парни, с другой – девушки. И тоже договор – не ругаться, поскольку слышимость стопроцентная. Спят на матрасах.
Питьевую воду привозил водовоз и сливал в закопанную возле столовой цистерну, черпали воду специальным ведром. Однажды туда заскочили два степных грызуна – тушканчика – и утонули. Студенты сообщили в здравпункт. Приехали врач, парторг… Переполошили всех. Откачали воду, выбросили «утопленников», дезинфицировали цистерну… С неделю были трудности с водой. Питались только компотом с хлебом, столовая не работала.
Кормили, кстати, все время хорошо: обед из трех блюд, хлеб вволю. Но везде был «сухой закон», даже пива не было.
Сначала уборка шла хорошо. Урожай отличный, зерно сухое. Его увозили на элеватор к железной дороге. Работали дотемна, пока первая роса не увлажнит колосья. Каждый раз таскали «на бригаду» комбайны на ночь, в степи могли уворовать цепи – и тогда прощай, уборка.
Машины не успевали отвозить зерно. Набрав бункер, мы поднимали над комбайном белый флаг, а сами ждали. Наш тракторист Петро – досрочно освобожденный из мест заключения. Осужден на три года – побил спьяна вредную тещу… В ожидании машины он глушил трактор, залезал на крышу кабины, садился по-турецки и пел тюремные песни. Петро стеснялся нашей помощницы Светы и в местах, где полагалось произносить матерные слова, пел «ай-я-я-яй».
Однажды в соседней бригаде загорелся комбайн, огонь перекинулся на поле неубранной пшеницы. Наши поля со стороны пожара срочно опахали, а нам выдали лопаты и расставили на расстоянии пяти метров друг от друга, чтобы не дать огню прорваться через пахоту. Правда, нам стараться сильно не пришлось: вспаханная полоса оказалась достаточно широкой, чтобы задержать пламя. Нам осталось только прибить остатки где лопатами, а где ногами. Но вид стены дыма и огня, идущих на тебя с пулеметным треском горящей соломы, помнится до сих пор.
На следующий же день нам привезли новые огнетушители и выдали под расписку. К счастью, таких пожаров больше не было…
Иногда к нам заезжали девушки из нашего научного отряда. Они обследовали поля на засоренность овсюгом. Этот злостный сорняк завезли на прежде чистые целинные земли с семенами, и он прекрасно прижился, стал быстро размножаться. Пшеничные колосья повреждали гусеницы зерновой совки. Их развелось столько, что в бункере иной раз была половина зерна, половина гусениц. А еще их сильно с соломой уносило. На току гусениц отделяли на очистительных машинах, ведрами уносили в яму и прикапывали землей.
Осень наступила
Во второй половине сентября залегла непогода: то дождь, то снег. Неделя, вторая… Все отоспались за прошлое и устали спать про запас. Рассказали на десять раз все анекдоты. В пух-прах избили карты…
Радио не было, газет – тоже. Что в мире делается, никто не знал. В поселок пробирался только бригадир на мотоцикле, привозил устные новости. Я развлекал любителей поэзии чтением стихов до первого повторения. Меня хватало тогда на полтора часа.
Мы все больше месяца не были в бане, брились с холодной водой. У некоторых на лицах появилась экзема. А потом откуда-то свалились на нас вши, и размножились очень быстро… Нам организовали баню, возили в поселок в открытой машине. Мы набились в жаркую парилку и стояли там, прогревая расчесанные тела. Уши горели от жара, но тело его не ощущало. Хорошо бы было веничком себя погладить, но какой веник в степи? Полынный только скользил по телу, не снимая месячной грязи.
Одежду нашу прожарили в вошебойке. Полегчало…
В начале сентября прислали к нам на практику парней из Украины, из училища механизации. В степную непогоду они быстро простудились, поскольку были одеты легко. Появились на теле фурункулы. С нами жил такой бедолага, длинный и тощий – Саня. Мы его звали Санчо.
В непогоду Санчо ложился на полку, клал на грудь гитару и слушал струны. Оттянет и отпустит, слушая, пока угаснет звук. Опять оттянет и отпустит…
Мы спрашивали в конце концов: «Санчо, ну сколько можно терзать гитару?»
Он спокойно отвечал: «Що б вы зналы, што я граю, выб плакалы». И оттягивал очередную струну…
Мы собирались и уходили в гости в шалаш. Тяжело человеку болеть вдали от родины.
Ветер гонял по сжатой степи перекати-поле – ветвистые степные шарообразные растения. Они к осени у корня становились ломкими, ветер их сбивал и катил дальше…
Всему бывает конец
К середине октября кое-как закончилась наша уборочная компания. Стало уже подмораживать. Пришла команда собираться и ехать в поселок. Девушек с тока и столовой увезли днем раньше.
Наши трактористы в последний раз прицепили комбайны и колонной двинулись по степи. Она резко сменила свой вид: золото жнивья сменялось черными полосами вспашки, ветер катил длинные валы перекати-поля, все покрывало небо в серых тучах.
Опять мы поселились в своем общежитии и неделю разбирали, мыли в дизтопливе детали комбайнов, смазывали и упаковывали в ящики, оттаскивали в кладовую до следующего года. Постепенно комбайны приобрели такой же жалкий вид, какой имели в день нашего знакомства с ними.
Вечерами собирались все вместе в бараке, ведь многих не видели почти три месяца. Разговоры, смех, шутки… Мы помылись в бане, постирали белье, чтобы не привезти в столицу вошек.
Начальство подводило итоги нашей работы на уборке. Особенно интересно было узнать: кого наградят медалью за освоение целинных земель? Для этого надо было обмолотить урожай с площади 400 га – немало! Уже назначили день отъезда. Утром всех построили на линейку. Пришли директор и парторг совхоза, наш руководитель с кафедры сельхозмашин доцент А.И. Оськин, один из первых комбайнеров – Героев Социалистического труда…
Всем объявили благодарность за хорошую работу от совхоза, от района, от области. Двоим сокурсникам вручили медали. В полдень нам устроили прощальный обед, а к вечеру поезд «Ташкент – Москва» забрал нас в свои уютные зеленые вагоны.
На обратном пути уже песен про «землю целинную» не пели. Не потому, что она нам опротивела, а потому что опять отсыпались и за прошлое, и на будущее.
Полвека спустя
Некоторым нашим сокурсникам так понравилась целина, что они попросились на производственную практику и уехали туда работать агрономами после окончания академии.
Наибольших успехов на целине достиг мой друг Валентин Коновалов, нас с ним объединяла любовь к поэзии. Он начал с агронома отделения совхоза, стал главным агрономом. За постоянные высокие урожаи ему присвоили звание заслуженного агронома Казахской ССР, пригласили работать в опытное хозяйство Всесоюзного научного института зернового хозяйства вблизи г. Шортанды, где отрабатывалась система почвозащитного земледелия для степи Северного Казахстана.
Когда Казахстан стал самостоятельным государством, большие площади пашни забросили, и бывшая целина частично заросла бурьяном. Радикально настроенные казахи заявили, что им не нужна пашня, что они восстановят исконное скотоводство на возрожденной степи и будут кочевать со стадами по образцу предков. Но они же, видимо, знали, что естественным путем степь сразу не восстанавливается, для этого бывшая пашня должна пройти так называемую бурьянную стадию в течение 15-20 лет. Ускорить этот процесс можно посевом трав, но этого не сделали в надежде на силы природы.
Однако времена меняются, и потребности – тоже. В мире стало не хватать зерна, а на казахской целине оно родилось отменное, из него получались отличные крупы и хлеб. Так что люди понемногу начинают повторно поднимать целину, вводить ее в пашню и сеять зерновые культуры. Желающих кочевать в кибитках много не нашлось.
***
фото: комсомольцы-добровольцы на целине